Стихотворение настроения

После долгих лет разлуки

После долгих лет разлуки
В летний лес вхожу с тревогой.
Тот же гул тысячезвукий,
Тот же хвойный сумрак строгий,
Тот же трепет и мерцанье,
Те же тени и просветы,
Те же птичьи восклицанья
И вопросы и ответы.
Глубока была отвычка,
Но невольно сердце вняло,
Как кому-то где-то птичка
Что-то звонко объясняла.
Здравствуй, лес! К тебе пришла я
С безутешною утратой.
О, любовь моя былая,
Приголубь меня, порадуй!

Мария Петровых

Птицы

А птицей стать я не хотел бы,
Быть соловьем я не желаю.

Сама подумай,—
Прилетел бы,
На подоконник сел бы с краю,
И ты б сказала:
«Что за птица
На подоконнике томится,
Стучит в стекло летучим телом?»

А я в стремленье неумелом
Царапал перьями стекло бы.
К чему всё это привело бы?
Ты форточку бы приоткрыла,
Влетел бы я. Как это мило!
В твою ладонь упал бессильно.
Ты к черту выгнала бы кошку,
Подумала,
Поймала мошку,
Схватила булочную крошку
И в клюв мне всунула насильно,
И досыта бы накормила,
И, повторив:
«Как это мило!» —
Поцеловала бы губами.

Так мы становимся рабами.
…Я никогда не буду птицей!

Леонид Мартынов

ОЖИДАНИЕ

Я на швабру накручу

Старых листьев ворох,

Облака сотру

И синь промою.

Я песком, как самовар,

Надраю солнце,

Чтобы рыжей медью

Затопить оконце.

Ветру бороду протру

Травой зелёной,

Раскудрявлю спящий пруд

Лёгким клёном.

Землю-матушку крутну

Пятернёю

И твой взгляд пролью

Звёздным роем.

Мариянна Фляш

1972

Застыло небо в удивленье

Над удивленною землёй.

Той зачарованной весной

Какой-то безымянный гений

Коснулся мира лёгкою рукой.

Он проскользнул прозрачной тенью,

На землю тихо уронил

Ту первозданность удивленья,

Ту удивлённость восхищенья,

В которых этот мир застыл.

Мариянна Фляш


1972

Я знаю, ты живёшь под этим небом,
С тобой мы смотрим на одну звезду.
Я знаю радости твои и беды,
Но к твоему порогу не приду.
Так мир велик, что в этих закоулках
Я потерял тот верный путь прямой.
Час до тебя, а кажется, как будто
Я должен обойти весь шар земной.
Мне это не под силу, ангел мой.

Мариянна Фляш

1974

Милость художника

На старинной остзейской гравюре
Жизнь минувшая отражена:
Копьеносец стоит в карауле,
И принцесса глядит из окна.

И слуга молодой и веселый
В торбу корм подсыпает коню,
И сидят на мешках мукомолы,
И король примеряет броню.

Это все происходит на фоне,
Где скелеты ведут хоровод,
Где художник заранее понял,
Что никто от беды не уйдет.

Там, на заднем убийственном плане
Тащит черт короля-мертвеца,
И, крутясь, вырывается пламя
Из готических окон дворца.

И по древу ползет, как по стеблю,
Исполинский червец гробовой,
И с небес, расшибаясь о землю,
Боги сыпятся – им не впервой.

Там смешение быта и бреда,
Там в обнимку – Чума и Война;
Пивоварам, ландскнехтам, поэтам –
Всем капут, и каюк, и хана.

…А мальчишка глядит на подснежник,
Позабыв про пустую суму,
И с лицом исхудалым и нежным
Поселянка склонилась к нему.

Средь кончин и печалей несметных,
Средь горящих дворцов и лачуг
Лишь они безусловно бессмертны
И не втиснуты в дьявольский круг.

Вадим Шефнер

Весна так чувственна

Весна так чувственна. Прикосновенье ветра
Томит листву, и грешная дрожит.
Не выдержит? И этой самой ночью…
Пахучая испарина ползет
И обволакивает. Мягко
Колышутся и ветви клена,
И чьи-то волосы, и чей-то взгляд.
Все — обреченное. И я обречена
Под кожу втягивать прохладную звезду,
И душный пот земли, и желтый мир заката..
Но по железу ерзнула пила,
И кислое осело на зубах.

