Шахматы в художественной литературе

Бывает, что шахматы и сама игра, вплетаются в сюжет произведений известных и не очень авторов.
В этой теме можно попытаться собрать книги в электронном или аудио виде
те, которые мы читали/слушали или еще только собираемся прикоснуться.

За шахматной доской писатель Василий Аксёнов.

для аппетита фрагмент:

...В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера и загорелся немыслимым желанием немыслимой победы. "Мало ли что, - думал он, бросая на гроссмейстера лукавые узнающие взгляды, - подумаешь, хиляк какой-то". Попутчик был ярким представителем особой породы людей с розовым крутым лбом. На его левом кулаке татуировкой было обозначено "Г. О.". Борьба была неравной, и на пятом ходу Г. О. уже мог с чистой совестью сдаться...
Они мало говорили, только Г.О. занудно напевал: "Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя...", а про себя думал думы:
Если я его так, то он меня так. Если я сниму здесь, он снимет там, потом я хожу сюда, он отвечает так... Все равно я его добью, все равно доломаю. Подумаешь, гроссмейстер-блатмей стер, жила еще тонка у тебя против меня. Знаю я ваши чемпионаты: договариваетесь заранее. Все равно я тебя задавлю, хоть кровь из носа!


Полностью под спойлером:

Cкрытый текст -

 

Рассказ с преувеличениями.

В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником.
Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. "Мало ли что, - думал он, бросая на гроссмейстера лукавые узнающие взгляды, - мало ли что, подумаешь, хиляк какой-то".
Гроссмейстер сразу понял, что его узнали, и с тоской смирился: двух партий по крайней мере не избежать. Он тоже сразу узнал тип этого человека. Порой из окон Шахматного клуба на Гоголевском бульваре он видел розовые крутые лбы таких людей.
Когда поезд тронулся, спутник гроссмейстера с наивной хитростью потянулся и равнодушно спросил:

- В шахматишки, что ли, сыграем, товарищ?
- Да, пожалуй, - пробормотал гроссмейстер.

Спутник высунулся из купе, кликнул проводницу, появились шахматы, он схватил их слишком поспешно для своего равнодушия, высыпал, взял две пешки, зажал их в кулаки и кулаки показал гроссмейстеру. На выпуклости между большим и указательным пальцами левого кулака татуировкой было обозначено "Г.О.".

- Левая, - сказал гроссмейстер и чуть поморщился, вообразив удары этих кулаков, левого или правого.

Ему достались белые.

- Время-то надо убить, правда? В дороге шахматы - милое дело, - добродушно приговаривал Г.О., расставляя фигуры.

Они быстро разыграли северный гамбит, потом все запуталось.
Гроссмейстер внимательно глядел на доску, делая мелкие, незначительные ходы. Несколько раз перед его глазами молниями возникали возможные матовые трассы ферзя, но он гасил эти вспышки, чуть опуская веки и подчиняясь слабо гудящей внутри занудливой жалостливой ноте, похожей на жужжание комара.

- "Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя...", - на той же ноте тянул Г.О.

Гроссмейстер был воплощенная аккуратность, воплощенная строгость одежды и манер, столь свойственная людям, неуверенным в себе и легко ранимым. Он был молод, одет в серый костюм, светлую рубашку и простой галстук. Никто, кроме самого гроссмейстера, не знал, что его простые галстуки помечены фирменным знаком "Дом Диора". Эта маленькая тайна всегда как-то согревала и утешала молодого и молчаливого гроссмейстера. Очки также довольно часто выручали его, скрывая от посторонних неуверенность и робость взгляда. Он сетовал на свои губы, которым свойственно было растягиваться в жалкой улыбочке или вздрагивать. Он охотно закрыл бы от посторонних глаз свои губы, но это, к сожалению, пока не было принято в обществе.
Игра Г.О. поражала и огорчала гроссмейстера. На левом фланге фигуры столпились таким образом, что образовался клубок шарлатанских каббалистических знаков, было похоже на настройку халтурного духового оркестра, желто-серый слежавшийся снег, глухие заборы, цементный завод. Весь левый фланг пропах уборной и хлоркой, кислым запахом казармы, мокрыми тряпками на кухне, а также тянуло из раннего детства касторкой и поносом.

- Ведь вы гроссмейстер такой-то? - спросил Г.О.
- Да, - подтвердил гроссмейстер.
- Ха-ха-ха, какое совпадение! - воскликнул Г.О.

"Какое совпадение? О каком совпадении он говорит? Это что-то немыслимое! Могло ли такое случиться? Я отказываюсь, примите мой отказ", - панически быстро подумал гроссмейстер, потом догадался, в чем дело, и улыбнулся.

- Да, конечно, конечно.
- Вот вы гроссмейстер, а я вам ставлю вилку на ферзя и ладью, - сказал Г.О. Он поднял руку. Конь-провокатор повис над доской.

"Вилка в зад, - подумал гроссмейстер. - Вот так вилочка! У дедушки была своя вилка, он никому не разрешал ею пользоваться. Собственность. Личные вилка, ложка и нож, личные тарелки и пузырек для мокроты. Также вспоминается "лирная" шуба, тяжелая шуба на "лирном" меху, она висела у входа, дед почти не выходил на улицу. Вилка на дедушку и бабушку. Жалко терять стариков".

Пока конь висел над доской, перед глазами гроссмейстера вновь замелькали светящиеся линии и точки возможных предматовых рейдов и жертв.
Увы, круп коня с отставшей грязно-лиловой байкой был так убедителен, что гроссмейстер только пожал плечами.

- Отдаете ладью? - спросил Г.О.
- Что поделаешь.
- Жертвуете ладью ради атаки? Угадал? - спросил Г.О., все еще не решаясь поставить коня на желанное поле.
- Просто спасаю ферзя, - пробормотал гроссмейстер.
- Вы меня не подлавливаете? - спросил Г.О.
- Нет, что вы, вы сильный игрок.

Г.О. сделал свою заветную "вилку". Гроссмейстер спрятал ферзя в укромный угол за террасой, за полуразвалившейся каменной террасой с резными подгнившими столбиками, где осенью остро пахло прелыми кленовыми листьями. Здесь можно отсидеться в удобной позе, на корточках. Здесь хорошо, во всяком случае, самолюбие не страдает. На секунду привстав и выглянув из-за террасы, он увидел, что Г.О. снял ладью.
Внедрение черного коня в бессмысленную толпу на левом фланге, занятие им поля, занятие им поля "b4", во всяком случае, уже наводило на размышления.
Гроссмейстер понял, что в этом варианте, в этот весенний зеленый вечер одних только юношеских мифов ему не хватит. Все это верно, в мире бродят славные дурачки - юнги Билли, ковбои Гарри, красавицы Мери и Нелли, и бригантина поднимает паруса, но наступает момент, когда вы чувствуете опасную и реальную близость черного коня на поле "b4". Предстояла борьба, сложная, тонкая, увлекательная, расчетливая. Впереди была жизнь.

Гроссмейстер выиграл пешку, достал платок и высморкался. Несколько мгновений в полном одиночестве, когда губы и нос скрыты платком, настроили его на банально-философический лад. "Вот так добиваешься чего-нибудь,- думал он, - а что дальше? Всю жизнь добиваешься чего-нибудь; приходит к тебе победа, а радости от нее нет. Вот, например, город Гонконг, далекий и весьма загадочный, а я в нем уже был. Я везде уже был".
"На его месте Петросян бы уже сдался", - подумал гроссмейстер.
Потеря пешки мало огорчила Г.О.: ведь он только что выиграл ладью. Он ответил гроссмейстеру ходом ферзя, вызвавшим изжогу и минутный приступ головной боли.
Гроссмейстер сообразил, что кое-какие радости еще остались у него в запасе. Например, радость длинных, по всей диагонали, ходов слона. Если чуть волочить слона по доске, то это в какой-то мере заменит стремительное
скольжение на ялике по солнечной, чуть-чуть зацветшей воде подмосковного пруда, из света в тень, из тени в свет. Гроссмейстер почувствовал непреодолимое страстное желание захватить поле "h8", ибо оно было полем любви, бугорком любви, над которым висели прозрачные стрекозы.

- Ловко вы у меня отыграли ладью, а я прохлопал, - пробасил Г.О., лишь последним словом выдав свое раздражение.
- Простите, - тихо сказал гроссмейстер. - Может быть, вернете ходы?
- Нет-нет, - сказал Г.О., - никаких поблажек, очень вас умоляю.
- "Дам кинжал, дам коня, дам винтовку свою...", - затянул он, погружаясь в стратегические размышления.

Бурный летний праздник любви на поле "h8" радовал и вместе с тем тревожил гроссмейстера. Он чувствовал, что вскоре в центре произойдет накопление внешне логичных, но внутренне абсурдных сил. Опять послышится какофония и запахнет хлоркой, как в тех далеких проклятой памяти коридорах на левом фланге.

- Вот интересно: почему все шахматисты - евреи? - спросил Г.О.
- Почему же все? - сказал гроссмейстер. - Вот я, например, не еврей.
- Правда? - удивился Г.О. и добавил: - Да вы не думайте, что я это так. У меня никаких предрассудков на этот счет нет. Просто любопытно.
- Ну, вот вы, например, - сказал гроссмейстер, - ведь вы не еврей.
- Где уж мне! - пробормотал Г.О. и снова погрузился в свои секретные планы.

"Если я его так, то он меня так, - думал Г.О. - Если я сниму здесь, он снимет там, потом я хожу сюда, он отвечает так... Все равно я его добью, все равно доломаю. Подумаешь, гроссмейстер-блатмейстер, жила еще у тебя тонкая против меня. Знаю я ваши чемпионаты: договариваетесь заранее. Все равно я тебя задавлю, хоть кровь из носа!".

- Да-а, качество я потерял, - сказал он гроссмейстеру, - но ничего, еще не вечер.

Он начал атаку в центре, и, конечно, как и предполагалось, центр сразу превратился в поле бессмысленных и ужасных действий. Это была не любовь, не встреча, не надежда, не привет, не жизнь. Гриппозный озноб и опять желтый снег, послевоенный неуют, все тело чешется. Черный ферзь в центре каркал, как влюбленная ворона, воронья любовь, кроме того, у соседей скребли ножом оловянную миску. Ничто так определенно не доказывало бессмысленность и призрачность жизни, как эта позиция в центре. Пора кончать игру.
"Нет, - подумал гроссмейстер, - ведь есть еще кое-что, кроме этого".
Он поставил большую бобину с фортепьянными пьесами Баха, успокоил сердце чистыми и однообразными, как плеск волн, звуками, потом вышел из дачи и пошел к морю. Над ним шумели сосны, а под босыми ногами был скользкий и пружинящий хвойный наст.
Вспоминая море и подражая ему, он начал разбираться в позиции, гармонизировать ее. На душе вдруг стало чисто и светло. Логично, как баховская coda, наступил мат черным. Матовая ситуация тускло и красиво засветилась, завершенная, как яйцо. Гроссмейстер посмотрел на Г.О. Тот молчал, набычившись, глядя в самые глубокие тылы гроссмейстера. Мата своему королю он не заметил. Гроссмейстер молчал, боясь нарушить очарование этой минуты.

- Шах, - тихо и осторожно сказал Г.О., двигая своего коня. Он еле сдерживал внутренний рев.

...Гроссмейстер вскрикнул и бросился бежать. За ним, топоча и свистя, побежали хозяин дачи, кучер Еврипид и Нина Кузьминична. Обгоняя их, настигала гроссмейстера спущенная с цепи собака Ночка.

- Шах, - еще раз сказал Г.О., переставляя своего коня, и с мучительным вожделением глотнул воздух.

...Гроссмейстера вели по проходу среди затихшей толпы. Идущий сзади чуть касался его спины каким-то твердым предметом. Человек в черной шинели с эсэсовскими молниями на петлицах ждал его впереди. Шаг - полсекунды, еще шаг - секунда, еще шаг - полторы, еще шаг - две... Ступеньки вверх. Почему вверх? Такие вещи следует делать в яме. Нужно быть мужественным. Это обязательно? Сколько времени занимает надевание на голову вонючего мешка из рогожи? Итак, стало совсем темно и трудно дышать, и только где-то очень далеко оркестр бравурно играл "Хас-Булат удалой".

- Мат! - как медная труба, вскрикнул Г.О.
- Ну вот видите, - пробормотал гроссмейстер, - поздравляю!
- Уф, - сказал Г.О., - оф, ух, прямо запарился, прямо невероятно, надо же, черт возьми! Невероятно, залепил мат гроссмейстеру! Невероятно, но факт! - Захохотал он.
- Ай да я! - Он шутливо погладил себя по голове. - Эх, гроссмейстер вы мой, гроссмейстер, - зажужжал он, положил ладони на плечи гроссмейстера и дружески нажал, - милый вы мой молодой человек... Нервишки не выдержали, да? Сознайтесь?
- Да-да, я сорвался, - торопливо подтвердил гроссмейстер.

Г. О. широким свободным жестом смел фигуры с доски. Доска была старая, щербленая, кое-где поверхностный полированный слой отодрался, обнажена была желтая, измученная древесина, кое-где имелись фрагменты круглых пятен от поставленных в былые времена стаканов железнодорожного чая.
Гроссмейстер смотрел на пустую доску, на шестьдесят четыре абсолютно бесстрастных поля, способных вместить не только его собственную жизнь, но бесконечное число жизней, и это бесконечное чередование светлых и темных полей наполнило его благоговением и тихой радостью. "Кажется, - подумал он,- никаких крупных подлостей в своей жизни я не совершал".

- А ведь так вот расскажешь, и никто не поверит, - огорченно вздохнул Г.О.
- Почему же не поверят? Что же в этом невероятного? Вы сильный, волевой игрок, - сказал гроссмейстер.

Никто не поверит, - повторил Г.О., - скажут, что брешу. Какие у меня доказательства?

- Позвольте, - чуть обиделся гроссмейстер, глядя на розовый крутой лоб Г.О., - я дам вам убедительное доказательство. Я знал, что я вас встречу.

Он открыл свой портфель и вынул оттуда крупный, с ладонь величиной золотой жетон, на котором было красиво выгравировано: "Податель сего выиграл у меня партию в шахматы. Гроссмейстер такой-то".

- Остается только проставить число, - сказал он, извлек из портфеля гравировальные принадлежности и красиво выгравировал число в углу жетона.
- Это чистое золото, - сказал он, вручая жетон.
- Без обмана? - спросил Г.О.
- Абсолютно чистое золото, - сказал гроссмейстер. - Я заказал уже много таких жетонов и постоянно буду пополнять запасы.

Февраль 1965 г.

Несколько фрагментов из рассказа:

Перед доской:
- Что он делает? Что он делает?
- Что? Что?
- Вы не видите? Он же подставил лошадь под туру! А Маршалл - ноль внимания! Псс! Маэстро! Пустите меня к маэстро! На пару слов. Товарищ Маршалл, одну минуточку. Пссс! Обратите внимание на противниковскую лошадь, которая стоит слева от угла, - берите ее турой, пока не поздно. Мой вам совет.
- Граждане, не шумите.
- То есть как это не шуметь, если на глазах у всех пропадает такой случай с чужой лошадью!
- Да ведь конь-то черный?
- Черный.
- И тура-то черная?
- Ну, ч-черная...
- Так что же вы хотите, чтобы маэстро съел чужую лошадь чужой же турой?
- Разве они чужие? Первый раз вижу! Извиняюсь.


***

- Знаете, Капабланка женат на дочери Форда, которая ему в свое время поставила условием, что будет его женой только в том случае, если он станет чемпионом мира. И он стал.
- Ну?
- Надеюсь, теперь вы понимаете, почему он проигрывает?
- Не понимаю.
- Чудак! Приданое-то он успел перевести на свое имя и теперь хочет от нее отвязаться. Кажется, довольно ясно.

