Стихотворение настроения

В любовь и жизнь я свято верю,
хоть убеждаюсь вновь и вновь:
Что есть любовь, как не потеря?
И что есть жизнь, как не любовь?

Владимир Высоцкий

На стол колоду, господа

«На стол колоду, господа, —
Краплёная колода!
Он подменил её». — «Когда?» —
«Барон, вы пили воду…

Валет наколот, так и есть!
Барон, ваш долг погашен!
Вы проходимец, ваша честь,
Вы проходимец, ваша честь, —
И я к услугам вашим!

Ответьте, если я не прав,
Но — наперёд всё лживо!
Итак, оружье ваше, граф?!
За вами выбор! Живо!

Да полно, выбираю сам:
На шпагах, пистолетах,
Хотя сподручней было б вам,
Хотя сподручней было б вам
На дамских амулетах.

Кинжал… — ах, если б вы смогли!.. —
Я дрался им в походах!
Но вы б, конечно, предпочли
На шулерских колодах!

Закончить не смогли вы кон —
Верните бриллианты!
А вы, барон, и вы, виконт,
А вы, барон, и вы, виконт,
Пожалте в секунданты!

Что? Я не слышу ваш апарт…
О нет, так не годится!»
…А в это время Бонапарт,
А в это время Бонапарт
Переходил границу.

«Не подымайте, ничего, —
Я встану сам, сумею!
Я снова вызову его,
Пусть даже протрезвею.

Барон, молчать! Виконт, не хнычь!
Плевать, что тьма народу!
Пусть он расскажет, старый хрыч,
Пусть он расскажет, старый хрыч,
Чем он крапил колоду!

Когда откроет тайну карт —
Дуэль не состоится!»
…А в это время Бонапарт,
А в это время Бонапарт
Переходил границу.

«А коль откажется сказать —
Клянусь своей главою:
Графиню можете считать
Сегодня же вдовою.

И хоть я шуток не терплю,
Могу я разозлиться,
Тогда я графу прострелю,
Тогда я графу прострелю,
Pardones moi, ягодицу!»

Стоял весенний месяц март,
Летели с юга птицы…
А в это время Бонапарт,
А в это время Бонапарт
Переходил границу.

На стол колоду, господа

Дополнение

…«Ах, граф, прошу меня простить –
Я вел себя бестактно, –
Я в долг хотел у вас просить,
Но не решился как-то.
Хотел просить наедине –
Мне на людях неловко –
И вот пришлось затеять мне
Дебош и потасовку.
Ну да, я выпил целый штоф –
И сразу вышел червой…
Дурак?! Вот как! Что ж, я готов!
Итак, ваш выстрел первый…»

Владимир Высоцкий

Бывают крылья у художников

Бывают крылья у художников,
Портных и железнодорожников,
Но лишь художники открыли,
Как прорастают эти крылья.

А прорастают они так,
Из ничего, из ниоткуда.
Нет объяснения у чуда,
И я на это не мастак.

Геннадий Шпаликов

Лежу в траве высокой, млею...

Лежу в траве высокой, млею...
Ромашки, маки - красота!!!
От мыслей небеса синее,
Их беспредельна высота.

Смешные образы пушистых,
Неуловимых облаков.
А рядом кустики душисты,
Съел пару ягод - будь здоров.

В них витамины всех названий,
От А до Я, весь алфавит...
Не требуя в любви признаний,
Мне алый цвет щекам дарит.

Балдею, нежась в разнотравье,
Вдыхаю - чувственная дрожь.
В своих строках я небо славлю,
За золотых колосьев рожь.

Как тихо, даже ветер молча
На ушко шепчется, любя.
Лишь облака мне рожи корчат,
Смотрите лучше на себя.

Наташа Минковская

Валерий Брюсов — Ранняя осень: Стих


Ранняя осень любви умирающей.
Тайно люблю золотые цвета
Осени ранней, любви умирающей.
Ветви прозрачны, аллея пуста,
В сини бледнеющей, веющей, тающей
Странная тишь, красота, чистота.

Листья со вздохом, под ветром, их нежащим,
Тихо взлетают и катятся вдаль
(Думы о прошлом в видении нежащем).
Жить и не жить — хорошо и не жаль.
Острым серпом, безболезненно режущим,
Сжаты в душе и восторг и печаль.

Ясное солнце — без прежней мятежности,
Дождь — словно капли струящихся рос
(Томные ласки без прежней мятежности),
Запах в садах доцветающих роз.

В сердце родник успокоенной нежности,
Счастье — без ревности, страсть — без угроз.
Здравствуйте, дни голубые, осенние,
Золото лип и осин багрянец!