Мария Петровых

Отступление от Вуотты...

Отступление от Вуотты,
Полыхающие дома...
На земле сидел без заботы
Человек, сошедший с ума.

Мир не стоил его вниманья
И навеки отхлынул страх,
И улыбка всепониманья
На его блуждала губах.

Он молчал, как безмолвный Будда,
Все сомненья швырнув на дно,–
Это нам было очень худо,
А ему уже – все равно.

Было жаль того человека,
В ночь ушедшего дотемна,–
Не мертвец был и не калека,
Только душу взяла война.
. . . . . . . . . . . . .

Не от горя, не от оружья,
Не от ноши не по плечу,–
От безумного равнодушья
Я себя уберечь хочу.

В мире радостей и страданья,
В мире поисков без конца,
Я улыбку всепониманья
Терпеливо гоню с лица.

Вадим Шефнер

Кузнечики

Кузнечики… А кто они такие?
Заглядывал ли ты в их мастерские?
Ты, видно, думал — это кузнецы
И в кузнях маленьких поодиночке
О наковаленки бьют молоточки,
А звон от них летит во все концы?
Но это заблужденье. Ты не прав.
Не кузница в траве, а телеграф,
Где точки и тире, тире и точки
Бегут вплотную по звенящей строчке
И наспех сообщают обо всем,
Что в поле и в лесу творилось днем.

Мария Петровых

Водоём справедливости

В старинной книге я прочел недавно
О том, как полководец достославный,
Вождь, Искандеру в ратном деле равный
В былые отдаленные века
Из долгого и трудного похода,
Что длился месяц и четыре года,
На родину привел свои войска.

На двадцать семь дневных полетов птицы
(Доподлинно так в книге говорится)
Он всех врагов отбросил от границы,
И вот с победой в боевом строю
Вернулся он, не знавший поражений,
Склонить пред императором колени
И верность подтвердить ему свою.

Пред летней резиденцией владыки
Расположил он лагерь свой великий,
И под толпы приветственные клики
Сойдя с лимонногривого коня,
В доспехах медных, грузен и степенен,
Поднялся он по яшмовым ступеням,
Руки движеньем стражу отстраня.

И царь царей, властитель вод и суши,
Тысячелетний этикет нарушив,
Добросердечен и великодушен,
Шагнул к нему - и чашу преподнес
С вином, достойным полководца славы,
С вином без горечи и без отравы,
С древнейшим соком виноградных лоз.

Такой нежданной чести удостоен,
С поклоном чашу принял старый воин,
Но не пригубил. Сердцем неспокоен,
Он вниз, на луг, невольно бросил взгляд,
Где наклонилась, жаждою влекома,
Над каменною чашей водоема
Усталая толпа его солдат.

Не с ними ли в походе дальнем пил он
Гнилую воду, смешанную с илом?
Не с ними ли пред смертью равен был он?
Теперь один за всех в почете он.
Он с войском шел по вражескому следу —
Н вот не с войском делит он победу, —
От войска он победой отделен!

И что-то в сердце тайно всколыхнулось,
И что-то в нем дремавшее проснулось,
И Справедливость поздняя коснулась
Его своим невидимым крылом:
Минуя царедворцев и министров,
Сошел он вниз решительно и быстро.
И выплеснул он чашу в водоем.

****

Тот царь забыт. О давнем том походе
Лишь в книгах мы подробности находим.
Но песнь о старом воине в народе
Звучит еще и в наши времена.
А в водоеме все вода струится,
И, говорят, доныне в ней хранится
Тончайший привкус древнего вина.

Вадим Шефнер

Банальная песенка

Когда сюда входила ты,
То на оранжевых обоях,
Как в поле, синие цветы
Цвели в те дни для нас обоих.

Но ныне облик их не схож
С цветами подлинными в поле,
Обои выгорели. Что ж,
А мы-то лучше стали, что ли?