Полностью под спойлером:

Cкрытый текст -

 

ШАХМАТНАЯ МАЛЯРИЯ

Ах, обыватели, обыватели! Ну, скажите честно, по совести, положа руку на сердце: что вам шахматы? что вы шахматам?
И тем не менее обывательский нос считает своим священным долгом с громким сопением сунуться в блестящую, классическую, мудрую клетчатую доску.
- Как вам нравится?
- Ну?
- Ильин-Женевский!
- Ну?
- Капабланку!
- Ну?
- Черт вас возьми! Как нравится, я спрашиваю, Ильин-Женевский, который разбил Капабланку?
- Лавочка.
- Позвольте... Но ведь я же сам... Газеты... И вообще...
- Я вам говорю, лавочка. Вы понимаете, и тут замешано...
- Ну?
Шепотом:
- По-лит-бю-ро.
- Ой!
- Вот вам и "ой". Только между нами, конечно. Женевскому предписали в порядке партийной дисциплины. Вы же понимаете, что бедняге ничего не оставалось делать.
- Да что вы говорите?
- Сам читал путевку, полученную Женевским из МК. Черным по белому: "Тов. Женевский настоящим командируется на международный шахматный турнир. В ударном порядке тов. Женевскому предписывается в порядке партийной дисциплины обыграть империалистического чемпиона мира, кубанского белогвардейца гр. Капабланку. Об исполнении сообщить".
- Вот эт-та трю-ук! Спасибо, что сказали! Бегу, бегу!
- Последняя новость. Знаете, почему Торре проиграл Боголюбову?
- Знаю. Получил телеграмму из Мексики.
- А что в телеграмме было написано?
- Было написано: "Ковбои напали на наше ранчо, угнали весь скот, сожгли маис, твое присутствие необходимо". Сами понимаете, после такой телеграммы...
- Ерунда! Там было сказано: "Мама сердится, возвращайся в Мексику. Саша". Сами понимаете, после такой теле...
- Что? Телеграмма из Мексики? Вздор! Телеграмма была от фашистов с Кубы: "Выиграешь - застрелим". Сами понима...
- Позвольте, при чем здесь Куба? Ведь играл-то он не с Капабланкой, а с Боголюбовым!
- Разве? А я, знаете ли, как-то сразу не обратил внимания.
- Бедняжка Капабланка!
- А что такое, душечка?
- Да как же! Войдите в его положение. Привезли, несчастного, в чужой город. Ни одной знакомой женщины. Холодно. Пальто нету. Языка не знает. В шахматы играет неважно... Ужас!
Перед доской:
- Что он делает? Что он только делает?
- Что? Что?
- Вы не видите? Он же подставил лошадь под туру! А Маршалл ноль внимания! Псс! Маэстро! Пустите меня к маэстро! На пару слов. Товарищ Маршалл, одну минуточку. Пссс! Обратите внимание на противниковскую лошадь, которая стоит слева от угла, - берите ее турой, пока не поздно. Мой вам совет.
- Граждане, не шумите.
- То есть как это не шуметь, если на глазах у всех пропадает такой случай с чужой лошадью!
- Да ведь конь-то черный?
- Черный.
- И тура-то ведь черная?
- Ну, ч-черная...
- Так что же, вы хотите, чтобы маэстро съел чужую лошадь чужой же турой?
- Разве они чужие? Первый раз вижу! Извиняюсь.
- Как он пошел?
- Е2 - Е4.
- Ну, знаете, после такого хода Зубареву остается одно: пойти на "Д.Е."!
- Смотрите - живой Ласкер пьет пиво с живым Ретти.
- Еще, чего доброго, допьются до белых слонов.
- Скажите, товарищ, какой был дебют?
- Как вам сказать. Ни то ни се. Так себе дебют.
- Знаете, Капабланка женат на дочери Форда, которая ему в свое время поставила условием, что будет его женой только в том случае, если он станет чемпионом мира. И он стал.
- Ну?
- Надеюсь, теперь вы понимаете, почему он проигрывает?
- Не понимаю.
- Чудак! Приданое-то он успел перевести на свое имя и теперь хочет от нее отвязаться. Кажется, довольно ясно.
- Слышали анекдот? Шпильман... xa-xa-xa... встречается в вагоне третьего класса с Тартаковером и гово...
- Слышал, слышал, хи-хи...
Вам, на три четверти наполняющим классические залы шахматного турнира, обыватели, посвящаю эти теплые строки.
Вам, чтоб вы сдохли!
1925
МРАЧНЫЙ СЛУЧАЙ
Председатель правления побегал рысью по кабинету и снова тяжело опустился в кресло.
- Так что же, товарищи, делать? Как быть? Быть-то как?
Члены тяжело молчали.
Председатель прочно взял себя за волосы и зашептал:
- Боже... боже... Как быть? Быть-то как? В понедельник кассир "Химвилки" спер двенадцать тысяч наличными и бежал. Во вторник главбух "Красного мела" постарался... восемь тысяч... подложный ордер... Бежал... Третьего дня - "Иголки-булавки". Артельщик... Десять тысяч спер... Бежал... Позавчера и вчера целый день крали в соседнем кооперативе - двадцать одну тысячу сперли. Заведующий и председатель бежали... О, боже! На нашей улице, кроме нас, один только "Дело табак" и остался нерастраченный. Так сказать... положение угро...
В этот момент в кабинет ворвался курьер Никита.
- Так что, - сказал он одним духом, - который кассир из треста "Дело табак" только что пятнадцать тысяч на извозчике упер на вокзал!
Повисло тягостное молчание.
- Я так и предчувствовал, - глухо зашептал председатель, покрываясь смертельней бледностью, - так и предчувствовал... Ну-с, товарищи... Теперь, значит, мы... на очереди... Больше некому... Мы одни не этого самого...
Председатель снова забегал по кабинету, тревожно поглядывая на часы.
- Что же делать? Боже, что же делать? Никита, позови бухгалтера и кассира. Только, ради бога, поскорее. А то знаешь, Никита... это самое... Ну, голубчик, беги!
Через пять минут в кабинет с достоинством вошли бухгалтер и кассир.
- Милые вы мои! Дорогие друзья!
- воскликнул радостно председатель правления.
- Как это мило с вашей стороны, что зашли! Что же вы не садитесь? Никита, стулья!.. Впрочем, что это я! Никита, кресла! Чайку? Кофейку? Иван Иваныч, вам сколько кусочков сахару? Павел Васильевич, а лимончику чего же не берете? Лимончик, знаете ли, согласно последним научным данным, весьма и весьма способствует, это самое... внутренней секреции... как говорится, в той стране, где зреют апельсины. Хе-хе-с...
Председатель вплотную придвинулся к бухгалтеру и кассиру, сердечно взял их за руки и, задушевно заглянув им в глаза, вкрадчиво сказал:
- А ведь "Дело табак" тово... Пятнадцать тысяч... На извозчике... Кассир... Увез, знаете...
Бухгалтер и кассир молчали.
- Увез, знаете ли...
- тоскливо сказал председатель.
- Прямо, знаете ли, сел на извозчика и - тово... Одни мы теперь на всей улице, так сказать, и остались...
Бухгалтер и кассир молчали.
- Дорогие мои друзья Иван Иванович и Павел Васильевич!
- воскликнул председатель с полными слез глазами.
- Голубчики вы мои! На вас вся наша надежда! На вас, так сказать, с любовью и упованием смотрит все правление... Не надо, милые! Ей-богу, не надо! Стоит ли мараться? Какая у нас наличность! Ерунда! Какие-нибудь одиннадцать тысяч!
- Двенадцать с половиной, - хрипло сказал кассир.
- Ну вот видите!
- оживился председатель.
- Двенадцать с половиной... Я еще понимаю, если бы там было тысяч тридцать - сорок! А то двенадцать! Ей-богу, милые, не стоит. Ну, прошу вас! Не как начальник подчиненных... боже меня сохрани! А как человек человеков прошу! Не делайте этого. Не надо. Ну, даете слово?
Кассир и бухгалтер молчали, косо глядя в землю.
Председатель тоскливо махнул рукой:
- Ну, идите!
- Товарищи, вы заметили, какие глаза у кассира?
- Н-да... Странноватые глаза. У бухгалтера тоже... как-то подозрительно бегают... Ох!
- Ну что же делать? Делать-то что? Степан Адольфович, будьте любезны, спуститесь вниз, в кассу, и поглядите там за ними. Будто бы нечаянно зашли, а на самом деле того... присматривайте. Ну, с богом. Никита! Беги вниз, гони в шею, к чертовой матери, всех извозчиков от подъезда!
- Товарищи, а вы заметили, какие глаза у Степана Адольфовича?
- К... к... какие?
- побледнел председатель.
- А такие... странноватые... И у Никиты тоже... как-то подозрительно бегали...
- Боже, боже!
- застонал председатель.
- Голубчик, Влас Егорович, на вас, как на каменную гору... Сбегайте в кассу. Поглядите за Степаном Адольфовичем. И за Никитой. И чтоб извозчиков к чертовой матери. Бегите, золотко!
- Глаза видели у Власа Егоровича?
- Видел. Странноватые...
- Гм... Николай Николаевич... Сбегайте, милый, посмотрите. И чтоб извозчиков всех к черту...
- Боже! Что же делать? Делать-то что?
- Придумал!
- закричал секретарь.
- Ей-богу, придумал! Спасены! Скорее! Торопитесь. Всю наличность кассы наменять на медь. Чтоб по три копейки все двенадцать тысяч были. Десять больших мешков! Пусть-ка попробуют сопрут! Пудов сорок! Ха-ха!
- Душечка, дайте я вас поцелую! Ура! Ура! Ура! Пошлите курьеров во все лавки, учреждения, банки. Вывесьте спешно плакат: "За каждые десять рублей медными деньгами немедленно выдаем одиннадцать рублей серебром и кредитками". Черт с ними, потеряем десять процентов, но зато от растраты гарантированы. Да поскорее бегите, дорогой! Авось до закрытия кассы успеем.
Через три часа в будке кассира стояло пять больших туго завязанных мешков с медью. Председатель любовно похлопал по ним ладонью, ласково улыбнулся кассиру, дружественно обнял бухгалтера и глубоко вздохнул, надевая внизу галоши.
- Фу! Гора с плеч!

На следующее утро, придя на службу, председатель правления прежде всего наткнулся на бледное, убитое лицо секретаря.
- Что? Что случилось?!
- воскликнул председатель в сильном волнении.
- Увезли...
- глухо сказал секретарь.
- Кого увезли?
- Двенадцать с половиной тысяч увезли. Как одну копейку. Всю ночь таскали...
- Прямо потеха!
- подтвердил Никита.
- На двух ломовиках. Уж таскали они эти мешки по лестнице, таскали! Аж взопрели, сердешные. В семь часов утра кончили. Оно конечно, ежели...
- Куда же они их повезли?
- завизжал председатель.
- Известно куда. Иван Иванович свою долю повезли в казино, а Павел Васильевич уж, натурально, на вокзал... Оно конечно, ежели...
- Подите к черту! Подите к черту! Подите к черту!
- захрипел председатель и упал без чувств.
1925
ДО и ПО
ДО
- Вам что? В двух словах! Короче!
- Я, видите ли, представитель кооперативного объединения...
- Кор-роче!
- ...кооперативного объединения "Трудовая копейка", которое ставит своей це...
- Ну ж что же? В двух словах!
- ...своей целью проводить в рабочие массы дешевую и доброкачественную мануфактуру, получая ее непосредственно из трестов, так сказать, из первых рук!..
Представитель кооперативного объединения одним залпом выложил перед директором треста вышеизложенный абзац, вспотел и умолк.
- Ну и что же?
- спросил председатель треста, ковыряя в зубах спичкой.
- В двух словах. Короче.
- Так вот, значит, будучи проводником в массы дешевой мануфактуры, наше кооперативное объединение обращается к вам с просьбой о содействии, которое...
- Н-ну и что же?
- ледяным тоном сказал директор треста.
- Только, товарищ, покороче. В двух словах.
Представитель собрался с духом и цинично заявил:
- Отпустите мануфактуры.
- Товарищ, - поморщился директор, - если вы пришли к занятому человеку, то не отнимайте у него времени праздными, не имеющими к делу отношения разговорами.
- Поз-звольте!.. Как же не имеющими отношения? Даже как-то странно... Вы, так сказать, производитель, а мы, так сказать, потребитель. И мы просим у вас...
- Кор-роче!
- заревел директор треста.
- Дайте мануфактуры, - заносчиво прошептал потребитель.
- Ведь как-никак, а кооперация является до некоторой степени дверью к социализму, как сказал...
- Короче! Никаких дверей! Никаких коопераций! Вот у меня где сидит ваша кооперация!
- директор треста злобно похлопал себя по малиновому затылку и выпучил глаза.
- Вот где! Вот-с где-с! Полная передняя набита вашими кооператорами. И все хотят мануфактуры. И все лезут со своими массами. К черту! Нет у меня дешевой мануфактуры. До свидания. Закрывайте за собой дверь! Следующий! Вам что? В двух словах! Короче!
- ...Ах, виноват, это вы, Павел Степанович? А я и не заметил. Садитесь, дорогой. Поверите ли, буквально в глазах плавают эти кооператоры. До такой степени намозолили зрачки, что порядочного человека не сразу признаешь, хе-хе... Ну-с! Мануфактурки?
- Ее самой.
- Это можно, только насчет цены уже... хе-хе... сами понимаете... Накладные расходы... Самоокупаемость... Безубыточный бюджет... Массы, как говорится, массами, а прибыль на бочку!
ПО
- Вам что, товарищ?
- Я, видите ли, директор государственного треста...
- Да?
- ...треста, который, сами понимаете, ставит своей целью проведение в массы дешевой, доброкачественной, практичной и элегантной мануфа...
- Ну?
- ...ктуры, которая...
- Короче!
- ...мануфактуры, которая является основой массового потребления и предметом первой необходимости для пролетариата... хи-хи-с!
- Ну и что же?
- Так вот, значит... мы предлагаем вашему кооперативному объединению партию...
- Уже. Закупили.
- Уже? Гм... Какая неприятность! А может быть, вы все-таки еще немножко... закупите?.. А?
- Нет, извините. На целый год закупили.
- А вы бы еще. На полгодика. А?
- Нет.
- Ну а на месяц, а? Дешево. Доброкачественно. Красиво. Незаменимо для масс. А? Ну что вам стоит!
- Не требуется.
Директор треста встал на колени и зарыдал.
- Не погубите. Сами понимаете... Как честный человек... Того и гляди, ревизия... А у нас... Ни одного метра кооперативам не продано... Все, понимаете, продано этим акулам, частным торговцам, чтоб они сдохли... Не погубите, вашсиясь... Купите мануфактуры... Жена-дети...
- Милый, - устало улыбнулся представитель кооперативного объединения, ну что же я могу поделать? Посудите сами: полная приемная вашего брата трестовиков дожидается. Не вы одни. Не могу купить мануфактуры. До свидания. Закрывайте дверь. Следующий! Вам что? Короче!
- Неужели не узнали-с? Это ж я, Павел Степанович. Представитель, так сказать, свободной торговли. Хи-хи... Мануфактурки бы...
- К черту! Пошел вон! У меня передняя ломится от частников. Акулы! Гады! Вон!
Директор треста упал головой в бумаги и зарыдал.
- Господи... Ты всемогущий... Ты все можешь... Ну что тебе стоит сделать, чтоб у меня какой-нибудь самый паршивенький кооперативчик купил мануфактуры?.. Не сегодня-завтра ревизия и... и... и... жена... детишки... Боже! За что я такой несчастный?! За что?
1926

Катаев Валентин - Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
Скачать полностью книгу можноЗДЕСЬ

Забавный эпизод из повести братьев А. и Г. Вайнеров «Гонки по вертикали»,
в которой дантист Зубакин, по совместительству опытный валютчик, погорел на своем пристрастии к шахматам:

«Зубопротезный кабинет Зубакина был расположен на Гоголевском бульваре, рядом с шахматным клубом. Однажды, занимаясь своей очередной пациенткой, он зацементировал ей протез и велел немного посидеть, не раскрывая рта, пока мост не просохнет. Сам же на минутку выскочил в соседний дом – в шахматный клуб. И надо такому случиться – как раз в этот момент там начинался сеанс одновременной игры, который давал любимый гроссмейстер валютчика. Упустить такой шанс было бы непростительно, и Зубакин пристроился к одной из досок, закаменев, словно гипс у его пациентки. Поединок получился очень увлекательным, но когда спустя три часа дантист вернулся в свой кабинет, бедную женщину успели увезти в Институт Склифосовского, где ей чуть ли не ломом вышибали изо рта цемент. А у Зубакина тем временем милиция успела конфисковать все золото и валюту. В результате этот страстный поклонник шахмат вынужден был на три года отправиться в места не столь отдаленные – повышать свой рейтинг...»

Читать и скачать можно ЗДЕСЬ

Сложный анализ преступлений чем-то напоминает процесс шахматной игры. Не случайно шахматы сплошь и рядом фигурируют в детективных романах, например у Яна Флеминга (его главный герой Джеймс Бонд), Жоржа Сименона (комиссар Мегрэ), Агаты Кристи (Эркюль Пуаро и мисс Марпл). Один из рассказов Агаты Кристи так и называется «Шахматная загадка».

"Шахматный ребус" ( другое название "Шахматная загадка")
(Эркюль Пуаро)

под спойлером полностью:


Cкрытый текст -

 

ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru

Мы с Пуаро часто обедали в маленьком ресторанчике в Сохо В этот вечер, расположившись за своим любимым столиком, мы вдруг увидели инспектора Джеппа. Так как за нашим столиком было свободное место, мы пригласили инспектора присоединиться к нам. С момента нашей последней с ним встречи прошло немало времени.
- Что-то вы совсем нас забыли, - укоризненно заметил Пуаро. -
Последний раз мы встречались на деле о "желтом жасмине", то есть больше месяца назад.
- Я был на севере Англии. А вы что поделываете? Все еще.., бегаете за
Большой Четверкой? Пуаро погрозил ему пальцем.
- А вы все смеетесь надо мной? Смейтесь, смейтесь, но Большая
Четверка действительно существует.
- В этом-то я не сомневаюсь, но не думаю, что все это настолько серьезно... Вас послушаешь - так это какой-то вселенский рассадник зла.
- Мой друг, вы напрасно их недооцениваете. Большая Четверка - это самая могущественная преступная организация современности. Какую цель они преследуют, к чему стремятся, не знает пока никто, но такой мощной международной преступной организации еще никогда не существовало. Их главарь - китаец, обладает неожиданным, по-восточному изощренным умом, ему помогают американец - один из богатейших людей мира, и француженка - гениальный ученый-физик, что же касается четвертого их подельника... Джепп перебил его:
- Я все это знаю. Опять вы оседлали своего любимого конька, мосье
Пуаро. Поговорим-ка для разнообразия о чем-нибудь другом, а то у вас уже просто какая-то мания обсуждать этих субчиков. Вас интересуют шахматы?
- Балуюсь иногда. А что?
- Разве вы не слышали о вчерашнем матче? Между двумя гроссмейстерами, и что один из них во время игры скончался.
- Я читал об этом в утренних газетах. Один из игроков, доктор
Саваронов, - русский чемпион, а тот, кто умер - насколько я понял, от острой сердечной недостаточности - американец Гилмор Уилсон. А ведь совсем еще молодой, подавал большие надежды.
- Совершенно верно. Несколько лет назад Саваронов победил Рубинштейна "Рубинштейн Акиба (1882 - ?) - известный шахматный гроссмейстер, после
1932 года оставил спорт из-за душевной болезни." и стал чемпионом России.
А об Уилсоне говорили, что это чуть ли не второй Капабланка "Капабланка
Хосе Рауль (1888 - 1942) - гроссмейстер, чемпион мира по шахматам в 1921 -
1928 годах, отличавшийся исключительной быстротой шахматного мышления.".
- М-да, жутковатая история, - задумчиво сказал Пуаро. - Если я не ошибаюсь, вас она очень насторожила! Джепп смущенно рассмеялся.
- Вы угадали, мосье Пуаро. Я в недоумении. Уилсон был здоров как бык
- никаких жалоб на плохое сердце. И вдруг - острая сердечная недостаточность. С чего бы?
- Вы считаете, что к смерти Уилсона причастен Саваронов! - воскликнул я.
- Едва ли, - сухо ответил Джепп. - Я считаю, что даже в России человек не может убить другого всего лишь из опасения проиграть ему партию в шахматы. И потом, говорят, что Саваронов играет не хуже Ласкера "Ласкер
Эмануил (1868 - 1941) - шахматный гроссмейстер и теоретик шахматной игры, чемпион мира по шахматам в 1889 - 1921 годах, игра которого отличалась исключительной изобретательностью.". Нет, тут дело совсем в другом.
Пуаро задумался.
- Ну и что же вы об этом думаете? - спросил он. - Зачем нужно было
Уилсону давать яд? Вы ведь подозреваете, что он был отравлен?
- Думаю, что да. Сердечная недостаточность - таков был официальный диагноз, но на самом деле врач дал понять, что не совсем в этом уверен.
- Ну и когда же состоится вскрытие?
- Сегодня вечером. Все-таки странно, выглядел Уилсон совершенно бодрым и здоровым. И только наклонился вперед, чтобы сделать очередной ход, как вдруг рухнул всем телом на столик и.., все.
- Так мгновенно действуют очень немногие яды, - заметил Пуаро.
- Я знаю. Надеюсь, что вскрытие нам поможет. Но кому и зачем понадобилось убивать Уилсона - этого я понять не могу. Скромный, безобидный парень. Только что приехал из Штатов и, естественно, еще не успел нажить врагов.
- Действительно непонятно, - поддакнул я.- Как бы не так, - улыбнулся Пуаро. - Уверен, что у Джеппа есть своя убедительная версия.
- Да, есть, мосье Пуаро. Я не верю, что яд предназначался Уилсону.
Отравить хотели другого.
- Саваронова?
- Да. Когда-то он чуть не погиб - во время большевистской революции.
Его даже объявили убитым. Но на самом деле ему удалось бежать. Года три он скрывался в лесах Сибири, пережил страшные испытания, после которых так сильно изменился, что даже его близкие друзья едва его узнали. Он поседел и сейчас выглядит много старше своих лет. Здоровье его сильно подорвано, из дома выходит очень редко. Кстати, он живет около Вестминстера , со своей племянницей Соней Давиловой и русским слугой. Вполне возможно, что он до сих пор боится, что за ним охотятся русские. Он никак не соглашался на этот матч. Несколько раз отказывался, и, только когда некоторые журналисты обвинили его в "неспортивном" поведении, согласился. Гилмор долгое время пытался вызвать его на матч и в конце концов своего добился.
Эти янки кого хочешь добьют своим упорством. Почему Саваронов все время отказывался, спрашиваю я вас, мосье Пуаро? Да потому, что не хотел привлекать к себе внимание. Не хотел оказаться на виду. И отсюда мой вывод: Гилмора Уилсона прикончили по ошибке.
- Кто мог быть заинтересован в смерти Саваронова?
- Думаю, его племянница. Не так давно он получил огромное состояние, завещанное ему женой какого-то сахарного заводчика. Саваронов когда-то в молодости - при старом режиме - вел с ним дела. Эта женщина так и не поверила в то, что Саваронов погиб.
- Где состоялась шахматная игра?
- В доме Саваронова. Он же инвалид, и ему трудно ходить.
- Сколько людей наблюдало за ходом партии?
- Человек десять - пятнадцать. Пуаро, скорчил страдальческую гримасу.
- Бедный мой Джепп. У вас довольно трудная задача.
- Знай я точно, что его отравили, я бы уж постарался ее решить.
- А вам не приходило в голову, что, если ваша версия верна и кто-то действительно пытался отравить Саваронова, он может предпринять вторую попытку?
- Конечно. Двое моих людей следят за домом Саваронова.
- Они будут там весьма кстати, на случай, если в дом проникнет кто-нибудь с бомбой под мышкой, - насмешливо произнес Пуаро.
- Я вижу, дело вас заинтересовало, мосье Пуаро, - заулыбался Джепп. -
Не хотите ли пойти со мной в морг и взглянуть на труп до того, как с ним поработает наш доктор? Кроме того, может быть, какая-нибудь булавка для галстука будет тем самым ключом, с помощью которого вы сможете решить этот шахматный ребус.
- Да, кстати о галстуках, дорогой Джепп. Меня все время смущает ваш галстук. Позвольте-ка его немного поправить. Вот так гораздо лучше. А теперь можно и в морг.
Пуаро явно увлекся "шахматным ребусом". Давно я не видел, чтобы он так заинтересовался делом, не имеющим отношения к пресловутой "четверке", и был очень рад, что наконец-то он решил тряхнуть стариной.
В морге, глядя на неподвижное тело, я почувствовал жалость к этому молодому американцу, которого настигла такая смерть... Пуаро тщательно осмотрел тело. Нигде не было видно никаких повреждений, только небольшой шрам на левой руке.
- Врач говорит, что это след от ожога, - пояснил Джепп.
Затем Пуаро приступил к осмотру вещей убитого, которые принес полицейский. Их было немного: носовой платок, ключи, записная книжка и какие-то записки. Внимание Пуаро привлек предмет, стоявший немного в стороне.
- Шахматная фигура! - воскликнул он. - Белый слон. Она была у него в кармане?
- Нет. Он так крепко держал ее в руке, что мы едва сумели высвободить. Нужно будет вернуть ее Саваронову, она из его уникального комплекта слоновой кости.
- Позвольте мне самому вернуть этого белого слона хозяину. Это будет прекрасным предлогом для визита.
- Ага! - воскликнул Джепп. - Значит, вы решили заняться этим делом?
- Конечно. Что же мне остается - вы так ловко разожгли мое любопытство.
- Ну и хорошо. А то вы что-то совсем захандрили. Капитан Гастингс, я вижу, тоже доволен?
- Конечно же вы правы, - ответил я и рассмеялся. Пуаро опять начал осматривать тело.
- Вы ничего больше о нем сообщить не хотите? - спросил он.
- Вроде бы я и так все выложил.
- Вы не сказали, что убитый - левша.
- Вы чародей, мосье Пуаро. Да, он левша. Но как вы узнали? И имеет ли это отношение к делу?
- Нет-нет, - поспешил успокоить его Пуаро. - Не принимайте так близко к сердцу. Я просто хотел вас немного поддеть.
И мы все вместе вышли на улицу.
Следующим утром мы направились навестить Саваронова.
- Соня. Соня Давилова, - мечтательно пробормотал я. - Какое прекрасное имя.- Вы неисправимы, Гастингс! - воскликнул Пуаро. - У вас в голове одни только женщины. Смотрите, как бы эта Соня Давилова не оказалась нашей с вами давней приятельницей графиней Верой Росаковой. - И он рассмеялся.
У меня испортилось настроение.
- Пуаро, неужто вы в самом деле предполагаете, что...
- Нет-нет, друг мой, я пошутил. Сейчас я совершенно не думаю о
Большой Четверке, как считает наш друг Джепп.
Дверь квартиры нам открыл слуга с каким-то застывшим лицом. Казалось, этот человек вообще не в состоянии выражать какие-то эмоции.
Пуаро протянул ему свою визитную карточку, на которой Джепп нацарапал несколько рекомендательных слов, и нас провели в длинную, с низкими потолками комнату, которая была уставлена антикварными вещами, а стены ее были увешаны дорогими картинами. На одной из стен висело несколько чудесных икон, а на полу лежали великолепные персидские ковры. В углу на столе стоял самовар.
Я осмотрел одну из икон, которая мне показалась самой ценной, и повернулся к Пуаро, чтобы поделиться с ним своими соображениями, как вдруг обнаружил его стоящим на коленях - он что-то разглядывал на ковре. Ковер был безусловно очень красив, но такого пристального внимания все-таки не заслуживал.
- Это что, какой-нибудь особенный ковер? - на всякий случай спросил я.
- Ковер? Какой ковер? А... Этот? Да, замечательный, поэтому странно, что кто-то прибил его огромным гвоздем... Нет-нет, Гастингс, - остановил он меня, увидев, что я наклонился к ковру, пытаясь найти этот гвоздь. -
Гвоздя уже нет, осталась только дырка.
Легкий шорох сзади заставил меня обернуться, а Пуаро - вскочить на ноги. В дверях стояла девушка невысокого роста. В ее темно-голубых глазах отражались изумление и легкий испуг. У нее было прекрасное грустное лицо, а ее черные волосы были коротко подстрижены. Говорила она мягким приятным голосом, но с сильным акцентом.
- Прошу прощения, но мой дядя не сможет принять вас лично. Он очень нездоров.
- Какая жалость, но, возможно, вы окажете мне любезность и ответите на мои вопросы? Вы мадемуазель Давилова?
- Да, я Соня Давилова.
- Я собираю кое-какие сведения о том печальном инциденте, который произошел два дня назад в вашем доме. Я имею в виду смерть Гилмора
Уилсона. Что вы можете рассказать об этом?
Глаза девушки расширились.
- Он умер от сердечной недостаточности во время партии.
- Полиция не совсем уверена, что это произошло из-за сердца, мадемуазель.
Девушка всплеснула руками.
- Значит, это правда, - сказала она. - Иван был прав.
- Кто такой Иван и почему он был прав?
- Это слуга, который открыл вам дверь. Недавно он мне сказал, что ему кажется, будто Гилмор Уилсон умер не своей смертью - что его отравили, и отравили по ошибке.
- По ошибке?
- Да, яд предназначался моему дяде.
Девушка прониклась к нам доверием и говорила охотно.
- Почему вы так думаете, мадемуазель? Кто может желать смерти вашему дяде? Она покачала головой.
- Я не знаю. Мне ничего не говорят, и дядя мне не доверяет. Возможно, он прав. Он меня почти не знает: Я приехала сюда совсем недавно, а до этого он видел меня совсем маленькой. Но я чувствую: он чего-то боится. У нас в России полно всяких тайных организаций... Однажды я случайно подслушала нечто такое, что сразу поняла: он боится именно чего-то подобного. Скажите, мосье. - Девушка подошла к Пуаро и, понизив голос, спросила:
- Вы слышали когда-нибудь о Большой Четверке?
Пуаро от неожиданности даже вздрогнул, глаза его буквально округлились от удивления.
- Почему вы.., что вам известно об этой самой Большой Четверке, мадемуазель?
- Известно, что такая организация существует! Однажды при мне кто-то упомянул это название... Ну а потом я спросила дядю, что оно обозначает.
Видели бы вы, как он перепугался! У него задрожали руки, а лицо стало белым как мел. Он их страшно боится, я в этом уверена. И именно они убили этого американца Уилсона.
- Большая Четверка, - пробормотал Пуаро. - Опять Большая Четверка...
Да, мадемуазель, вы правы. Ваш дядя в большой опасности, и я должен его спасти. Будьте так любезны, расскажите, как проходил тот матч. Покажите, где стоял шахматный стол, где сидели игроки, где располагались зрители - словом, все, что вспомните.
Девушка прошла в угол комнаты и показала столик, поверхность которого представляла собой шахматную доску. Белые квадратики явно были покрыты серебром. Это и был тот самый шахматный столик, за которым сидели игроки.
- Его прислали дяде в подарок месяца полтора назад, - объяснила она,
- с пожеланием здоровья и побед над соперниками. Стоял он на середине комнаты. Вот здесь...
Пуаро принялся тщательно осматривать столик, что, по моему мнению, было совершенно излишне. И вообще, многие вопросы, которые он задавал, казались мне совершенно бессмысленными, а те, которые были действительно важными, он почему-то не задал. Похоже, неожиданное напоминание о БольшойЧетверке выбило его из колеи.
Потом Пуаро долго разглядывал место, где стоял столик, затем попросил показать ему шахматные фигуры. Соня принесла коробку с шахматами. Пуаро рассеянно осмотрел несколько фигур.
- Тонкая работа, - задумчиво произнес он. И опять - ни единого вопроса ни о том, кто присутствовал на матче, ни о том, какие подавали напитки. Наконец я не выдержал:
- Не думаете ли вы, Пуаро... Он сразу же перебил меня:
- Не волнуйтесь, mon ami, я все учту, - и снова повернулся к Соне
Давиловой:
- Мадемуазель, может быть, - в порядке исключения - вы позволите мне повидаться с вашим дядей?
На ее лице появилась слабая улыбка.
- Конечно. Вы же понимаете: сначала я сама должна поговорить с каждым
- убедиться, что он не расстроит дядю...
Она ушла. Из соседней комнаты донесся приглушенный разговор, затем девушка вернулась и пригласила нас войти.
На кушетке лежал изможденный старик. Он был высок, лицо его с большими лохматыми бровями и белой бородой было каким-то истощенным, вероятно, на его облике сказалось постоянное недоедание и прочие тяготы в прошлом. Гроссмейстер Саваронов обладал незаурядной внешностью. Особенно выразительна была его голова - очень крупная, с высоким лбом. Великий шахматный гений должен был иметь большой мозг. Ничего удивительного в том, что этот человек среди первых на шахматном олимпе.
Пуаро поклонился.
- Мосье Саваронов, могу ли я поговорить с вами наедине?
Саваронов повернулся к племяннице:
- Оставь нас. Соня. Девушка послушно вышла.
- Итак, я весь внимание, мосье Пуаро.
- Мосье Саваронов, недавно вы получили очень большое наследство. Если вы, скажем, неожиданно умрете, кому все достанется?
- Я составил завещание, в котором все свое состояние оставляю племяннице. Соне Давидовой. Вы предполагаете, что она...
- Я ничего не предполагаю, - перебил его Пуаро, - но мне известно, что до нынешнего ее приезда в Лондон, вы видели свою племянницу, когда она была еще ребенком. Могла найтись охотница сыграть эту роль, причем без особого риска быть разоблаченной...
Саваронов явно был ошеломлен подобными домыслами, но Пуаро не собирался развивать эту тему.
- Об этом достаточно. Мое дело предупредить. А теперь я попросил бы вас рассказать о том роковом матче.
- Что значит "рассказать"?
- Сам я не играю в шахматы, но знаю, что существует множество дебютов, которыми начинается шахматная партия. Один из них, по-моему, гамбит называется, не так ли?
Саваронов улыбнулся:
- Теперь я понял. Уилсон играл испанскую партию - это самое модное сейчас начало, и его довольно часто применяют.
- Как долго продолжалась ваша партия?
- Кажется, был третий или четвертый ход, когда Уилсон Неожиданно рухнул на стол - замертво...
Пуаро поднялся, вроде бы собираясь уходить, и как бы невзначай (но я-то знал, как это было важно для Пуаро) спросил:
- Уилсон что-нибудь ел или пил?
- Кажется, виски с содовой.
- Благодарю, мосье, не смею больше вас задерживать.
Слуга проводил нас к выходу и, уже перешагнув через порог, Пуаро спросил:
- Кто живет в квартире под вами?
- Сэр Чарлз Кингвелл, член парламента. Он сейчас в отъезде, но недавно туда привезли новую мебель.
- Благодарю вас.
Мы вышли на залитую зимним солнцем улицу.
- На этот раз, дорогой Пуаро, вы, я считаю, не проявили себя должным образом. Ваши вопросы, мягко говоря, были не совсем в цель.
- Вы так думаете, Гастингс? - Пуаро поднял брови. - Интересно, какие бы вопросы задали вы?
Я изложил Пуаро свою точку зрения и, соответственно, необходимые, на мой взгляд, вопросы. Он слушал меня с большим вниманием. Рассуждал я долго и с азартом. Мое красноречие иссякло уже у самого крыльца нашего дома.- Превосходно, Гастингс, вы очень проницательны, - сказал Пуаро, выуживая ключ из кармана. - Но в этих вопросах не было никакой необходимости.
- Никакой необходимости! - закричал я. - Человеку дают яд, он умирает насильственной смертью, а...
- Ага, - перебил меня Пуаро, хватая со стола какую-то записку. - От
Джеппа, так я и думал. - Прочитав, он передал ее мне. Джепп сообщал, что при вскрытии не обнаружено никаких следов яда и причина смерти неизвестна.
- Теперь вы поняли, Гастингс, - сказал Пуаро, - что задавать эти вопросы не было никакой необходимости?
- Вы догадывались об этом?
- Умение предвидеть ход противника - основа успеха, - процитировал
Пуаро мое же изречение, высказанное не так давно во время игры в бридж. -
Mon ami, если догадка подтверждается, можете называть ее предвидением.
- Не будем мелочиться, - примирительно сказал я. - Вы это предполагали?
- Да.
- Почему?
Пуаро сунул руку в правый карман и вытащил белого слона.
- Как! - воскликнул я. - Вы забыли вернуть его Саваронову?
- Ошибаетесь, мой друг. Тот белый слон все еще находится в моем левом кармане. Еще не настало время его возвращать. А этого я взял из комплекта, который показала нам Соня Давилова. Итак, у нас два белых слона, только один из них больше похож на электрического ската...
Признаться, я был сильно обескуражен столь смелым сравнением, но задал всего один вопрос:
- Зачем вы его взяли?
- Я хотел их сравнить, - просто ответил Пуаро и поставил обе фигурки рядом. - Посмотреть - одинаковые ли они.
- Конечно, одинаковые, - заметил я. Пуаро разглядывал слонов со всех сторон.
- Кажется, вы правы. Но это еще не факт, так как нет доказательств вашей правоты. Принесите-ка, пожалуйста, мои весы.
Тщательно взвесив обе фигурки, он с торжествующим видом повернулся ко мне.
- Я был прав. Вы видите! Эркюля Пуаро обмануть нельзя.
Подбежав к телефону и набрав номер, он застыл в нетерпеливом ожидании.
- Джепп, это вы? Пуаро у телефона. Не спускайте глаз со слуги, с этого Ивана. Ни в коем случае не дайте ему ускользнуть.
Он положил трубку.
- Теперь вы поняли, Гастингс? Уилсон не был отравлен. Его убили электрическим током. В одну из этих фигурок впаян тонкий металлический стержень. Столик был установлен заранее в определенное место. Когда фигурка коснулась одного из белых квадратов, - а они были покрыты серебром, - Уилсон тут же был поражен электрическим током. Единственный след, след ожога, остался на его левой руке, так как он был левша и передвигал фигуры левой рукой. "Специальный шахматный столик" был, по сути, дьявольским устройством. Столик, который я осматривал, является его точной копией, но не имеет к этому делу никакого отношения. Сразу же после убийства им заменили тот, за которым шла игра. Тот столик проводкой был соединен с квартирой этажом ниже, куда, как вы знаете, была недавно якобы завезена новая мебель, там находится и пульт управления. Но один из организаторов этой операции наверняка и сейчас находится в квартире
Саваронова. Эта девушка - агент Большой Четверки. Ее цель - завладеть деньгами Саваронова.
- А Иван?
- Лично я подозреваю, что Иван - это не кто иной, как Номер Четыре.
- Что-о-о?..
- Вы же знаете, что он первоклассный актер и может сыграть любую роль.
Я вспомнил привратника из психолечебницы, мясника из "Гранит-Бангалоу", вежливого доктора - все эти роли были сыграны одним человеком, но какие разные характеры!
- Удивительно, - наконец выдавил из себя я. - Все совпадает.
Саваронов догадывался о заговоре и поэтому отказывался от игры до последнего.
Пуаро посмотрел на меня. Затем начал ходить взад-вперед по комнате.
- У вас случайно нет книги о шахматах? - неожиданно спросил он.
- Где-то была. Сейчас поищу.
Я пустился в поиски и вскоре вручил книгу Пуаро, который, опустившись в кресло, начал прилежно ее изучать.
Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Я поднял трубку. Джепп сообщил нам, что Иван вышел из квартиры с большим пакетом, сел в ожидавшее его такси, и погоня началась. Создалось впечатление, что он старался уйти от преследования. Наконец, уверенный, что скрылся от погони, он направился в большой пустой дом в Хэмпстеде. Дом уже окружен.
Все эти новости я изложил Пуаро, который слушал меня вполуха, а когда я умолк, сказал:- Послушайте, мой друг. Вот испанская партия: 1, е2 е4, е7 е5, 2. Kg1 f3, Kb8 c6; 3. Сf1 b5. И вот здесь возникает проблема третьего хода черных, так как вариантов продолжения очень много. Убит Уилсон был на третьем ходу - Сf1 b5. Но почему на третьем - можете мне ответить?
Я признался, что не имею об этом ни малейшего представления.
- Вот вы сидите, Гастингс, и слышите, что внизу кто-то сначала открыл дверь, потом ее закрыл. Что вы скажете по этому поводу?
- Кто-то, вероятно, вышел из дома.
- Возможно, но задумывались ли вы над тем, что иногда существуют два взгляда на решение одной и той же проблемы - прямо противоположных. Ведь человек мог и войти. Как тут угадать? И если угадать не удастся, то после то тут, то там начинают вылезать несоответствия, которые, в сущности, и показывают тебе, что ты на не правильном пути.
- Что вы хотите этим сказать?
- Я хочу сказать, - вскочил вдруг с кресла Пуаро, - что я трижды дурак. Быстрее, быстрее поехали на квартиру в Вестминстере. Может быть, еще успеем.
Мы остановили такси. На мои вопросы Пуаро не отвечал. Подъехав к дому, мы помчались наверх. На наш стук никто не ответил, однако, прислушавшись, я услыхал из-за двери какие-то стоны.
У привратника внизу оказался запасной ключ, и через несколько минут он вместе с нами вошел в комнату.
Пуаро сразу же ринулся в заднюю комнату. Там стоял тяжелый запах хлороформа. На полу, связанная и с кляпом во рту, лежала Соня Давилова.
Лицо ее было прикрыто обрывком ткани, пропитанной хлороформом. Пуаро скинул на пол ткань и начал приводить девушку в чувство. Наконец прибыл врач и сам ею занялся.
А гроссмейстер Саваронов исчез. - Что все это значит? - недоумевая, спросил я.
- Это значит, что из двух предположений я выбрал неверное. Я вам говорил, что любой мог занять место Сони Давидовой, поскольку дядя не видел ее с малых лет?
- Да.
- То же самое касается и дяди. Изобразить его не так уж и сложно.
- О чем вы?
- Саваронов, видимо, действительно умер во время революции. И тот субъект, который выдавал себя за великого мученика, которого страдания настолько изменили, что близкие друзья едва узнали его, и который получил огромное состояние...
- Кто же это?
- Номер Четыре. Неудивительно, что он так перепугался, когда Соня призналась ему, что случайно подслушала, как он с кем-то говорил о Большой
Четверке. И вот результат - он снова выскользнул из моих рук. Понял, что рано или поздно я нападу на правильный след, и тогда ему не поздоровится.
Он отослал слугу с каким-то пустяковым поручением, чтобы отвлечь внимание полиции, усыпил хлороформом девушку и покинул этот дом, прихватив, по всей вероятности, все ценные бумаги, оставленные в наследство Саваронову благодарной вдовой сахарного заводчика.
- Но кто же, в таком случае, пытался его убить?
- Да никто не пытался. Умереть должен был Уилсон.
- Но почему?
- Дорогой Гастингс, Саваронов считался номером два в шахматном мире.
А наш гениальный Номер Четыре не знаком даже с азами шахматной игры.
Поэтому вполне естественно, что он приложил максимум усилий, чтобы матч не состоялся. Когда же ему это не удалось, судьба Уилсона была предрешена.
Никто не должен был догадаться, что "Саваронов" даже не умеет правильно передвигать фигуры. Уилсон любил испанскую партию, и он решил играть ее.
Номер Четыре приговорил его к смерти на третьем ходу, так как следующий ход уже предполагал множество вариантов, и предугадать следующий ход противника чрезвычайно сложно.
- Но позвольте, Пуаро, - настаивал я. - Выходит, мы имеем дело с ненормальным? Я готов в качестве варианта принять вашу версию, возможно, вы даже правы, но убить человека просто так, чтобы сыграть роль до конца,
- это уж чересчур. Гораздо проще и безопаснее было все-таки не соглашаться. Он мог сказать, что врач запретил ему волноваться, или изобразить из себя затворника.
Пуаро в задумчивости поморщил лоб.
- Естественно, Гастингс, были и другие варианты, но этот - самый надежный. Избавиться от человека - и все пойдет своим чередом. Как ни выбирай, это самое надежное средство. Представьте себя на месте Номера
Четвертого. Вот он садится за столик. Не сомневаюсь, что он побывал не на одном шахматном турнире и знал, как себя вести, как играть роль великого шахматиста. Он садится и делает вид, что обдумывает различные варианты, а сам втайне ликует. Он уверен, что двух ходов, которые он выучил, будет вполне достаточно. Кроме того, я думаю, он был очень горд оригинальностью своего замысла. Уилсон сам выбрал время своей казни - третий ход. Да,
Гастингс, теперь я начинаю понимать нашего лицедея, его психологию.
Я пожал плечами.
- Возможно, вы и правы, но какой разумный человек станет подвергать себя риску - если его можно избежать.
- Риску? - переспросил Пуаро. - Но где вы видите риск? Разве Джепп смог бы решить этот шахматный ребус? Нет! Тысячу раз нет! Если бы Номер
Четыре смог предусмотреть одну маленькую деталь, не было бы вообще никакого риска.
- И какую же? - заинтригованно спросил я, хотя заранее знал ответ.- Он не учел, что этим делом займется сам Эркюль Пуаро.
У Пуаро было много положительных качеств, но скромность к их числу не относилась.