Здравствуйте, дни пред разлукой, осенние!
Бледный — над яркими днями — венец!
Дни недосказанных слов и мгновения
В кроткой покорности слитых сердец!

Вера Полозкова

Квокка, выхухоль, тупайя

квокка,
выхухоль,
тупайя
с пряниками в рюкзаках
в лес вошли, легко ступая,
и пошли смотреть закат.

день был свеж. стояла осень.
пахло хвоей и листвой.
и ходило между сосен
солнце с белой головой.

выхухоль сказала:
— дамы,
как мне нравится, когда мы
выбираемся пройтись.
столько красок!
столько птиц!

на пригорке, на привале,
глядя, как блестит река,
чай по кружкам разливали
и глядели в облака.

— девочки! —
сказала квокка, —
с вами мне не одиноко.
повезло мне в жизни сей
повстречать таких друзей.

— да уж, — молвила тупайя,
к угощенью приступая, —
хорошо сидим втроем.
может, что-нибудь споем?

еж и белка, засыпая,
а над ними чёрный дрозд
слушали из нор и гнёзд:
квокка,
выхухоль,
тупайя
пели блюз
до первых звёзд.

Александр Вертинский

Полукровка

Мне не нужна женщина. Мне нужна лишь тема,
Чтобы в сердце вспыхнувшем зазвучал напев.
Я могу из падали создавать поэмы,
Я люблю из горничных — делать королев.

И в вечернем дансинге, как-то ночью мая,
Где тела сплетенные колыхал джаз-банд,
Я так нежно выдумал Вас, моя простая,
Вас, моя волшебница недалеких стран.

Как поет в хрусталях электрчество!
Я влюблен в Вашу тонкую бровь!
Вы танцуете, Ваше Величество
Королева Любовь!

Так в вечернем дансинге, как-то ночью мая,
Где тела сплетенные колыхал джаз-банд,
Я так глупо выдумал Вас, моя простая,
Вас, моя волшебница недалеких стран.

И души Вашей нищей убожество
Было так тяжело разгадать.
Вы уходите... Ваше Ничтожество
Полукровка... Ошибка опять...

Баллада о детстве

Час зачатья я помню неточно.
Значит, память моя однобока.
Но зачат я был ночью порочно
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе,
Девять месяцев – это не лет.
Первый срок отбывал я в утробе,
Ничего там хорошего нет.

Спасибо вам, святители, что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители зачать меня задумали,
В те времена укромные, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее,
А вот живет же братия – моя честна компания.

Ходу, думушки резвые, ходу,
Слово, строченьки, милые, слово!
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил –
Отыгрался бы на подлеце,
Но родился и жил я и выжил,
Дом на Первой Мещанской в конце.

Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
Здесь зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка.
Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка.

Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу.
И плевал я, здоровый трехлетка,
На воздушную эту тревогу.
Да не все то, что сверху от бога –
И народ зажигалки тушил.
И, как малая фронту подмога,
Мой песок и дырявый кувшин.

И било солнце в три ручья сквозь дыры крыш просеяно
На Евдоким Кириллыча и Кисю Моисеевну.
Она ему: – Как сыновья? – Да без вести пропавшие!
Эх, Киська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие.
Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие. –
Мои – без вести павшие, твои – безвинно севшие.

Я ушел от пеленок и сосок,
Поживал – не забыт, не заброшен.
И дразнили меня "недоносок",
Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я,
– Пленных гонят, – чего ж мы дрожим?
Возвращались отцы наши, братья
По домам, по своим да чужим.

У тети Зины кофточка с драконами, да змеями –
То у Попова Вовчика отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония, трофейная Германия:
Пришла страна Лимония – сплошная чемодания.
Взял у отца на станции погоны, словно цацки, я,
А из эвакуации толпой валили штатские.

Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились, потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Недождавшиеся отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой,
Мы спросили: – Зачем? – Он в ответ,
Мол, коридоры кончаются стенкой,
А тоннели выводят на свет.

Пророчество папашино не слушал Витька с корешом:
Из коридора нашего в тюремный коридор ушел.
Да он всегда был спорщиком, припрешь к стене – откажется,
Прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется.
Но у отцов свои умы, а что до нас касательно,
На жизнь засматривались мы уже самостоятельно.

Все – от нас до почти годовалых
Толковищу вели до кровянки,
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.
Не досталось им даже по пуле,
В ремеслухе живи, не тужи.
Не дерзнуть, не рискнуть, но рискнули –
Из напильников сделать ножи.