Расстались мы давным-давно...
Как говорится, песня спета...
Я не снимаю все равно
Стенного твоего портрета:

Под ним, хранимы в темноте
Тобой - от солнца и от пыли,
Цветы не выгорели те
И помнят всё, что мы забыли.

Вадим Шефнер

А на чердак попытайся один

А на чердак — попытайся один!
Здесь тишина всеобъемлющей пыли,
Сумрак, осевший среди паутин,
Там, где когда-то его позабыли.

От раскаленных горячечных крыш
Сладко и тошно душе до отказа.
Спит на стропилах летучая мышь,
Дремлет средь хлама садовая ваза.

Ваза разбита: но вижу на ней,
Не отводя восхищенного взгляда, —
Шествие полуодетых людей
С тяжкими гроздьями винограда.

Дальше — слежавшаяся темнота,
Ужасы, что накоплялись годами,
Дрема, и та, без названия, — та,
Что отовсюду следила за нами.

Нет, я туда подойти не смогу.
Кто-то оттуда крадется по стенке,
Прыгнул!.. Но я далеко, — я бегу,
Падаю и расшибаю коленки…

Помню и лес, и заросший овраг, —
Было куда изумлению деться.
Все — незабвенно, но ты, чердак,
Самый любимый свидетель детства.

Мария Петровых

Вторая порция

Я в детстве был вертлявым и шумливым,
На беготню я тратил много сил
И, свой обед съедая торопливо,
Всегда вторую порцию просил.

С годами та прожорливость отпала,
А мир вокруг - все шире и родней.
Теперь мне не жратвы, мне жизни мало,
И к жизни я чем старше, тем жадней.

Я знаю: смерть повсюду нас находит,
Не век шагать мне по ступенькам лет.
Но у меня в таком плохом исходе
Трагической уверенности нет.

Все чудится, что соберутся люди,
Минуты, как крупинки, соберут,
Пошепчутся, столкуются, обсудят -
И мне вторую порцию дадут.

Вадим Шефнер

Дом, предназначенный на снос

Двери — настежь, песни спеты,
Счётчики отключены,
Все картины, все портреты
Молча сняты со стены.

Выехали все живые,
Мебель вывезли — и весь
Этот дом вручён впервые
Тем, кто прежде жили здесь.

Тем, кто в глубину погоста
Отошли на все века...
(А под краской - метки роста
У дверного косяка...)

В холодке безлюдных комнат
Не осталось их теней,
Но слои обоев помнят
Смены жизней и семей.

Здесь покоя не ищите
В упаковке тишины, —
Здесь взрывчаткою событий
Этажи начинены.

Здесь — загадка на загадке,
Свет и тьма, добро и зло...
Бьёт мальчишка из рогатки
В запылённое стекло.

Вадим Шефнер

Ворота в пустыне

Синеют древние письмена
На изразцах колонн.
«Ворота счастья» - надпись дана
На арке с двух сторон.

По эту сторону и по ту -
Горькие солонцы,
По эту сторону и по ту
Строит мираж дворцы.

Путник, дойдя до этих ворот,
Надеждой давней томим,
Войдет в них, выйдет, мир обойдет -
И снова вернется к ним.

Он станет в их тень, в прохладную тьму,
Взгрустнет о пути своем:
«Где мое счастье, я не пойму:
В грядущем или в былом?»

И снова он по кругу пойдет,
Подавив усталости стон.
А счастье - только в тени ворот,
Но об этом не знает он.

Вадим Шефнер

Дни мелькают

Дни мелькают — чет и нечет,
Жизнь осталась позади.
Что же сердце рвет и мечет,
Задыхается в груди?

Слышать слов моих не хочет,
Будто в рану сыплю соль.
Днем и ночью сердце точит
Злая дума, злая боль.

Знает сердце о причине
Всех скорбей моих и бед,
О смиренье, о гордыне
И что мне спасенья нет.

Но оно по горло сыто
Ложью всяческих прикрас,
И оно со мной открыто
Говорит не в первый раз,

Чтобы я, ему доверясь,
Не страшилась жить в глуши
И смелей порола ересь,
Если ересь от души.

Говорит не рифмы ради,
Не для красного словца,
Говорит не на эстраде,—
На исходе, у конца.