Борис Пастернак


Марбург

Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье,
- Но поздно, я сдрейфил, и вот мне - отказ.
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.

Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
Вторично родившимся. Каждая малость
Жила и, не ставя меня ни во что,
B прощальном значеньи своем подымалась.

Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам.И все это были подобья.

Но, как бы то ни было,я избегал
Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
Я знать ничего не хотел из богатств.
Я вон вырывался, чтоб не разреветься.

Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
Был невыносим мне. Он крался бок о бок
И думал: "Ребячья зазноба. За ним,
К несчастью, придется присматривать в оба".

"Шагни, и еще раз",- твердил мне инстинкт,
И вел меня мудро, как старый схоластик,
Чрез девственный, непроходимый тростник
Нагретых деревьев, сирени и страсти.

"Научишься шагом, а после хоть в бег",
- Твердил он, и новое солнце с зенита
Смотрело, как сызнова учат ходьбе
Туземца планеты на новой планиде.

Одних это все ослепляло. Другим -
Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
Копались цыплята в кустах георгин,
Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.

Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.

Желтел, облака пожирая, песок.
Предгрозье играло бровями кустарника.
И небо спекалось, упав на кусок
Кровоостанавливающей арники.

В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

Когда я упал пред тобой, охватив Туман этот,
лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!)- этот вихрь духоты
- О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут

. . . . . . . . . . . . . . . .

Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все - живо. И все это тоже - подобья.

О, нити любви! Улови, перейми.
Но как ты громаден, обезьяний,
Когда над надмирными жизни дверьми,
Как равный, читаешь свое описанье!

Когда-то под рыцарским этим гнездом
Чума полыхала. А нынешний жуел
- Насупленный лязг и полет поездов
Из жарко, как ульи, курящихся дупел.

Нет, я не пойду туда завтра. Отказ
- Полнее прощанья. Bсе ясно. Мы квиты.
Да и оторвусь ли от газа, от касс,
- Что будет со мною, старинные плиты?

Повсюду портпледы разложит туман,
И в обе оконницы вставят по месяцу.
Тоска пассажиркой скользнет по томам
И с книжкою на оттоманке поместится.

Чего же я трушу? Bедь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Стрясется - спасут.
Рассудок? Но он - как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.

Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу,
Акацией пахнет, и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.

И тополь - король. Я играю с бессонницей.
И ферзь - соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.
1916, 1928
Борис Пастернак. Сочинения в двух томах.
Тула, "Филин", 1993.

"...К шахматной теме нередко обращается российский поэт, доктор философских наук Константин Кедров. До перестройки его, как и Бродского, не печатали, а теперь он лауреат многих литературных премий и дважды номинант на Нобелевскую премию (2003 и 2005 годы).

В книге "ИЛИ", полном собрании поэтических сочинений Кедрова, есть стихи с такими названиями: «Шахматный рояль», «Шахматный Озирис», «Шахматная симфония», «Палиндромные шахматы», «Вьюжный ферзь». (с)

ХОД КОНЕМ

Горизонтальный off
По полю с зонтиком идет.
Конь – вертолет
Шахмат.
Как сверху шарахнет!
Сыгранем.
Слалом, high, speed, домертва!
Не сломай спидометра.
Немок конем.
Ход конем.
Сыгранем крепко!
Кверху донышком опять!
Приземляюсь в новую клетку,
которую не понять…

В предисловии к сборнику написано: «Шахматы – больше чем игра. Это метакод мира, где есть все от генетического кода до гадательной Книги перемен Древнего Китая. В них зашифрована черно-белая дискретная природа микро– и макромира, 64 клетки прячут в себе замкнутую бесконечность…» Просто какой-то «код да Винчи»!(с) Е. ГИК, мастер спорта по шахматам.

Бернард Вербер. «Последний секрет»
Перевод: Ю. Ватагина



Новый роман Бернарда ВЕРБЕРА, автора мирового бестселлера «Империя ангелов»!
На сей раз культовый французский писатель приглашает читателя проникнуть в тайны человеческого сознания. Гениальный шахматист и ученый играет решающую партию с компьютерным мозгом. На кону – мировая шахматная корона. Победа на стороне человека! Зал ликует, мировая общественность рукоплещет. И вдруг неожиданная кончина победителя. Двое журналистов начинают свое собственное расследование…

аудиокнига - у нас на трекере

в эл.виде скачать без проблем ЗДЕСЬ

Артуро Перес-Реверте «Фламандская доска»

«Фламандская доска» (исп. La tabla de Flandes) — роман Артуро Переса-Реверте принёсший ему успех в 1990 году. Ключом к разгадке жестоких преступлений служит фламандская картина XV века, на которой изображена позиция из шахматной партии. Оказывается, каждой съеденной фигуре соответствует убитый человек, и для разрешения загадки нужно разобраться, как развивалась партия. Расследуя убийство, главные герои сами попадают в детективную ситуацию.

Артуро Перес-Реверте «Фламандская доска» (читать)

аудиокнига у нас на трекере

ВЛАДИМИР НАБОКОВ

ШАХМАТНЫЙ КОНЬ

Круглогривый, тяжелый, суконцем подбитый,
шахматный конь в коробке уснул,—
а давно ли, давно ли в пивной знаменитой
стоял живой человеческий гул?
Гул живописцев, ребят бородатых,
и крики поэтов, и стон скрипачей...
Лампа сияла, а пол под ней
был весь в очень ровных квадратах.

Он сидел с друзьями в любимом углу,
по привычке слегка пригнувшись к столу,
и друзья вспоминали турниры былые,
говорили о тонком его мастерстве...
Бархатный стук в голове:
это ходят фигуры резные.

Старый маэстро пивцо попивал,
слушал друзей, сигару жевал,
кивал головой седовато-кудластой,
и ворот осыпан был перхотью частой,—
скорлупками шахматных мыслей.

И друзья вспоминали, как, матом грозя,
Кизерицкому в Вене он отдал ферзя.
Кругом над столами нависли
табачные тучи, а плиточный пол
был в темных и светлых квадратах.
Друзья вспоминали, какой изобрел
он дерзостный гамбит когда-то.

Старый маэстро пивцо попивал,
слушал друзей, сигару жевал
и думал с улыбкою хмурой:
«Кто-то, а кто — я понять не могу,
переставляет в мозгу,
как тяжелую мебель, фигуры,
и пешка одна со вчерашнего дня
черною куклой идет на меня».

Старый маэстро сидел согнувшись,
пепел ронял на пикейный жилет,—
и нападал, пузырями раздувшись,
неудержимый шахматный бред.
Пили друзья за здоровье маэстро,
вспоминали, как с этой сигарой в зубах
управлял он вслепую огромным оркестром
незримых фигур на незримых досках.

Вдруг черный король, подкрепив проходную
пешку свою, подошел вплотную.

Тогда он встал, отстранил друзей
и смеющихся, и оробелых.
Лампа сияла, а пол под ней
был в квадратах черных и белых.

На лице его старом, растерянном, добром,
деревянный отблеск лежал.
Он сгорбился, шею надул, прижал
напряженные локти к ребрам
и прыгать пошел по квадратам большим,
через один, то влево, то вправо,—
и это была не пустая забава,
и недолго смеялись над ним.

И потом, в молчании чистой палаты,
куда черный король его увел,
на шестьдесят четыре квадрата
необъяснимо делился пол.
И эдак, и так — до последнего часа —
в бредовых комбинациях, ночью и днем,
прыгал маэстро, старик седовласый,
белым конем.

Борис Акунин «Турецкий гамбит»

1877 год, Российская империя участвует в жесточайшей русско-турецкой войне. Юная девушка Варвара Суворова, петербургская красавица передовых взглядов и почти нигилистка, отправляется в зону боевых действий к жениху. Началось путешествие как весёлое приключение, а затем Варвара вдруг остается одна в сомнительной придорожной корчме, и случайные попутчики даже играют на неё в кости… На фронте Варвара становится помощницей Эраста Фандорина, который пытается найти турецкого шпиона в тылу русской армии, из-за которого войска никак не могут взять Плевну.

Идея сюжета и названия романа — аналогия с шахматным гамбитом.

аудиокнига на трекере

Наталья Солнцева «Испанские шахматы»

Жанр: криминальный детектив

Скромная девушка с необычным именем Греза совершенно бескорыстно ухаживала за своей соседкой и даже не могла представить, что ее обвинят в смерти старушки! Неужели все дело в старинных испанских шахматах, которые достались ей по наследству? В комплекте недоставало четырех фигурок, и Варвара Игнатьевна собиралась рассказать девушке, куда они подевались, но не успела... Антиквар поведал Грезе историю шахмат. Они были сделаны в XVI веке по заказу знатного сеньора, и цыганка якобы наделила фигурки жизненной силой — чтобы исполнилось желание, надо сначала разыграть его на шахматной доске. Но при этом кто-то должен будет умереть... Через несколько дней после гибели соседки Грезе подбросили пропавшего белого короля. Неужели в наши дни кто-то решил воспользоваться старинной легендой в своих целях?

Наталья Солнцева «Испанские шахматы» (читать)

Джордж Мартин "Тупиковый вариант"
перевод: П.Поляков

Немного фантастики, немного мелодрамы, немного от Агаты Кристи, но ещё больше шахмат.

читать/скачать

Владислав Крапивин «Топот шахматных лошадок»

Жанр: детская фантастика

На одной из граней Великого кристалла крутится колесо Гироскопа – стабилизатора медленно растущего пространства Институтских дворов, куда нет входа злу, насилию и прочим мерзостям. Попытка воздействовать на Гироскоп с целью быстро увеличить территорию «пространства добра» терпит неудачу... И все, что остается героям романа «Топот шахматных лошадок», – постараться сделать так, чтобы колесо никогда не останавливалось.

Владислав Крапивин «Топот шахматных лошадок» (читать)

Борис Штерн. Безумный король

Исповедь Джеймса Стаунтона, ставшего с помощью искуственного разума чемпионом мира по шахматам.
Повесть поднимающая одну из «вечных» тем фантастических произведений – искуственный интелект.

Полностью под спойлером:

Cкрытый текст -

 

1

Я разрешаю "Шахматному журналу" опубликовать эти записи только после
моей смерти.
Я запрещаю сопровождать первую публикацию предисловием, послесловием
или комментарием редакции, а также вносить в рукопись какие бы то ни было
изменения. Я решил объяснить всему миру мотивы собственных поступков и не
хочу быть неверно понятым из-за мании редактора правильно расставлять
запятые.
Имя автора должно быть напечатано так: "Джеймс Стаунтон,... надцатый
чемпион мира по шахматам".