Они воткнутся в легкие от никотина черные
По рукоятки легкие, трехцветные наборные.
Вели дела отменные сопливые острожники.
На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики.
Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами,
И вот ушли романтики из подворотен ворами.

Было время, и были подвалы,
Было дело, и цены снижали.
И текли, куда надо, каналы
И в конце, куда надо, впадали.
Дети бывших старшин да майоров
До бедовых широт поднялись,
Потому, что из всех коридоров
Им казалось сподручнее вниз.

Владимир Высоцкий

Две судьбы

Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете –
По учению,
Жил бездумно, но при деле,
Плыл, куда глаза глядели,
По течению.

Думал – вот она, награда, –
Ведь ни веслами не надо,
Ни ладонями.
Комары, слепни да осы
Донимали, кровососы,
Да не доняли.

Слышал с берега в начале –
Мне о помощи кричали,
О спасении.
Не дождались, бедолаги, –
Я лежал, чумной от браги,
В отключении.

Тряханет ли в повороте,
Завернет в водовороте –
Все исправится.
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь –
Очень нравится.

Берега текут за лодку,
Ну а я ласкаю глотку
Медовухою.
После лишнего глоточку
Глядь – плыву не в одиночку, –
Со старухою.

И пока я удивлялся,
Пал туман и оказался
В гиблом месте я, –
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо,
Злая бестия.

Я кричу – не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка,
Вижу плохо я,
На ветру меня качает...
– Кто здесь? – Слышу – отвечает:
– Я, Нелегкая!

Брось креститься, причитая, –
Не спасет тебя святая
Богородица:
Тот, кто руль и весла бросит,
Тех Нелегкая заносит –
Так уж водится! –

Я впотьмах ищу дорогу,
Медовухи понемногу –
Только по сту пью, –
А она не засыпает,
Впереди меня ступает
Тяжкой поступью.

Вон, споткнулась о коренья,
От такого ожиренья
Тяжко охая.
И у нее одышка даже,
А заносит ведь – туда же,
Тварь нелегкая.

Вдруг навстречу нам – живая,
Хромоногая, кривая,
Морда хитрая.
И кричит: – Стоишь над бездной,
Но спасу тебя, болезный,
Слезы вытру я! –

Я спросил: – Ты кто такая? –
А она мне: – Я Кривая, –
Вот, мол, вывезу, –
– И хотя я кривобока,
Криворука, кривоока, –
Я мол вывезу!

Я воскликнул, наливая:
– Вывози меня, Кривая!
Я на привязи!
Я тебе и жбан поставлю,
Кривизну твою исправлю –
Только вывези!

И ты, маманя, сучья дочка,
На-ка выпей полглоточка –
Больно нервная.
Ты забудь меня на время,
Ты же толстая – в гареме
Будешь первая. –

И упали две старухи
У бутыли медовухи
В пьянь, истерику.
Я пока за кочки прячусь
И тихонько задом пячусь
Прямо к берегу.

Лихо выгреб на стремнину
В два гребка на середину –
Ох, пройдоха я!
Чтоб вы сдохли, выпивая,
Две судьбы мои –
Кривая да Нелегкая!

Знать, по злобному расчету
Да по тайному чьему-то
Попечению
Не везло мне, обормоту,
И тащило, баламута,
По течению.

Мне казалось, жизнь – отрада,
Мол, ни веслами не надо, ох, не надо –
Ох, пройдоха я!
...Удалились, подвывая,
Две судьбы мои –
Кривая да Нелегкая!

Владимир Высоцкий

Райские яблоки
Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, –
Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, –
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали. Гляжу – пред очами не райское что-то:
Не родящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап – тысяч в пять – на коленях сидел.

Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплёл.
За вратами старик слишком долго возился с засовом –
И кряхтел, и ворчал, и не смог отворить – и ушёл.

И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, – нас встречают малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

Седовласый старик – он на стражу кричал-комиссарил,
Прибежали с ключом и затеяли вновь отворять...
Кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил –
И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр святой – он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок...
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне – чтоб были друзья, да жена – чтобы пала на гроб,
Ну а я уж для них украду бледно-розовых яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Я подох на задах – не при старых свечах-канделябрах,
Не к мадонне прижат божий сын, а – в хоромах холоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок,
Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу – ты меня и из рая ждала!

Владимир Высоцкий

Ты идешь, стократ себя кляня

Ты идешь, стократ себя кляня
В том, что на свиданье не признался,
И пылаешь, словно от огня,
Вспомнив, как мычал и заикался.

Брось, дружище, самоистязанье,
Годы пролетят, и, может быть,
Ты себя за это «непризнанье»
Будешь двести раз благодарить!