Мария Петровых

"Душа - общежитье надежд и печалей..."

Душа - общежитье надежд и печалей.
Когда твоё тело в ночи отдыхает,
О детстве, о сказочном давнем начале
Во сне потаённая память вздыхает.

И снятся мечте неземные открытья,
И лень, чуть стемнеет, все лампочки гасит,
И совесть, ночной комендант общежитья,
Ворочается на железном матраце.

И дремлет беспечность, и стонет тревога –
Ей снятся поля, окроплённые кровью.
И доблесть легла отдохнуть у порога,
гранату себе положив к изголовью.

А там, у окна, под звездою вечерней,
Прощальным лучом освещённая скудно,
На праздничном ложе из лилий и терний
Любовь твоя первая спит непробудно.

Вадим Шефнер

Единственный с корабля

Пусть в кармане нет ни рубля,
Жить на свете - большое диво.
Я - единственный с корабля,
Что лежит в глубине залива.

Гнал на рифы нас шторм ночной,
Не уйти от смертного часа...
Смытый с юта шальной волной,
Я единственный чудом спасся.

Спят друзья мои в глубине,
Позабыв о морских страданьях, -
И за всех их придётся мне
Вам поведать о странах дальних.

О союзниках и врагах,
О скитаньях по белу свету,
О таинственных берегах,
Тех, которых в лоциях нету.

... Дайте место мне у огня -
Расскажу, где с друзьями плавал,
Я - единственный, и меня
Не проверит ни бог, ни дьявол.

Вадим Шефнер

Сказать бы, слов своих не слыша

Сказать бы, слов своих не слыша,
Дыханья, дуновенья тише,
Беззвучно, как дымок под крышей
Иль тень его (по снегу тень
Скользит, но спящий снег не будит),
Сказать тебе, что счастье — будет,
Сказать в безмолвствующий день.

Мария Петровых

Лилит


1.

Что предание говорит?
Прежде Евы была Лилит.
Прежде Евы Лилит была
Та, что яблока не рвала, -
Не женой была, не женой, -
Стороной прошла, стороной.
Не из глины, не из ребра -
Из рассветного серебра.
Улыбнулась из тростника -
И пропала на все века.

2.

Всё в раю как будто бы есть,
Да чего-то как будто нет.
Всё здесь можно и пить и есть -
На одно лишь в раю запрет.
Ходит Ева средь райских роз,
Светит яблоко из ветвей.
Прямо с яблони змей-завхоз
Искушающе шепчет ей:

- Слушай, я же не укушу,
Скушай яблочко задарма,
Я в усушку его спишу -
Мы ведь тоже не без ума.
Ева яблоко сорвала -
Затуманился райский дол.
Бог ракеты "небо - земля"
На искомый квадрат навёл.

Бог на красные кнопки жмёт -
Пламя райские рощи жнёт.
Бог на пульте включил реле -
Больше рая нет на земле.
Убегает с Евой Адам -
Дым и пепел по их следам.

3.

У Адама с Евой - семья,
Подрастающие сыновья.
Скот мычит, колосится рожь,
Дремлет Авель, сев на пенёк,
Каин в ёлку втыкает нож -
Тренируется паренёк.
Объезжает Адам коней,
Конструирует первый плот.
- А в раю-то было скучней -
Ты помог нам, запретный плод!
А в раю-то было пресней, -
Заработанный хлеб - вкусней.
А в раю-то мы спали врозь, -
Это рай - оторви да брось!

4.

Улетающие журавли
Прокурлыкали над рекой,
Электричка прошла вдали -
И опять на земле покой.
На рыбалке Адам сидит,
Сквозь огонь в темноту глядит.

Кто там плачет в костре ночном,
Косы рыжие разметав?
Кто грустит в тростнике речном,
Шелестит в осенних кустах?
Кто из облака смотрит вниз,
Затмевая красой луну?
Кто из омута смотрит ввысь
И заманивает в глубину?

Никого там, по правде, нет, -
Только тени и лунный свет.
Не женой была, не женой, -
Стороной прошла, стороной.

***
Никогда не придёт Лилит,
А забыть себя не велит.

Вадим Шефнер