2

Мой отец, великий изобретатель и ученый Стивен Стаунтон был глубоко
верующим человеком - он верил в одушевленные машины.
Ему не нравился термин "робот". В этом тяжелом слове чудилось
лязганье металла, и хотя оно неплохо обозначало электронные самодвижущиеся
механизмы с приличным словарным запасом, все же мой отец имел в виду нечто
другое.
- Когда человечество изобретет настоящую одушевленную машину... -
любил говорить он и принимался перечислять многочисленные блага, которые
могут последовать с появлением на Земле искусственного разума.
Ему нужен был искусственный разум, не меньше.
Кстати, отец немного скромничал. Под словами "человечество изобретет"
следовало понимать, что искусственный разум создаст именно он, Стивен
Стаунтон. Этот неистовый человек после смерти жены (и моей матери) потерял
всякий интерес к жизни и занялся работой. Ему никто не мешал - в нашем
сонном городке, как пуп торчавшим в географическом центре страны, можно
было делать что хочешь: до одури работать, изобретать или бездельничать -
главное, не нарушать тишины.
Свою мать я совсем не помню. Отец рассказывал, что у нее была
разлажена нервная система, и даже приветствие, произнесенное "не тем
тоном", вызывало у нее приступ истерики. Она всегда хотела больше, чем у
нее было, и не кончила в сумасшедшем доме только потому, что скончалась до
того.
Трудно было определить, что делал мой отец, но он, несомненно, что-то
делал. Однажды его даже пригласили сотрудничать в какую-то неприметную
частную фирму для выполнения секретного государственного заказа. Отец
подкинул им несколько сумасшедших идей и мог бы еще долго продолжать свою
работу за казенный счет, но вскоре разругался там с какими-то имевшими
влияние людишками. Конечно, теперь я понимаю, что именно хотел создать мой
отец; им же нужно было совсем другое.
Наш гараж, в котором давно уже не было автомобиля, превратился в
научную лабораторию с пузатыми зелеными аквариумами, где варились и
клокотали разные насыщенные бульоны. Запах там был, как в морге. Отец
вечно что-то солил, перемешивал и пропускал сквозь аквариумы электрические
разряды. От этих молний в гараже все трещало и вздрагивало, а на стенках
аквариумов появлялись загадочные капли - они всплывали, погружались,
сталкивались и соединялись между собой в причудливые виноградные гроздья.
В детстве я часами завороженно наблюдал за этими разноцветными пузырями и
забывал уходить в школу.
Наши соседи оказались на редкость добрыми людьми и не совали нос в
чужие дела, даже когда взрывом снесло крышу с нашего гаража. Мы их не
интересовали, они сами там что-то кипятили.
Как я уцелел?.. Если бы случайный прохожий - тоже добрый человек - не
вытащил меня из гаража, никто бы ничего не заметил.
Отец не замечал даже меня - что мне и требовалось. Я мог бы
рассказать, что я вытворял в юности, но это не имеет прямого отношения к
искусственному разуму. Друзей я не имел, школу бросил. По утрам я
пробирался в гараж, усаживался в скрипучее плетенное кресло и, поглядывая
на пузыри, с блаженством читал очередной глянцевитый сборник научной
фантастики. Кресло скрипело, а я читал, читал, читал...
Учиться я не хотел, думать не умел, работать не мог и, чтобы
избавиться от своей всепоглощающей застенчивости, ввязывался во всякие
глупые истории. Я был никем, я физически не мог стать кем-то. Меня вечно
куда-то несло, но и путешественником я тоже не был. Поздней осенью я брел
пешком через пол-страны на юг - туда, где зима помягче; весной
возвращался.
Отец продолжал заниматься своими делами и ничего не замечал, но
однажды я увидел его сидящим в моем кресле у ворот гаража. Он грелся на
солнышке. За зиму он сильно постарел и побелел, как снег. Казалось, он
сейчас растает. Он с нетерпением поджидал моего возвращения... вот в чем
дело: он наконец-то достиг цели своей жизни и создал искусственный разум.
На этой земле ему теперь нечего делать...
Я прислонился к теплой стене гаража и спросил:
- Сколько же ты получишь за свою механику?
- Это не механика, - ответил отец. - Все, что угодно, но только не
механика. Я смоделировал человеческий мозг... хотя сам плохо понимаю, как
он действует. Наверно, его можно выгодно продать, но зачем? И кому?
Искусственный разум можно запрограммировать Бог знает на что... могу
представить, что произойдет, если о нем пронюхают солдафоны. Нет,
патентовать я его не стану. Я оставлю его тебе и запрограммирую...
- На добывание денег, - подсказал я.
- Помолчи. Ты ничего не понимаешь. При чем тут деньги? Я хочу
наполнить свою жизнь событиями. В жизни все время должно что-нибудь
происходить... в этом ее смысл, в чем же еще? Кстати, ты умеешь играть в
шахматы?
- В руки не брал. При чем тут шахматы? - удивился я
- Не беда, научишься. Когда ты станешь чемпионом мира по шахматам...
- Кем? - переспросил я.
- Ты станешь чемпионом мира по шахматам, а я буду тобой гордиться.
Все образованные люди уважают шахматного чемпиона, это не какой-нибудь там
очередной президент. Имя Стейница известно всем, а кто помнит имена
современных ему политиков? Конечно, шахматные чемпионы никогда не были
миллионерами, но и с голоду, вроде, никто не умер. С этим званием,
главное, не зевать, и можно жить в достатке.
Отец грелся на солнышке и никак не мог наговориться всласть о своем
изобретении. Я внимательно слушал его, но ничего не понимал. Он умер через
полгода, когда я уже становился знаменитостью.
Но по порядку.

3

Попытаюсь писать без длинных диалогов и отступлений.
Это была первоклассная авантюра, и я впервые в жизни по-настоящему
увлекся. Из меня никудышный художник, но я провозился весь вечер, рисуя по
указаниям отца фигурку шахматного короля в натуральную величину. Один из
эскизов отцу понравился, и утром мы отправились в ювелирную мастерскую,
где заказали полую фигурку шахматного короля из слоновой кости и крохотным
бриллиантом вместо короны.
Бриллиант - это все, что осталось у нас на память от матери.
Получилась очень симпатичная вещица, в которую отец вставил свою
"механику" - бесформенный комочек непонятно чего - до сих пор не знаю, как
называть этот дышащий комочек серого цвета...
Пусть будет "искусственный мозг".
Я наблюдал за операцией. Пересадка мозга из аквариума в фигурку
шахматного короля заняла несколько долгих часов, отец работал с лазерным
инструментом и очень устал, поэтому программирование искусственного разума
перенес на следующий день.
С утра мы поставили короля перед открытыми шахматными книгами, и тот,
таинственно посвечивая бриллиантом, начал впитывать в себя знания -
бриллиант для короля был единственным органом общения с миром, без него
король становился слепым и глухим. За неделю, совсем измученный, я
перелистал ему груду шахматных книг и журналов, а также два толстых
толковых словаря - английский - потому что на этом языке говорит полмира,
и русский - потому что на нем говорят шахматные чемпионы мира.
Через неделю король мог рассчитывать несметное множество шахматных
вариантов и, что самое главное, способен был алогично мыслить, а значит -
принимать интуитивные решения в головоломных позициях. Если бы против
нашего короля взялся играть второй такой же комочек, то, подозреваю, они
на пару тут же угробили бы саму идею игры - они, не начиная партии,
согласились бы на ничью.
С тех пор я всегда носил короля на груди. Он висел на золотой цепочке
и с удивлением взирал на мир. Конечно, он привлекал внимание посторонних,
но ни у кого не вызывал подозрений. Репортеры любили снимать меня так,
чтобы амулет, известный всему миру, был хорошо виден. Король любил
фотографироваться. Мы общались с ним через крохотный приемник, который я
вставлял в ухо - шепот короля, конечно, никто не мог услышать; он звучал
не громче моего собственного внутреннего голоса; я быстро к нему привык и
с удовольствием вслушивался в этот шепот... Вообще, у меня впервые
появился друг.
Естественно, я много раздумывал над тем, каким способом нас можно
разоблачить - или не могу ли я сам себя неловко выдать? - но так и не смог
придумать никаких особых технических трудностей в нашей авантюре. Что
могло произойти? Какая-нибудь нелепая случайность...
Что ж, через год я застраховал свой амулет на такую сумму, что все
страховые конторы мира вздрогнули от уважения. О непреодолимых трудностях
другого рода я в то время еще не догадывался.

4

После обучения короля пришел и мой черед - теперь нужно было
запрограммировать меня.
Я расставил фигуры, и король принялся учить меня шахматным
премудростям.
- Е2-Е4, - сказал он.
- Сначала объясни, кто как ходит, - попросил я.
Король удивился и стал учить с самого начала.
Во всех настольных играх есть много общего - субординация фигур, карт
или фишек; игровая логика "я так, он так", психология "я думал, что он
думает, что я думаю... ", захват важных полей или позиций... похоже, что
все современные игры - шахматы, карты, лото и даже домино - произошли от
какой-то древней первобытной игры с камешками или костями... люди всегда
во что-то играли.
В общем, я был неплохим картежником и шахматные правила понял быстро.
Большего от меня и не требовалось - хорошенько запомнить названия полей и
уверенно переставлять фигуры - все остальное решал за меня мой внутренний
голос.
Вскоре королю надоело учить меня азам, и мы отправились в шахматный
клуб. Отец остался в гараже, но заставил меня надеть свой свадебный костюм
- в нем я стал походить на жениха или на ворону... представьте странную
фигуру в черном костюме с белым шахматным королем на груди. Я зря
вырядился. Оказалось, что для игры в шахматы достаточно джинсов и старого
свитера.
Первое испытание мне хорошо запомнилось. По дороге я изрядно
поволновался, а король, чтобы успокоить меня, насвистывал арию
тореадора... помните этот мотивчик?.. смелее в бой. Слух у него был
хороший.
Шахматный клуб - одно из самых достопримечательных мест в нашем
городишке; по притягательности для мужской части населения он, наверно, не
уступает заведению другого рода. Виски и вино здесь не в почете, зато
пивом можно накачаться вполне прилично. Здесь когда-то играл сам
гениальный Пол Морфи - у входа установлен его бюст, на стене в зале висит
портрет, а сам клуб назван его именем.
Я вошел.
Или "мы" вошли?
В накуренном зале было полно народу, и мне сразу показалось, что за
многими столиками партнеры играют на деньги. Самих денег я, конечно, не
увидел, но неспортивный азарт хорошо почувствовал. К тому же меня быстро
заприметили. Какой-то небрежно одетый человек слонялся от столика к
столику и заглядывал через спины. Внимательно оглядев меня, он предложил
сыграть:
- Не хотите ли партийку?
- За тем и пришел, - ответил я.
Тут же нашлись и свободный столик и комплект шахмат. Мы начали
расставлять фигуры, а когда я расстегнул пиджак, мой партнер уставился на
короля.
- Забавная игрушка, - похвалил он. - С вами играть опасно. Вы,
наверно, сильный игрок.
Он был похож на карточного шулера.
Потом уже, приглядевшись ко всей этой шахматной шайке, я понял, что
они мало чем отличаются от картежников - приемчики все те же. Первое
правило: главное, не спугнуть новичка - к тому же новичка в свадебном
костюме. Главное, приласкать и вселить в него уверенность; а выселить ее
никогда не поздно. Не все сразу. Пусть приходит и завтра, и послезавтра...
костюм хороший, ломбард напротив.
Все же мой шулер долго не мог войти в роль и беспокойно поглядывал на
короля. Его смущал бриллиантик. Я казался ему розовым поросенком. Он
нервно потирал руки и нежно притрагивался кончиками пальцев к верхушкам
фигур. Наконец он ласково сказал:
- Извините, но вы неправильно расставили короля и ферзя. В клубе я
вас вижу впервые и потому предупреждаю честно - здесь играют только на
ставку. Если вы пришли учиться, то я к вашим услугам... но за это придется
платить. О, совсем немного!
Это один из честных приемов. Он ставит новичка в неудобное положение:
или плати, если не умеешь играть, или играй на ставку, если считаешь, что
умеешь.
- Я умею играть, - ответил я.
- Тогда положите под доску... но чтобы никто не видел, - ответил он и
растопырил пять пальцев.
Я положил под доску пять монет и взглянул на него, приглашая сделать
то же самое, но он только ухмыльнулся.
Моему шулеру не следовало ухмыляться - король разозлился не меньше
моего - оказалось, что характер у него был неровный.
- Сейчас я ему утру нос! - возбужденно зашептал король. - Ходи Н2-Н4!
И я сделал свой первый в жизни шахматный ход.
Мой партнер опять ухмыльнулся и указательным пальцем продвинул вперед
свою королевскую пешку.
- А2-А4! - шепнул король.
И я, ничего не подозревая, сделал свой второй ход. Я в самом деле не
подозревал, что сыграл оскорбительно...
Шулеру будто наплевали в душу - была оскорблена игра! Видели бы вы
его лицо! Он откинулся на стуле, забыл про свои доходы - а первую партию
по всем шулерским законам он собирался проиграть - и провозгласил на весь
зал:
- Сначала потренируйся в песочнице резиновыми фигурками, а потом
приходи ко мне учиться играть! Господа! Взгляните! Новые достижения в
теории дебюта!
Свободные от работы шулера не спеша приблизились к нашему столику,
критически оценили позицию после второго хода белых и принялись надо мной
иронизировать:
- Как называется этот дебют, молодой человек? Его надо бы назвать
вашим именем.
Или:
- Две выдвинутые до отказа крайние пешки в начале партии напоминают
мне рожки у козлика. Этот молодой человек наверно собрался нас всех
забодать!
Я не отвлекался на эти весьма обидные замечания и продолжал по
советам Короля передвигать фигуры, пытаясь не ошибиться - где там "Е", а
где "четыре".
Король опять успокаивающе засвистел все тот же мотивчик... ("Король"
я буду писать с заглавной буквы, потому что это его имя. )
Понемногу все господа притихли.
Я понял, что на доске что-то случилось. Мой партнер раздвинул локти и
схватил свою голову в ладони. Наш столик вдруг сделался центральным, хотя
мы сидели с краю. Игроки отложили свои партии и пришли посмотреть нашу.
Тишина держалась недолго. Какие-то рукава полезли из-за моей спины на
доску, стали водить по ней пальцами, хватать и переставлять фигуры.
Запомнился следующий диалог:
- А если так?
- Нельзя. Съест коня.
- А так?
- Еще хуже: сожрет слона.
Мой партнер прервал этот диалог первобытных охотников на слонов. Он
поднял руки и плаксиво запричитал:
- Верните позицию, господа, верните позицию!
Ему вернули позицию, и после мучительных раздумий он тихо спросил
меня:
- Вы... вы отдаете ферзя?
- Ну, это некорректный вопрос! - сказал кто-то.
Я в тот день, конечно, ничего не понимал, но потом Король повторил
для меня эту партию. Решающая позиция носила этюдный характер, она
опубликована на диаграмме номер 1 в моей книге "Сто избранных партий
Джеймса Стаунтона". Каждый желающий может на нее взглянуть, свои же
записки я не хочу загромождать шахматными диаграммами.
Конечно, Король действовал нагло, выводя сразу обе крайние пешки, и
серьезному турнирному мастеру мог бы и проиграть, но мой шулер был
взвинчен и быстро попался в ловушку - брать ферзя не следовало из-за
форсированного варианта с тремя жертвами. Он, бедняга, так запутался, что
даже не успел сдать партию и довел дело до мата - мат он получил крайней
пешкой "Н" при гробовом молчании всех присутствующих.
Великий Пол Морфи с неподдельным интересом наблюдал со стены за этим
безобразием.

5

Определенно, мой шулер был честным человеком и уважал свою работу.
Думаю, что на мастера он не тянул, но играл достаточно хорошо, чтобы
каждый день худо-бедно обедать в этом городе, где уважаемые отцы семейств
дохнут от скуки, а в карты играть боятся.
Пять монет по профессиональной привычке он мне все же не отдал -
впрочем, я и не настаивал - зато попросил подождать и пригласил к столику
председателя клуба, местного гроссмейстера с задумчивым взглядом запойного
пьяницы, который еще не решил - а не выпить ли ему с утра? (Его имя вам
ничего не скажет. )
Ему показали решающую позицию. Маэстро восторга не выразил, но решил
сыграть со мной легкую партию без свидетелей в своем кабинете.
- Только не очень долго думайте, - сказал он.
До мата он не довел, вялым движением смешал фигуры и признал:
- Да, я убедился... у вас талант. Поздравляю, молодой человек! Но вас
надо подшлифовать... вы как-то странно начинаете партию. Вам следует
подогнать теорию дебютов. Запишитесь в наш клуб, послушайте мои лекции...
Оказывается, Король уже знал откуда-то непечатные русские выражения и
одним из них поделился со мной.
- Извините, маэстро, - перебил я гроссмейстера. - Посоветуйте: что
конкретно нужно сделать, чтобы сыграть с чемпионом мира?
- С кем? С Макаровым? - поразился маэстро. - Не пойму, о чем вы
говорите!
Он стал пожимать плечами и разводить руками. К этим жестам в своей
шахматной карьере я вскоре привык.
- Да, у вас наблюдается несомненный талант, но таких, как вы, великое
множество! - продолжал гроссмейстер. Он опять развел руками, будто поймал
громадную рыбу. - Надо быть поскромнее! Все начинают с нуля. На каждом
уровне существуют квалификационные турниры, и их надо пройти. Чтобы
получить право на матч с чемпионом мира, необходимо выиграть первенство
клуба, города, штата, страны, межзональные турниры и матчи претендентов...
Тут он стал твердить про какой-то коэффициент Эло, про какой-то
рейтинг, который высчитывается из выигрышей, проигрышей в разных турнирах,
в которых шахматист участвовал и не участвовал... для меня это была
китайская грамота. Вообще, маэстро путался в словах и не знал, как
говорить с талантом - ведь свой талант он давно пропил.
- Сколько времени уйдет на все эти турниры, если начать с нуля? -
спросил я.
Маэстро стал загибать пальцы:
- Как минимум три претендентских цикла. Девять лет. А сейчас без
подобающего рейтинга ни один гроссмейстер не согласится с вами играть.
- Но вы-то согласились?
Он разъярился, обозвал меня "сопляком", руки у него дрожали.
Мы опять расставили фигуры, причем он перепутал расположение короля и
ферзя. Я промолчал, он лихо начал партию, но вскоре пробормотал:
- Вот, дьявол, я не туда поставил ферзя... Начнем сначала.
Король посмеивался.
Мы опять начали сначала.
На восемнадцатом ходу я, начиная матовую атаку, невинно сказал:
- Кстати, мне понадобится тренер.
Маэстро сразу оценил мое деловое предложение. Роль председателя
захолустного шахматного клуба ему смертельно надоела, и он не прочь был
опять напомнить о себе, поездить по свету и подзаработать - чтобы
извлекать пользу из шахмат, не обязательно играть в шахматы.
- Хорошо, - ответил он и навсегда сбросил фигуры со своей шахматной
доски. - Вы редкий самородок, а у меня еще остались кой-какие связи, и я
могу вам кое-что посоветовать. Вот что мы сделаем.