Эдуард Асадов

Шутливая философия

«Один за всех и все за одного»!
Сказать легко. Но если разобраться,
То одному за всех не разорваться.
Тогда как всем за одного подняться
Не стоит ну почти что ничего!

Эдуард Асадов

Очень сейчас актуально, про осень

Осень – время мечтать и смотреть разноцветные сны,
Запивать холода самым лучшим жасминовым чаем,
Не испытывать сплин или ложное чувство вины
От того, что дожди ну нисколечко не огорчают!

Осень – время зонтов, что давно застоялись в углу.
Время новых плащей, сапогов в разноцветную клетку —
Чтобы лично узнать глубину и количество луж,
А не грустно вздыхать и скучать по ушедшему лету.

Осень – время стихов с неизбежным наличием фраз
Об унылой поре, листопаде, капризах погоды…
Осень – повод подумать, почувствовать «здесь» и «сейчас»,
И, конечно, любить вопреки всем законам природы!

Осудите сначала себя самого,
Научитесь искусству такому,
А уж после судите врага своего
И соседа по шару земному.
Научитесь сначала себе самому
Не прощать ни единой промашки,
А уж после кричите врагу своему,
Что он враг и грехи его тяжки.
Не в другом, а в себе побеждайте врага,
А когда преуспеете в этом,
Не придется уж больше валять дурака -
Вот и станете вы человеком.

Меня пугает власть моя над миром

Меня пугает власть моя над миром,
Над разными людьми и над вещами, –
Не я, конечно, шар земной вращаю
И управляю войнами и миром, –

Но есть во мне таинственная сила,
Исполненная прихотей и каверз:
Чтоб на паркетах люди спотыкались,
Чтоб на шоссе машины заносило,
Чтоб кувыркаясь вспыхивали ИЛы,
Чтоб верные мужья с пути сбивались,
Чтоб мысли непотребные сбывались, –
И я остерегаюсь этой силы.

Но будет день, я знаю: будет день,
Когда свободу я себе позволю,
Тогда я духа выпущу на волю
И овладею судьбами людей.

И в этот день прервется связь времен
И сдвинутся понятия и числа…

Я так боюсь, что этот день случится!

Я так боюсь, что не случится он!

Нина Воронель

Молюсь оконному лучу

Цветок виноградной лозы растет,
и мне двадцать лет сегодня вечером.
А. Терье

Молюсь оконному лучу
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце – пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь.
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.

Анна Ахматова

Дмитрий Быков

И если даже

…И если даже, — я допускаю, —
Отправить меня на Северный полюс,
И не одного, а с целым гаремом,
И не во времянку, а во дворец;

И если даже — вполне возможно —
Отправить тебя на самый экватор,
Но в окружении принцев крови,
Неотразимых, как сто чертей;

И если даже — ну, предложим —
Я буду в гареме пить ркацители,
А ты в окружении принцев крови
Шампанским брызгать на ананас;

И если даже — я допускаю,
И если даже — вполне возможно,
И если даже — ну, предположим, —
Осуществится этот расклад,

То все равно в какой-то прекрасный
Момент — о, как он будет прекрасен! —
Я расплююсь со своим гаремом,
А ты разругаешься со своим,

И я побегу к тебе на экватор,
А ты ко мне — на Северный полюс,
И раз мы стартуем одновременно
И с равной скоростью побежим,

То, исходя из законов движенья
И не сворачивая с дороги,
Мы встретимся ровно посередине…
А это как раз и будет Москва!

Глеб Горбовский

Письмо из экспедиции

Нынче ночь сырая…
Ночь как яма.
Напишите мне письмишко,
мама.
Не ходите, мама, нынче в гости,
напишите,
в синий ящик бросьте.
Если адрес мой попал в корзину,
напишите просто: «Север, сыну».
Отчим сам пускай готовит ужин.
Напишите,
мне ваш почерк нужен,
запах ваш от присланной бумаги.
…Первым снегом заметает лагерь —
наши две притихшие палатки…
Напишите, не играйте в прятки.
Сын у вас бродяга, невидимка,
но и вы — как призрачная дымка.
Напишите, разгоните тучи,
нам обоим
сразу будет лучше.

Сорван лист, летя кружится -
Это осень гостевая...
С ней событий вереница
Янтарём у ног играет.

Без раскатов отпылала
Судьбоносная зарница.
Вот и снова у начала
Неизведанной страницы.

Нет там места укоризне,
Трата времени пустая...
Золотой оттенок жизни,
Сытость чувствам предрекает.

В эту пору украшает
Наступившая солидность.
Мысли собираясь в стаю,
Держат путь на очевидность...