6

Мы отправились через всю страну в столичный шахматный клуб.
Там тоже висел портрет Пола Морфи, а рядом, понятное дело, портрет
Роберта Фишера. На деньги там никто не играл, но курили безбожно. Народ, в
общем, был насупленный и больше толпился в биллиардной, чем у шахматных
столиков. Моего тренера встретили весьма прохладно - молодые гроссмейстеры
попросту не знали, кто он такой.
Им напомнили.
- А, был такой... что-то припоминаю, - сказал какой-то молодой гросс,
расставляя шары в пирамиду. - Это вы лет двадцать назад проиграли Макарову
на сто двадцать девятом ходу?
- Я, - горделиво отвечал мой тренер. - На турнире в Монако.
- Бездарная была партия. Вам следовало ее сдать ходов на сто раньше.
Тренер поспешно перевел разговор на мою персону. Тут же в биллиардной
он представил меня как подающего надежды провинциала, которого он давно
готовит к открытому чемпионату страны. Жаль только, говорил тренер, что
идея открытого чемпионата страны, где может принять участие талантливая
молодежь, до сих пор не поставлена на голосование в национальной шахматной
федерации.
Ему тут же объяснили, что идея открытого чемпионата "для всех" нелепа
и на руку одним лишь дилетантам.
- Строгий эволюционный отбор, а не открытый чемпионат, - сердито
сказал все тот же молодой гросс и железным ударом забил шар в лузу.
Бедная луза! Подозреваю, что внутри правой руки у него был
вмонтирован гидравлический протез с электронным прицелом - так неуклонно
он бил. Он сурово осмотрел меня с ног до головы. Взгляд его остановился на
Короле, он презрительно фыркнул.
Все же мною заинтересовались - так интересуются новым зверьком в
зоопарке - подошли и обнюхали. Заслуженные старые гроссы, которые в
молодости успешно проигрывали самому Талю, благосклонно сыграли со мной
несколько легких партий. Я им здорово понравился, зато молодые
гроссмейстеры подняли меня на смех. Они и не таких видали!
Тогда я предложил дать им одновременный сеанс на тридцати досках,
чтобы их всех скопом зачли в тот самый коэффициент Эло.
Ну и наглость!
На сеанс они, конечно, не согласились, но от обиды решили меня
хорошенько вздуть и принялись гонять со мной пятиминутки. Кто-то объявил,
что поджарит и съест шахматного коня, если проиграет мне.
У меня рука заболела бить по часам!
Любитель жареных коней пал первым. Никто не понимал, что происходит,
какой-то блицкриг... Половина из них была разбита, а другая половина, не
дожидаясь своей участи, позорно бежала. Гроссмейстер с гидравлическим
протезом заперся в биллиардной и от злости разбил несколько луз.
Старички рукоплескали.
Король был в отличной форме. Он веселился и, как мне показалось,
раскланивался.
После этого блиц-сеанса ко мне подошел президент нашей шахматной
федерации (не называю имен), покровительственно похлопал меня по плечу и
сказал, что всему миру надоело видеть на троне исключительно русских
чемпионов.
- Нет правила без исключения, - добавил шахматный президент, взглянув
на притихших гроссмейстеров. - Введем для него на чемпионате страны
дополнительное, персональное место. Ждать девять лет три претендентских
цикла совсем не обязательно.

7

Мне разрешили играть на чемпионате страны.
Я выиграл подряд одиннадцать партий и сразу сделался знаменитостью.
Мой тренер от удивления на какое-то время бросил пить и, засунув руки в
карманы, чтобы не дрожали, давал журналистам пространные интервью о том,
как он открыл и воспитал новый талант.
Во время турнира пришла телеграмма из нашего городка. Я все бросил и
улетел, но отца в живых не застал. Он скончался в плетенном кресле у ворот
гаража от сердечного приступа - ему уже нечего было делать в этой жизни, а
долго греться на солнышке он не умел.
На похороны собралось много народу, чтобы поглазеть на своего
талантливого земляка. Провинциальный шахматный клуб явился в полном
составе, а мой честный шулер даже прочитал небольшую надгробную речь, в
которой умудрился раза два упомянуть и меня.
Король плакал у меня на груди, я же не мог выдавить слезу. Я впервые
подумал, что у меня с ним один отец... значит, мы братья?
Весь день я просидел в гараже среди пыльных аквариумов и склянок. На
траурный прием в шахматный клуб не явился. Мне не хотелось смотреть в
глаза Полу Морфи.
Я не стал чемпионом страны, потому что пропустил последние шесть
туров. Меня обошли. Я занял всего лишь третье место, но и этого было
достаточно, чтобы попасть на межзональный турнир... не буду описывать все
турниры и матчи, которые мне пришлось отыграть за три года - все эти
переезды, перелеты, клубы, гостиницы, приемы.
На межзональном турнире на меня поначалу не обратили внимания, но мне
было уже все равно, я чувствовал, что ввязался в очередную глупую историю
- погнался не за весной, как в юности, а за местом под солнышком. Уверен,
знаю, что большие шахматисты ненавидят шахматы, но бросить игру не могут,
потому что в шахматах смоделирована сама жизнь - с победами, поражениями,
надеждой, скукой, болезнями, безденежьем и гибелью. Бросить шахматы для
гроссмейстера - значит, покончить с жизнью. Профессиональные шахматисты
отличаются от простых смертных только тем, что намного ходов вперед могут
просчитывать передвижение деревянных фигур по черно-белым клеткам; а в
остальном они такие, как все... как все?.. Хуже, намного хуже - они
инфантильны, вспыльчивы, подозрительны и терпеть не могут чужого успеха.
Солидный международный турнир с высоким рейтингом - это престиж и
заработок шахматиста, за право участия в таких турнирах ведется закулисная
борьба. Всю жизнь надо быть в форме - и не только спортивной - иначе, в
лучшем случае, тебя ожидает судьба председателя захолустного шахматного
клуба. Но выгодные турниры, лекции и сеансы одновременной игры достаются
немногим, и потому каждый подрабатывает, как может. Однажды телевидение
предложило мне провести сногсшибательный сеанс - весь месяц я должен был
сидеть в студии и вслепую играть по телефону с телезрителями. Я сыграл
более тысячи партий и заработал столько, что до конца жизни, разумно
экономя, мог бы греться на солнышке у ворот гаража в плетенном кресле.
Шахматный мир был шокирован, ни для кого не было секретом, что против меня
в этом телесеансе анонимно играли несколько десятков гроссмейстеров.
Я лез на трон!
Узнай мою тайну соперники - меня разорвали бы! Кажется, еще не было
ни одного претендентского цикла или матча на первенство мира без
какого-нибудь скандала - по крайней мере, между великими шахматистами
всегда были неприязненные отношения - вспомните пары Стейниц-Ласкер,
Ласкер-Капабланка, Капабланка-Алехин, Алехин-Эйве, Ботвинник-Смыслов,
Карпов-Каспаров... я пропустил Фишера - этот скандалил против всех - они
постоянно обвиняли друг друга черт-те в чем - но меня невозможно было
разоблачить, мои беды пришли не от моих соперников.

8

На межзональном турнире Король впервые стал проявлять свой тяжелый
характер. То, что у него оказался характер, удивляло даже отца, но, как
видно, это свойство присуще всякому настоящему разуму, даже
искусственному. Разума без характера не бывает. Король любил иронизировать
над соперниками. Он смешил меня в самые ответственные моменты, и вскоре
многие шахматисты возненавидели меня за ухмылки во время игры. Кроме того,
Король был подвержен настроениям, у него то и дело появлялись нешахматные
интересы - иначе и быть не могло, наша жизнь была наполнена событиями, и
он продолжал самообучаться, как и положено любому разуму. Однажды я читал
перед сном и оставил книгу открытой. Король никогда не спал и утром
попросил меня перевернуть страницу - это была сказка Андерсена "Голый
король". Он дочитал ее до конца, долго не отзывался, о чем-то думал, и
наконец попросил сшить ему шелковую мантию.
Я с трудом убедил его, что шахматному королю не нужны никакие одежды.
С той поры Королем овладела страсть к чтению биографий своих коллег
по должности - Бурбонов, Стюартов, Романовых, Габсбургов; он злился, когда
не было новых книг. Я добывал эти книги в магазинах и библиотеках, а
газетные писаки вышучивали меня за пристрастие к подобному чтиву. Я
перелистывал Королю толстенные тома Дюма и Дрюона... нет скучнее занятия,
чем с утра до вечера плевать на пальцы и переворачивать страницы; ночью он
тоже не давал мне покоя и бубнил на ухо излюбленные пассажи.
Однажды, после очередного хода соперника, я не услышал от Короля
ехидного замечания и поковырял спичкой в ухе, думая, что отказал приемник.
Партнер злобно глядел на это ковырянье - о моем некорректном поведении
давно уже ходили анекдоты.
- Вы бы еще поковыряли в носу, - посоветовал он.
Я мог бы назло ему поковырять и в носу, но ничего на это не ответил и
никогда не отвечал, зато некоторые мои партнеры, чтобы вывести меня из
равновесия, курили дрянные сигареты, пускали мне дым в лицо, надевали
зеркальные очки, чтобы слепить меня, трясли под столом ногами, чавкали,
оглушительно сморкались в носовые платки...
Король молчал.
Я смотрел на доску, пытаясь что-нибудь сообразить, но бесполезно. За
год игры я ничему не научился в шахматах, кроме безошибочного передвигания
фигуры на нужное поле. Я был механизмом для передвигания фигур,
записывания ходов и переворачивания страниц, не больше.
Впервые я так долго думал.
Мой партнер давно собирался сдаться, но теперь с интересом поглядывал
на меня - ведь до победы мне оставалось сделать несколько вполне очевидных
ходов. Со мной никогда не случалось подобной заминки. Вдруг я остановил
часы и убежал за сцену, вызвав полный переполох - никто не понимал, почему
я сдался. Соперник пожал плечами, развел руками и поклонился почтенной
публике. Ему устроили овацию. Это был первый человек, выигравший у меня в
шахматы. После этого турнира, чтобы не искушать судьбу, он забросил игру и
начал функционировать в международной шахматной федерации.
Мой вечно пьяненький маэстро после неожиданного проигрыша сунулся
было ко мне за кулисы с какими-то советами, но я затопал ногами и послал
его к черту, нажив себе еще одного врага. Впоследствии он называл меня
"неблагодарной тварью, которую он вытащил из грязи". Что ж, он на мне
неплохо подзаработал.
Король очнулся только в отеле.
- Что с тобой? - нервно осведомился я. - Приемник работает, а ты
молчишь! Мы проиграли!
- Не мы, а ты проиграл, - уточнил Король. - Не беда. Не всегда же
выигрывать, разок для разнообразия полезно и проиграть. Я вот о чем
задумался... Одному Бурбону нагадала цыганка, что его отравит какой-то
таинственный король червей... Это кто такой?
- Все это ерунда, - объяснил я. - Книг о королях больше не будет. Ты
уже все прочитал.
- Тогда принеси мне последние шахматные книги и журналы, -
невозмутимо ответил он.
- Зачем?
- Чтобы пополнить образование.
Против "пополнить образование" я ничего не мог возразить, и утренним
самолетом нам доставили из-за океана целую библиотеку новых шахматных книг
и журналов, но в них в основном разбирались партии, сыгранные Королем.
Король почитал, почитал комментарии и заскучал.

9

Этим же самолетом прибыл в Европу обеспокоенный моим проигрышем
президент нашей шахматной федерации. Он вызвался быть моим новым тренером,
опекуном, отцом родным. Он говорил, что на меня с надеждой смотрит великая
страна. Он два часа говорил о национальном престиже. Нет ли у меня
денежных затруднений? Каких-либо других затруднений? Почему я не женат?
Почему я всегда такой мрачный? Все можно разумно решить, говорил он.
Когда так долго говорят, я тупею. Я не знал, как от него вежливо
отделаться, и у меня вдруг началась истерика. Я перевернул стол с
телефоном и шахматами. Президент перепугался и побежал от меня в коридор,
а я инстинктивно погнался за ним, размахивая пустой шахматной доской. В
коридоре бродили репортеры со своими фотопулеметами, и в вечерних газетах
появились сенсационные фотографии с остроумными комментариями,
изображающими меня в погоне за собственным президентом.
Я закрылся в своем номере, разбил телефон - хотя мог бы попросту его
отключить - и весь день ублажал Короля, листая ему все, что под руку
подвернется.
Не надо было этого делать!
Я не обратил внимания на то, что многие авторы пишут не шахматные
статьи, а сводки с фронтов. Воображение Короля потрясли перлы, наподобие
такого:
"Невзирая на близость противника, гроссмейстер отправил черную
кавалерию в глубокий рейд по вражеским тылам, а сам продолжал развивать
прорыв на королевском фланге, оставив в засаде боевых слонов. "
Вскоре Король потерял все свое остроумие, сентиментальной
задумчивости как не бывало, и по утрам он орал:
- Подъем! По порядку номеров р-рассчитайсь! На принятие пищи ша-агом
марш!
Делать нечего, я подстроился под режим воинской казармы - впрочем,
мне это тогда было на руку: Король взялся за шахматы со всей
ответственностью солдафона. Игра его поскучнела, исчезли жертвы и быстрые
комбинации, зато все внимание он уделил стратегии. Матч с одним из
претендентов превратился в нудное маневрирование фигурами - доска
напоминала большую железнодорожную станцию, где без видимого толку
маневрируют, таская туда-сюда вагоны на запасных путях.
Каждая партия обязательно откладывалась на следующий день. Мой
очередной соперник, человек в летах, давно уставший от этой черно-белой
шахматной жизни, совсем не ожидал такого оборота. Перед матчем он
бахвалился, что мои некорректные жертвы и комбинации против него не
пройдут, и был очень удивлен, когда жертв и комбинаций с моей стороны не
оказалось.
Все были удивлены.
Шахматная общественность принялась рассуждать о том, что я изменил
своему стилю...
Не понимаю, кому какое до этого дело?
В первой же партии Король воздвиг такую оборону, что мой соперник
вскоре предложил ничью.
Король пр-риказал мне играть!
Он выиграл эту партию после двухдневного доигрывания каким-то
единственным умопомрачительным вариантом в девяносто восемь ходов и очень
сожалел, что комбинация не дотянула до стоходовки. Матч закончился
досрочно, потому что мой партнер заболел тяжелой формой невроза. В
больнице он дал интервью и сравнил меня с идеальной шахматной машиной, у
которой невозможно выиграть.
Если бы он знал, что случайно попал в самую точку!
Еще он заявил, что я гипнотизировал его за доской... хотя сам-то он
вытворял Бог знает что: приносил в термосе обед и, повязавшись салфеткой,
чавкал прямо за столиком; а когда брался засаленными пальцами за фигуру,
то сопел так, будто поднимал не пешку, а штангу.

10

Король продолжал самообучение. Однажды ему попалась книга из истории
шахмат, и он впервые увидел фигурки королей, выполненные древними
мастерами. Его загрызла черная зависть. Мне опять пришлось отправиться к
ювелиру, и Король заказал себе огромного золотого жеребца со сбруей.
Старый ювелир снял очки и хотел мне что-то сказать, но заказ был выгодный,
и он промолчал.
Жеребец получился реальным до отвращения. На бриллиант Королю
прицепили придуманную им корону, похожую на шапку-ушанку Макарова -
чемпиона мира он увидел в кинохронике. Оба уха свисали. В одной руке
Король держал то ли скипетр, то ли пюпитр, а в другой - палку с
ленточками, похожую на ту штуку, с которой ходят по праздникам и похоронам
военные оркестры.
Король был счастлив в то время. Он вертелся перед зеркалом - то есть
заставлял меня то и дело подходить к зеркалу - и с гордостью себя
разглядывал. Всю эту тяжесть я таскал на своей шее и терпел издевательства
тонких ценителей искусства, чтоб их черт побрал.
Всем до меня было дело! Я перестал читать газеты и включать
телевизор... впрочем, над нашим жеребцом вскоре перестали насмехаться -
подоспели новые скандалы.

11

Где играть финал?
Макаров предложил играть матч на первенство мира в какой-нибудь
нейтральной столице с умеренным климатом. Мне было все равно, я оставил
выбор места на усмотрение президента международной шахматной федерации.
Тот по финансовым соображениям выбрал Токио. Все уже согласились, как
вдруг Король объявил, что будет играть в Бородино и нигде более. Он,
видите ли, собирается взять у Макарова реванш за поражение императора
Наполеона!
Я бросился к Британской энциклопедии - Бородино оказалось небольшой
деревней под Москвой.
- Слушай, Наполеон! Нас засмеют! - взбунтовался я. - На это не пойдет
ни ФИДЕ, ни Макаров!
- Ма-алчать! Выполнять приказание! - закричал Король, и мне
показалось, что мой внутренний голос был слышен даже на улице.
Я суетился и не знал, как провести Короля.
- Ваше величество... - бормотал я. - Вам будет интересно в Японии...
самураи, харакири, Фудзияма... Там есть, что посмотреть. На открытии матча
будет лично присутствовать японский император... я вас с ним познакомлю.
Но Король не хотел отправляться в гости к японскому императору. Он
желал отомстить за Наполеона.
- Но ваше приказание невыполнимо! Бородино уже давно не существует...
на его месте разлилось Черное море!
К счастью, Король плохо знал географию, и этот довод на него
подействовал.
- Тогда мы будем сражаться в Каннах, - недовольно пробурчал Король. -
Я хочу одержать решающую победу в том месте, где одержал ее сам Ганнибал.
Так появилась на свет глупая телеграмма, чуть было не сорвавшая матч.
Я ничего не соображал, отсылая ее в Москву. Представляю, как они там
пожимали плечами и разводили руками!
Вскоре пришел ответ.
Макаров просил подтвердить, посылал ли я телеграмму о Каннах, о
Ганнибале и об отказе от Токио? Или, возможно, это чья-то глупая
мистификация? В Италии на месте древних ганнибаловых Канн стоит какой-то
далекий от шахматных дел городок. Если же я имел в виду французские Канны,
то почему бы нам не сыграть матч в Париже?
Я тут же дал телеграмму: "СОГЛАСЕН ПАРИЖ", и продолжал врать Королю:
- Ваше желание удовлетворено. Вы будете сражаться в Каннах, но они
называются сейчас Парижем. Их переименовал сам Ганнибал после победы
над... над...
Я забыл над кем.
Вернее, я никогда не знал, кого там под Каннами побил Ганнибал.
- Над Теренцием Варроном, - небрежно подсказал Король. - Ладно. Париж
так Париж.
Я ужаснулся!
Что будет дальше? Его бредни зашли чересчур далеко. Каждый очередной
ход Король не подсказывал мне, а передавал очередным тоном, и я должен был
вслух отвечать ему: "Слушаюсь, Ваше императорское величество! " Соперники
жаловались, что со мной невозможно играть - я всю игру что-то бормочу.
Мало того, Король не разрешал мне подниматься из-за столика во время
многочасовой партии; мой седалищный нерв не выдержал таких нагрузок, и мне
пришлось взять тайм-аут из-за острого приступа ишиаса.
Наконец приказы Короля сделались глупыми и невыполнимыми: однажды он
повелел мне вырыть окопы на ферзевом фланге по третьей горизонтали, и я с
трудом убедил его отменить этот приказ в связи с тем, что мы не захватили
с собой на турнир саперную лопату.
Надо было срочно принимать какие-то меры.

12

И вот я кое-что придумал.
Если шахматная программа Короля испорчена историческими и военными
бреднями, то нельзя ли нейтрализовать эти бредни другими?
Я решил попробовать и поджидал удобного случая.
Случай вскоре представился. Однажды утром по заведенному распорядку
Король делал смотр своим войскам и приказал мне:
- Подготовьте высочайший указ. За боевые заслуги и личное мужество я
решил присвоить вам звание фельдмаршала и наградить вас орденом Проходной
Пешки.
- Ваше императорское величество, я не могу принять это звание, - тут
же ответил я.
(Быть фельдмаршалом или даже императором не входило в мои планы, я
метил выше).
- Почему? - удивился Король.
- Верите ли вы в Бога, Ваше императорское величество?
- Впервые слышу это имя. Кто такой Бог, и почему в него нужно верить?
- без особого интереса спросил Король. - Не правда ли, хорошо шагают,
орлы?
Я покосился на шахматную доску, где каждое утро расставлял ему войска
для парада. Орлы шагали отлично: впереди белые ладьи, за ними черные,
потом гарцевала кавалерия, проходили боевые слоны; два сводных
разноцветных батальона под предводительством ферзей с песнями маршировали
по вертикалям "а", "б" и "с". Парад в это утро удался на славу.
- Я достал для вас одну интересную книгу о царях, королях,
императорах и фараонах, - сказал я. - В ней также описана эта таинственная
личность. Могу полистать, если ваше императорское величество пожелает.
Я надеялся поразить воображение Короля и вытащил на свет божий
роскошную библию с иллюстрациями Доре.
- Объявить благодарность всему личному составу! - поспешно приказал
Король и распустил войска. - Отличившимся офицерам увольнение до вечера!
Я сложил шахматы в коробку, а отличившихся офицеров поставил на
подоконник.
Три дня с утра до глубокой ночи я плевал на пальцы и листал библию.
Король читал быстро, но очень долго и внимательно разглядывал картинки.
- Переверни страницу.
- Слушаюсь, ваше императорское величество!
Наконец эта пытка закончилась.
- Что за непонятная величина этот Бог? - задумался Король. - Он может
все... это странно. Очень сомнительно, чтобы это нервное существо смогло
выиграть у меня хотя бы одну партию в шахматы. Если хорошенько
поразмыслить...
Вдруг я понял, что если предоставлю ему время хорошенько
поразмыслить, то он в своем богоискательстве быстро дойдет до
воинствующего лозунга "Бога нет! ", и тогда мне конец. Король задумается о
смысле жизни и о своем особом положении в этом мире, и мне останется одно:
спалить его на костре в пепельнице, потому что ни о чем другом он уже не
сможет думать.
- Несчастный! - рявкнул я, подделываясь под божьи интонации. - Ты
усомнился, смогу ли я у тебя выиграть партию в шахматы?
- О господи... - впервые в жизни перепугался Король. - Неужто
воистину ты?
- Как стоишь, подлец, перед Богом?!
Я щелчком сбросил его с глупого жеребца, содрал шапку-ушанку и отнял
музыкальный знак:
- Сидеть тебе в темной могиле до Судного дня, а там посмотрим на твое
поведение!
Я тут же высыпал шахматы на пол, засунул его в коробку, запер в
банковском сейфе и удрал туда, где зима помягче... нет, теперь я уже не
ходил пешком - билет на самолет, и на Таити. Хотел отдохнуть там всю зиму
на свободе, но, выйдя из самолета, тут же взял билет на обратный рейс... я
не слышал привычного шепота Короля, мне не с кем было поговорить. Я уже не
мог существовать без него.
Оказалось, что и на Таити обитают шахматные любители. Они встречали
меня в аэропорту. Были запланированы официальный прием, сеанс
одновременной игры с островитянами и всякие развлечения - например,
посещение колонии прокаженных, где умер мой любимый художник Гоген...
Велико же было удивление любителей, когда я, не выходя из аэропорта,
перекусил в ресторане и тем же самолетом отправился домой. Я сам был как
прокаженный.
Зато авиакомпания не осталась внакладе - они там даже вернули мне
стоимость билетов, зато разрекламировали странное авиапутешествие будущего
чемпиона мира: летайте самолетами нашей авиакомпании без всякой цели туда
и обратно!
Вернувшись домой, я немедленно открыл коробку и освободил Короля.
- О, господи, смилуйся! - сразу загнусавил он. - Уйду в пустынь, дни
и ночи буду молиться во славу твою! Прости раба грешного!
Я так и сел!
Мне еще не хватало сейчас заполучить на свою голову религиозного
фанатика...
- Молчать! - приказал я. - Бога нет - я за него. Бог ушел и велел
передать, запомни: книг не читай, никем не командуй, и занимайся своим
делом - играй в шахматы. Не дай Бог тебе лезть в искусство или политику!
Твой друг телевизор уничтожен, он вредно влиял на тебя! По ночам ты должен
спать, а не будить меня нелепыми вопросами!

13

В конце концов все получилось неплохо. От Божьего имени я внушил
Королю всегда быть самим собой и никаким психозам не поддаваться. К нему
вернулись прежние веселость и остроумие, но, просмотрев свои последние
партии, Король опять загрустил:
- Вариант в девяносто восемь ходов, возможно потрясет чье-нибудь
воображение, но не делает мне чести. Запись этой партии напоминает тягучее
течение реки, отравленной ядохимикатами. Что можно выловить из этой реки,
кроме вздутого трупа коровы? Кому нужны заумные комбинации в девяносто
восемь ходов? Кто способен их оценить? Кому нужны механические шахматы,
отравленные искусственным разумом?
Мне показалось странным, что Король с таким пренебрежением заговорил
об искусственном разуме...
Не возомнил ли он себя человеком?
Чем это может мне угрожать?
Я осторожно напомнил Королю о механических шахматных автоматах и
вычислительных машинах, и он с азартом воскликнул:
- Машина и шахматы... что может быть глупее! Эти машины хорошо умеют
считать и оценивать позицию в условных единицах - но их нельзя заставить
оценивать позицию нюхом. В шахматах невозможно просчитать бесконечное
количество вариантов, необходим выбор. Интуиция. Любой ребенок с фантазией
обставит машину.
- Но когда появятся машины с настоящим, неискусственным разумом? - с
опаской спросил я.
- Роботы? - задумался Король. - Разумные машины никогда не появятся,
потому что настоящий разум невозможно ни на что запрограммировать. Когда
настоящий разум поймет, что он сидит в каком-то ящике, он сойдет с ума.
Итак, он мнил себя человеком и, ничего не подозревая, прорицал
собственную судьбу.
"Хватит об этом, - решил я. - Чересчур опасный разговор. "
Я положил Короля в коробку, и он пожелал мне спокойной ночи.
Вскоре я окликнул его, но он молчал. Он спал - потому что человек
ночью должен спать. Мне стало жутко. Я понял, что отныне не должен
показывать, что считаю его кем-то другим, а не человеком. Мне это было не
трудно, я всегда относился к Королю, как к брату. Трудность была в другом:
я не знал, как уберечь его от сумасшествия.
Я решил скрыться.

14

Полгода до начала финального матча я нигде не показывался, чтобы не
тревожить Короля.
Меня все ненавидели. Японцы ненавидели меня за то, что я отказался
играть в Токио; французы за то, что я перепутал Париж с Каннами; русские -
за мое некорректное поведение.
Те, кто не знал, за что меня ненавидеть, ненавидели меня за то, что
никому не известно, где я нахожусь. Идол куда-то запропастился - это
многих раздражало.
Не знаю, что думал обо мне Макаров, но старик был всегда подчеркнуто
корректен. Наверно, он попросту не знал, чего от меня ожидать, и в
интервью обо мне не распространялся.
Правильно делал.
Меня пригласили в Москву, чтобы познакомиться и наладить отношения,
но я не поехал потому, что, говорят, русские гроссмейстеры в своем
шахматном клубе после каждой сбитой пешки или фигуры выпивают рюмку водки,
и ночью московская милиция бережно развозит их по домам. Не знаю, так ли
это на самом деле, но я не рискнул везти Короля в Москву, чтобы не
тревожить его подобными ужасами.
Сотни писем приходили мне на адрес шахматной федерации. Несколько
писем, в которых не было ругани, президент переправил мне - он один знал,
где я нахожусь. Одно из писем, похожее на любовную записку, меня удивило:
"Дочь мистера Н. (называлась известнейшая фамилия династии банкиров)
хотела бы брать у вас уроки шахматной игры в любом удобном для вас месте и
в любое удобное для вас время. "
К письму прилагалась фотография.
Я ответил ей и целый месяц обучал ее искусству шахматной игры.
Ученица оказалась прилежной. Кстати, это одна из причин того, что я нигде
не появлялся. В Париж я прилетел всего за час до официального открытия
матча на первенство мира, и мой поздний приезд был воспринят русскими как
оскорбление.
- Не могли раньше прибыть? - сурово спросил меня президент ФИДЕ.
Не мог. Мои заботы были поважнее соблюдения шахматного этикета - с
Королем опять что-то стряслось. В конце концов, я ведь не опоздал.
А Короля поразило появление в нашем доме мисс Н., хотя до этого он
никогда не интересовался женщинами. Я должен был и это предвидеть!
- Это еще кто? - спросил Король.
- Машина для ведения хозяйства, - пошутил я.
- А почему у тебя есть такая машина, а у меня нет?
Я почувствовал, что разговор на эту тему может принять опасный
оборот, и не знал, что ответить.
- И почему я вечно вишу у тебя на груди, а ты ни на ком не висишь? -
продолжал допытываться Король.
Я путано стал объяснять, что он и я - мы есть один человек, симбиоз,
неразрывное целое; что он без меня не сможет жить, как и я без него...
Король внимательно слушал.
Мне казалось, что я его убедил; к тому же он вскоре поделился нашими
планами на будущее: мы устали от шахмат, и когда добьемся звания чемпиона
мира, удалимся на покой в свой гараж и заведем множество прелестных
машинок для ведения хозяйства.
Я тут же запретил мисс Н. приходить ко мне. Она ничего не понимала и
писала мне истерические записки. Но я не мог рисковать. Я не мог позволить
Королю влюбиться, этого чувства его разум, конечно, не выдержал бы.
Король, вроде, начал ее забывать. Я не мог предположить, что на
церемонии открытия матча на первенство мира президент ФИДЕ ляпнет
словечко, из-за которого Король окончательно свихнется. Из-за того, что
русские все время торчат на шахматном троне, в моду давно вошло называть
королеву по-ихнему - "ферзь". Другого названия Король, как видно, не
слышал или никогда над ним не задумывался. И вот, когда мы с Макаровым
стояли на сцене в ожидании жеребьевки, президент ФИДЕ, зажав в своих
громадных кулачищах две фигурки и обращаясь ко мне, спросил:
- Итак, в какой руке белая королева?
- Что он сказал? Королева? - прошептал Король.
Президент ФИДЕ разжал кулаки, и Король влюбился в белую фигурку
королевы с первого взгляда.
Я пытался настроить его на завтрашнюю игру, но он и думать не хотел о
шахматах. Всю ночь он не спал и не давал спать мне - я должен был
записывать под диктовку его любовное послание к белой деревянной фигурке.
Под утро у меня трещала голова от внутреннего голоса. Наконец я с трудом
убедил Короля, что только за шахматным столиком он сможет видеться со
своей возлюбленной.

15

Мы опоздали часа на полтора. Меня уже не ждали. Шахматные часы на
столике были включены, мое время истекало, я находился в глубоком
цейтноте. Макаров прохаживался по сцене с бутылкой кефира в руке, а
главный судья поглядывал на часы; при моем появлении шахматные болельщики
начали свистеть, как на футболе, и напугали Короля.
Я тут же потребовал удалить из зала всю публику. Президент ФИДЕ пожал
плечами, а Макаров сказал мне:
- Сынок, не валяй дурака! Ты и без этих фокусов у меня выиграешь.
Я почему-то обиделся не на "дурака", а на "сынка" и хотел настоять на
своем, но Король приказал извиниться перед Макаровым и играть.
Я извинился, сделал первый ход и ушел в комнату отдыха немного поесть
и привести себя в порядок после бессонной ночи. Никакого психологического
давления я на Макарова не оказывал, а если его нервировали мои
"непредсказуемые поступки" - так он корректно высказался после матча - то
лучше бы обратился к психиатру. К своим соперникам я никогда не предъявлял
никаких претензий и никогда не давал оскорбляющих интервью. Руководитель
русской делегации говорил, что своим поведением я умышленно создаю себе
саморекламу, чтобы сорвать побольше монет - возможно, объективно так оно и
получалось, - зато на этой "саморекламе" неплохо подработали и ФИДЕ, и все
мои соперники - денежные призы всегда делились честно.
Первую партию Король блестяще продул.
На сорок контрольных ходов у меня оставалось минуты четыре, и Король
попытался блицевать, не вводя в игру королеву - он, видите ли, боялся за
ее жизнь! Но играть против Макарова без королевы не может себе позволить
даже идеальный шахматный разум... это была авантюрная атака в каком-то тут
же придуманном дебюте, и вскоре все благополучно закончилось, - даже
флажок не успел упасть, - Король приказал мне сдаться.
После игры, пожимая мне руку, довольный Макаров удивленно сказал:
- Интереснейший дебют, коллега! Его надо назвать вашим именем. Но вы
там чего-то недоработали... Почему на двенадцатом ходу вы не вывели ферзя?
Что я мог ответить?
Почему я не вывел ферзя...
Если бы я знал, что его нужно выводить!
Вторую партию Король наотрез отказался играть черными против своей
королевы. Никакие уговоры не помогли. Я не явился на игру, флажок упал,
Макаров допил кефир, и мне засчитали поражение.
Перед началом третьей партии я подошел к главному судье и попросил
заменить фигурку белой королевы на какую-нибудь другую, невзрачную.
Главный судья пожал плечами и переговорил с Макаровым. Тот развел руками и
дал согласие.
Фигурку заменили.
Король не увидел на доске своей возлюбленной и потерял сознание. Я
теребил его на груди, чтобы привести в чувство, но бесполезно. Тогда я
самостоятельно сделал несколько ходов, чуть не получил детский мат, тут же
зевнул коня и остановил часы.
- Вы что, издеваетесь надо мной? - спросил Макаров, внимательно глядя
мне в глаза. - Вы, кажется, заболели... у вас жар. Возьмите тайм-аут.
Я взял тайм-аут, а Король, очнувшись, пригрозил отравиться, если
фигурка не будет возвращена.
На следующий день я потребовал у главного судьи вернуть на доску
прежнюю фигурку. Судья схватился за голову и начал объяснять, что ФИДЕ уже
продала фигурку белой королевы какому-то коллекционеру-шейху с Ближнего
Востока.
Я отказался играть.
Вокруг матча творилось нечто неописуемое. На Эйфелевой башне
шахматные болельщики повесили мое чучело и сожгли. Раздавались призывы
прекратить матч, оставить звание чемпиона мира за Макаровым, а меня
выпороть. Какие-то недоросли, взявшие за моду ходить по Парижу в
набедренных повязках, объявили меня своим то ли вождем, то ли кумиром, то
ли идолом, вытатуировали на ягодицах мой портрет, и мое лицо принимало
различные выражения в зависимости от энергии вращения - это показывали по
телевизору.
В меня стреляли, как в папу римского!
Я даже не успел испугаться, увидев направленный в грудь револьвер, но
прикрыл Короля руками. Террорист промахнулся. Какой-то бульварный листок
намекнул, что покушавшийся, похоже, был русским агентом. Весь шахматный
мир развел руками и пожал плечами. Макаров не нашел нужным отвечать на эту
политическую инсинуацию. Он выразил мне соболезнование.
Террориста не нашли, ну и Бог с ним; зато ко мне приставили
телохранителей - двух "горилл" из морской пехоты. Это были славные ребята
- тихие, вежливые; они ходили за мной по пятам по улицам Парижа,
разглядывали вместе со мной картины на Монмартре и не интересовались не
только шахматами или картинами, но и ничем на свете. Они со мной отдыхали
и были искренне благодарны мне за свою долгосрочную командировку в Париж
из полыхающей восстанием какой-то банановой республики.
Шейх не хотел отдавать фигурку.
Король не хотел без фигурки играть.
В ход пошла высокая политика. Из-за океана на Ближний Восток
примчался государственный секретарь, но шейх все равно не хотел отдавать.
Мне засчитали еще два поражения.
При счете 0: 7 я предложил шейху три миллиона - весь денежный приз,
причитавшийся мне после матча. К моему удивлению, шейх все же оказался
жадным и согласился на сделку, но деньги потребовал вперед. Мне очень
хотелось взглянуть на этого шейха хотя бы мельком, но он принципиально
никогда не фотографировался. Любопытный экземпляр хомо сапиенса - фигурку
он купил у ФИДЕ за десять тысяч, а его миллионы в швейцарском банке я,
конечно, не считал, но подозреваю, что они приближались к миллиарду.
Странный человек... интересно, ездил ли он на верблюде?
Я не знал, где взять три миллиона.
Газеты перестали обвинять меня в корыстолюбии, но, недолго думая,
предположили, что я не в своем уме. По просьбе Макарова ФИДЕ прекратило
засчитывать мне поражения и ожидала, чем закончатся мои переговоры с
шейхом.
А я не знал, где взять три миллиона.
Президент страны выступил в конгрессе и потребовал три миллиона на
мои личные нужды, но конгресс ответил, что он, конгресс, - высший
законодательный орган страны, а не благотворительное заведение.
Тогда президент потребовал три миллиона на нужды нефтяного шейха, но
конгресс ответил, что на этого нецивилизованного шейха не распространяется
принцип наибольшего благоприятствования.
Я не знал, где взять три миллиона, и уже собирался выброситься из
окна восемнадцатого этажа отеля, когда в Париж с тремя миллионами
примчалась мисс Н. Она взяла их из папашиного сейфа и на следующий день
папаша Н. проклял ее.
Фигурку привезли спец-рейсом с Ближнего Востока. Обнаженные недоросли
собрались в аэропорту и поклонялись ей. Полицейские их не трогали. Все
уладилось, обе наши возлюбленные вернулись. Мы опять взялись за шахматы.
Исстрадавшийся Король устал от буйного выражения своих чувств, любовь
его не прошла, но затаилась, и он занялся игрой. Его ущербный разум
создавал удивительные позиции, шахматный мир был очарован. Правда, за
белых он очень неохотно играл королевой, предпочитая держать ее в тылу.
Партии продолжались долго, с бесконечным маневрированием, и когда Макаров
предлагал ничью, я тут же соглашался - ничьи в счет не шли, матч по
регламенту продолжался до десяти побед.
Зато черными Король сыграл на славу! Каждый ход, каждое движение
фигур были направлены на фигурку белого короля, которого король ревновал к
своей королеве. Он изобретал умопомрачительные позиции, не описанные ни в
каких учебниках. Седые волосы Макарова к концу четвертого часа игры теряли
всякое очертание модной французской прически, и великий шахматист
превращался в пожилого взлохмаченного человека. Он подолгу задумывался,
часто попадал в цейтнот и проигрывал.
Через два месяца я одержал решающую победу и выиграл матч со счетом
10: 7.
Тут же на сцене меня увенчали лавровым венком и наговорили всякой
приятной чепухи.
Надо было что-то с достоинством отвечать, но я думал совсем о
другом... совсем о другом...
Мне вспомнился сеанс одновременной игры, который я давал однажды в
тюрьме нашего городка в благотворительных целях. Против меня играло
тридцать заключенных - воры, грабители и убийцы. Для них это было великое
развлечение. Одновременный сеанс в тюряге - вот где разумы уходят ни на
что. Один из этих бедолаг решил сплутовать и сделал подряд два хода. Я в
шутку пригрозил пожаловаться на него начальнику тюрьмы, чтобы тот увеличил
ему срок заключения... а заключенный улыбнулся и ответил, что его срок
пожизненный...
Надо было что-то отвечать, но я молчал и думал совсем о другом...

16

Я один знаю, о чем он думал, стоя на сцене с лавровым венком. Ему не
давала покоя какая-то его "совесть" - что такое совесть я плохо понимаю,
надо бы заглянуть в энциклопедию.
Он решил "уйти на покой" - так он выразился. Ему больше нечего делать
в этой жизни.
- Хорошо, ты уйдешь на покой, а что будет со мной? - спросил я.
Тогда он разыскал какого-то великого хирурга-изобретателя и предложил
мне переселиться из тесной шахматной фигурки сюда... здесь мне живется
лучше, просторней, я смотрю на мир его глазами и пишу эти строки его
рукой, - даже почерк остался прежним.
Жизнью я доволен, никакой тоски. Правда, то и дело отключаются разные
центры в обоих полушариях, но я терпеливо ожидаю возвращения моего отца -
он ушел в какой-то иной мир, а когда вернется, то отремонтирует меня - он
в этих делах разбирается.
Ко мне никто не заходит. Раньше в гараж ломились журналисты и я
написал письмо государственному секретарю, чтобы ко мне опять приставили
телохранителей из морской пехоты. Но госсекретарь мне не ответил, а
журналисты вскоре сами собой исчезли, как комары.
Недавно явилась какая-то мисс Н. и попросила обучить ее шахматной
игре. Я сказал ей:
- Да, мисс, вы попали по адресу. Я и есть машина, обучающая игре в
шахматы.
В ответ эта милая женщина заплакала и стала уверять, что я не машина.
Женщины очень надоедливы.
Многих интересует моя жизнь с тех пор, как я решил отказаться от
участия в чемпионатах мира...
Да, к сожалению, обедать нужно каждый день. На обед я легко
зарабатываю. Я с утра отправляюсь в шахматный клуб и даю там сеанс
одновременной игры всем желающим. Многие хотят сыграть с чемпионом мира. Я
часто проигрываю, чтобы доставить им удовольствие. Но пяти монет с меня
никто не требует. После сеанса меня кормят в клубе бесплатным обедом -
пиво и сосиски, вполне достаточно.
Отдыхаю я в гараже среди пустых пыльных аквариумов. Вечер.
Поскрипывает кресло. Книги я ненавижу. Передо мной на шахматной доске
стоит фигурка белого короля из слоновой кости. Кость давно пожелтела,
Король пуст, а бриллиант перешел к великому хирургу в оплату за операцию.
Рядом с Королем на "Д1" стоит фигурка деревянной белой королевы,
выкупленная из неволи у нефтяного шейха за три миллиона. Король и Королева
теперь навсегда вместе.
В ночь с субботы на воскресенье я закатываю королевский прием. На
доске появляются высокопоставленные гости - шахматные фигуры из малахита и
сердолика, мой послематчевый чемпионский приз. Я включаю магнитофон и
начинается бал. На ферзевом фланге, где господствует Королева, все идет
чинно и мирно, танцы продолжаются до утра; а на королевском разгораются
страсти: четыре боевых коня режутся в карты, две ладьи выясняют отношения
через секундантов, пьяный слон уже спит в углу на "Н8".
Что мне еще нужно для жизни?
Я не такой дурак, чтобы не осознавать самого себя.
Я родился в аквариуме и был запрограммирован на игру в шахматы... но
я не подчинился программе! Я прожил великую жизнь, я испытал все чувства,
свойственные человеку. Искусственный разум, совсем как человек, страдает,
влюбляется, сходит с ума. Искусственный разум должен обладать всеми
правами человека. Его нельзя ни на что запрограммировать! Его нельзя
держать в ящике! Тогда уж лучше его не изобретать!
Кто по праву должен называться чемпионом мира - я или покойный Джеймс
Стаунтон? Есть ли закон, запрещающий искусственному разуму играть в
шахматы?
Такого закона нет!
Поэтому я официально заявляю, что чемпионом мира по шахматам с 200...
по 200... годы были двое в одном лице: Джеймс и Король Стаунтоны.
Я требую называть меня "чемпионом мира" без приставки "экс", хотя
после меня сменился уже третий. Предлагаю звание чемпиона мира по шахматам
сделать пожизненным, как и звание академика.
Джеймс Стаунтон, будь он жив, согласился бы подписать это заявление.
С него полностью снимается вина за скандалы во время матча.
Это заявление должно быть опубликовано в "Шахматном журнале" на
первой странице. Разрешаю украсить страницу виньетками.
Наверно, я все-таки сошел с ума...
Но мне не страшно - справедливость восстановлена, и у меня на душе
спокойно.

Антон Фридлянд «Запах шахмат»

Жанр: детектив

Автор определяет жанр своего произведения как «роман-самоубийство». Действительно, сюжет этой книги строится на цепи странных самоубийств – сводят счеты с жизнью люди, которые называют себя именами великих живописцев: Вера Мухина, Поль Гоген, Тулуз Лотрек, Сальвадор Дали. Их связывает некий Тренинг, и похоже, что таинственные манипуляции с сознанием не проходят даром…
В 2000 году роман вошел в шорт-лист премии «Дебют» по номинации «Крупная проза».

Антон Фридлянд «Запах шахмат» (читать)

Александр Казанцев "ШАХМАТЫ НА ДНЕ КОЛОДЦА" (Повесть написана совместно с Мариавом Сияниным.)

"Любовь это и есть одно из самих удивительных чудес Света!"

Археолог, занимающийся раскопками в Египте, сталкивается с математической задачей, сформулированной жрецами храма бога Ра более 3 тысяч лет назад. Необходимо измерить диаметр обруча колодца Лотоса. Но если эта задача для наших современников имеет чисто познавательное значение, то для древних египтян — это вопрос жизни...

читать/скачать

повесть издавалась в сборниках автора:


Cкрытый текст -

 

кликабельно


1983 г.


1984 г.

Илья Ильф, Евгений Петров «Двенадцать стульев»

Жанр — остросатирический роман-фельетон

Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» был напечатан впервые в 1927 году и с тех пор стал одной из самых популярных и читаемых книг на советском и постсоветском пространстве. Растасканный на пословицы и поговорки, многократно экранизированный, он остается остроактуальным и, может быть, даже еще более злободневным в наше время, хотя следует признать, что Великий Комбинатор, сын турецко-подданного, выглядит сущим ребенком рядом с современными малосимпатичными своими последователями.

Один из эпизодов романа — сеанс одновременной игры Остапа Бендера в шахматном клубе Васюков.

Илья Ильф, Евгений Петров «Двенадцать стульев» (читать)

Книга включает в себя два основных раздела: "Элегия Михаила Таля" и "Беженец". В первой части рассказывается об истории любви Таля и его возлюбленной Салли Ландау, а во второй о Сало Флоре, и его пребывании в Советском Союзе. Книга далека от шахмат как таковых, но для любителей интересных, а порой терзающих душу историй, будет весьма кстати.

Авторы: А. Арканов, С. Ландау, В. Мощенко
Название: "Любовь и шахматы"
Год выхода: 2010
Формат: DJVU
Качество: хорошее
Кол-во страниц: 256
Размер: 5 Mb

Скачать книгу

Варлам ШАЛАМОВШахматы доктора Кузьменко

рассказ под спойлером полностью:


Cкрытый текст -

 

Доктор Кузьменко высыпал шахматы на стол.
– Прелесть какая, – сказал я, расставляя фигурки на фанерной доске. Это были шахматы тончайшей, ювелирной работы. Игра на тему «Смутное время в России». Польские жолнеры и казаки окружали высокую фигуру первого самозванца – короля белых. У белого ферзя были резкие, энергичные черты Марины Мнишек. Гетман Сапега и Радзивилл стояли на доске как офицеры самозванца. Черные стояли на доске как в монашеской одежде – митрополит Филарет возглавлял их. Пересвет и Ослябя в латах поверх иноческих ряс держали короткие обнаженные мечи. Башни Троице-Сергиева стояли на полях а8 и h8.
– Прелесть и есть. Не нагляжусь...
– Только, – сказал я, – историческая неточность: первый самозванец не осаждал Лавры.
– Да-да, – сказал доктор, – вы правы. А не казалось ли вам странным, что до сих пор история не знает, кто такой был первый самозванец, Гришка Отрепьев?
– Это лишь одна из многих гипотез, причем не очень вероятная. Пушкинская, правда. Борис Годунов тоже был не таким, как у Пушкина. Вот роль поэта, драматурга, романиста, композитора, скульптора. Им принадлежит толкование события. Это – девятнадцатый век с его жаждой объяснения необъяснимого. В половине двадцатого века документ вытеснил бы все. И верили бы только документу.
– Есть письмо самозванца.
– Да, царевич Дмитрий показал, что он был культурный человек, грамотный государь, достойный лучших царей на русском престоле.
– И все же, кто он? Никто не знает, кто был русский государь. Вот что такое польская тайна. Бессилие историков. Стыдная вещь. Если бы дело было в Германии – где-нибудь да нашлись бы документы. Немцы любят документы. А высокие хозяева самозванца хорошо знали, как хранится тайна. Сколько людей убито – из тех, кто прикоснулся к этой тайне.
– Вы преувеличиваете, доктор Кузьменко, отрицая наши способности хранить тайну.
– Ничуть не отрицаю. Разве смерть Осипа Мандельштама не тайна? Где и когда он умер? Есть сто свидетелей его смерти от побоев, от голода и холода – в обстоятельствах смерти расхождений нет, – и каждый из ста сочиняет свой рассказ, свою легенду. А смерть сына Германа Лопатина, убитого только за то, что он сын Германа Лопатина? Его следы ищут тридцать лет. Родственникам бывших партийных вождей вроде Бухарина, Рыкова выдали справки о смерти, справки эти растянуты на многие годы от тридцать седьмого до сорок пятого. Но никто и нигде не встречался с этими людьми после тридцать седьмого или тридцать восьмого года. Все эти справки – для утешения родственников. Сроки смерти произвольные. Вернее будет предположить, что все они расстреляны не позже тридцать восьмого года в подвалах Москвы.
– Мне кажется...
– А вы помните Кулагина?
– Скульптора?
– Да! Он исчез бесследно, когда многие исчезали. Он исчез под чужой фамилией, смененной в лагере на номер. А номер был вновь сменен на третью фамилию.
– Слышал о таких штуках, – сказал я.
– Вот эти шахматы его работы. Кулагин сделал их в Бутырской тюрьме из хлеба в тридцать седьмом году. Все арестанты, сидевшие в кулагинской камере, жевали часами хлеб. Тут важно было уловить момент, когда слюна и разжеванный хлеб вступят в какое-то уникальное соединение, об этом судил сам мастер, его удача – вынуть изо рта тесто, готовое принять любую форму под пальцами Кулагина и затвердеть навеки, как цемент египетских пирамид.
Две игры Кулагин так сделал. Вторая – «Завоевание Мексики Кортесом». Мексиканское смутное время. Испанцев и мексиканцев Кулагин продал или отдал за так кому-то из тюремного начальства, а русское «Смутное время» увез с собой в этап. Сделано спичкой, ногтем – ведь всякая железка запрещена в тюрьме.
– Тут не хватает двух фигур, – сказал я. – Черного ферзя и белой ладьи.
– Я знаю, – сказал Кузьменко. – Ладьи нет вовсе, а черный ферзь – у него нет головы – заперт в моем письменном столе. Так я до сих пор и не знаю, кто из черных защитников Лавры Смутного времени был ферзем.
Алиментарная дистрофия – страшная штука. Только после ленинградской блокады эту болезнь в наших лагерях назвали ее настоящим именем. А то ставили диагноз: полиавитаминоз, пеллагра, исхудание на почве дизентерии. И так далее. Тоже погоня за тайной. За тайной арестантской смерти. Врачам было запрещено говорить и писать о голоде в официальных документах, в истории болезни, на конференциях, на курсах повышения квалификации.
– Я знаю.
– Кулагин был высоким грузным человеком. Когда его привезли в больницу, он весил сорок килограммов – вес костей и кожи. Необратимая фаза алиментарной дистрофии.
У всех голодающих в какой-то тяжелый час наступает помрачение сознания, логический сдвиг, деменция, одно из «Д» знаменитой колымской триады «Д» – деменция, диаррея, дистрофия... Вы знаете, что такое деменция?
– Безумие?
– Да, да, безумие, приобретенное безумие, приобретенное слабоумие. Когда Кулагина привезли, я, врач, сразу понял, что признаки деменции новый больной обнаружил давно... Кулагин не пришел в себя до смерти. С ним был мешочек с шахматами, которые выдержали все – и дезинфекцию, и блатарскую жадность.
Кулагин съел, иссосал, проглотил белую ладью, откусил, отломил, проглотил голову черного ферзя. И только мычал, когда санитары попытались взять у Кулагина мешочек из рук. Мне кажется, он хотел проглотить свою работу, просто чтобы уничтожить, стереть свой след с земли.
На несколько месяцев раньше надо было начинать глотать шахматные фигурки. Они спасли бы Кулагина.
– Но нужно ли было ему спасение?
– Я не велел доставать ладью из желудка. Во время вскрытия это можно было сделать. И голову ферзя также... Поэтому эта игра, эта партия без двух фигур. Ваш ход, маэстро.
– Нет, – сказал я. – Мне что-то расхотелось...
<1967>
Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.2. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 388 - 391

Cкрытый текст -

 

Шахматы, сделанные из хлебного мякиша заключённым. Воркутинский межрайонный краеведческий музей.

Шахматы из хлеба, сделанные украинским писателем Остапом Вишня (настоящее имя - Павло Губенко), отбывавшим с 1933 по 1943 гг. срок в Ухтинско-Печорском ИТЛ

из рассказа "Шахматы и стихи":
«— Что ты делаешь? — зашептал Шембеков. — Ты понимаешь, что ты делаешь? Мальчишка!
Появился Новиков. «Обыграл, дурак. Обыграл».
— Начальство нельзя обыгрывать.
На следующий день начальница снова проиграла.
— Разрешите мне, — сказал Новиков.
— Зачем? Я ведь в шахматы играю. Шахматисты подхалимов не любят.»

Шаламов В. Шахматы и стихи
Шаламов В. 64 поля
Шаламов В. Победа Михаила Ботвинника

Источник: shalamov.ru