Премного благодарен уважаемой фрау Джулии за такие великолепные мессаги .. Неподражаемый стиль и доброжелательность в подаче материала ..
Могу только лишь выразить свою благодарность песней .. Мне нравится этот актер . На фоне нынешней жизни он смотрится реликтом .. Но .. Вообщем спасибо дорогая Джулия ..
Спасибо большое, Командор, за теплые слова! И вас с прошедшим праздником!
Маленькое поздравление без пафоса и ложного патриотизма, для тех, кто точно знает какова длина строп парашюта, с каких самолетов он совершал прыжки, кто трепетно и ответственно относятся к форме одежды, не ходят в берете и при этом в тапочках и шортах. И не цепляет награды куда попало! Для тех, кто не в фонтане и не с арбузом... за настоящий Десант!
У меня сразу возникла ассоциация - «Персик ты мой!» Ну уж, простите, такие ассоциации...
Итак, поговорим о «персиках и историях из жизни».. Персики - это что-то удивительное, нежное, любимое практически всеми творение природы.
«Есть что-то очень успокаивающее в ритуале варки варенья. Он всегда связан с мыслью о кладовой, полной припасов, об аккуратных рядах банок на полках, которые так приятно доставать зимним утром, в самое темное время года, когда чашка горячего chocolat au lait с толстым ломтем свежего хлеба, намазанным прошлогодним персиковым джемом, воспринимается как обещание солнечного света. Мысли о полной припасов кладовой - это всегда мысли о доме, о четырех каменных стенах и крыше и о том, что времена года всегда следуют друг за другом, всегда возвращаются с очаровательной привычностью и ты год за годом всегда встречаешь их в одном и том же месте. Вкус персикового джема - это и есть вкус дома.» («Персики для месье кюре». Джоанн Харрис.)
Вот и наступила та благодатная пора, когда душистые персики улыбаются и подмигивают с каждого прилавка. Их розовые бархатистые бока призывно подставляются взорам и удержаться от покупки этого фрукта просто невозможно.
Дальше кто как привык. Один кусает этот румяный бок, а другой надрезает этот сочный плод, и показывается косточка, как глубокие извилины мозга старца. И вот тогда наступает тот самый момент наивысшего слияния с фруктом и на ум приходит одна и та же картина – «Девочка с персиками». Итак, стихи и картина дня «Девочка с персиками.......»
Всем, добрый день!
А персик-то, голый! Нектарин - фрукт удивительный и весьма необычный. Существует версия, что этот плод является гибридом персика, скрещенного с яблоком или абрикосом. Находятся утверждения, что прародительницей удивительного фрукта явилась слива. Однако он имеет абсолютно другое происхождение. Этот плод появился в результате классической мутации, когда стали самоопыляться персиковые деревья. Последствием сбоев в развитии почек и явились не ворсистые фрукты, а гладкие. При этом нектарины-мутанты могли появиться на любом персиковом дереве. Последствия своих ошибок природа исправляла сама. Однако садоводы, оценившие по достоинству случайный фрукт, стали целенаправленно прививать его. Таким образом необычная мутация стала одним из видов персиков.
Ботаники отнесли нектарин к подвиду персика и не зря дали фрукту оригинальное название Prunus persica (лат. "персик голоплодный"). Предположительно, родина нектарина – Китай, где он считается пищей богов и символизирует долголетие.
Персик - один из самых желанных летних фруктов, ароматный и сочный, который прекрасен в любом виде, как в свежем, так и в вареньях и десертах.
Веками поэты, писатели и художники воспевали красоту этого плода, награждая красочными эпитетами и лестными сравнениями в качестве комплимента здоровому цвету лица и гладкой коже. Кстати, египтяне считали этот фрукт священным и ассоциировали его с богом Арпократом, покровителем тишины и младенчества. Уж не поэтому ли с персиком частенько ассоциируют румяные щечки новорожденных карапузов?!
Валентин Серов. Девочка с персиками, 1887 год.
«Сияет сад, и девочка бежит,
ещё свежо июня новоселье.
Ей весело, её занятье — жить,
и всех любить, и быть любимой всеми.
Она, и впрямь, любима, как никто,
семьёй, друзьями, мрачным гимназистом,
и нянюшкой, воззревшейся в окно,
и знойным полднем, и оврагом мглистым.
Cкрытый текст -
Она кричит: «Я не хочу, Антон,
ни персиков, ни за столом сиденья!»
Художник строго говорит о том,
что творчество, как труд крестьян, — вседенно.
Меж тем, он сам пристрастен к чехарде,
и сам хохочет, змея запуская.
Везде: в саду, в гостиной, в чердаке —
его усердной кисти мастерская.
А девочке смешно, что ревновал
угрюмый мальчик и молчал сурово.
Москву давно волнует Ренуар,
Абрамцево же влюблено в Серова.
Он — Валентин, но рекло он отверг
и слыл Антоном в своеволье детства.
Уж фейерверк, спех девочки — наверх:
снять розовое, в белое одеться.
И синий бант отринуть до утра,
она б его и вовсе потеряла,
он — надоел, но девочка — добра,
и надеванье банта повторяла.
Художника и девочки — кумир:
лев золотой, Венеции возглавье.
Учитель Репин баловство корил,
пост соблюдая во трудах, во славе.
А я люблю, что ей суждён привет
модистки ловкой на мосту Кузнецком.
…Ей данный вкратце, иссякает век.
Она осталась в полдне бесконечном.
Ещё сирень, уже произросло
жасминное удушье вкруг беседки.
Серьёзный взор скрывает озорство,
не сведущее в скуке и бессмертье.
Пусть будет там, где персики лежат,
пусть бант синеет, розовеет блуза.
Так Мамонтову Верочку мне жаль:
нет мочи ни всплакнуть, ни улыбнуться.
(Белла Ахмадулина. «Девочка с персиками». В ночь на 4 марта 1999 года).
«Девочка с персиками» - это одна из самых знаменитых девочек в русской живописи.
А написал эту картину в 1887 году известный русский живописец Валентин Серов.
Почему же именно с персиками нарисовал художник эту милую девочку Веру?
Августовским днем 1887 года Серов гостил у своего приятеля, богатого промышленника С. Мамонтова в имении Абрамцево. Эта небольшая усадьба на берегу р. Вори всегда была культурным центром. Здесь гостили И.С. Тургенев, Ф.И. Тютчев, М.С. Щепкин, читал «Мёртвые души» Н.В. Гоголь. А когда поместье купил С. Мамонтов, здесь образовалась творческая мастерская. Были открыты столярная и керамическая мастерские, в которых работали Е.Д. Поленова и М. Врубель. Здесь было создано множество прекрасных произведений декоративно-прикладного искусства. В мамонтовском художественном кружке принимали участие Васнецов, Поленов, Серов, Коровин, Киселев, Андрей Мамонтов, Шаляпин и многие другие.
Абрамцевский художественный кружок.
И вот в просторную столовую вбегает 12-летняя Вера Мамонтова. Разгоряченная, румяная после детских игр, она берет такой же румяный розовый персик и садится за стол. 22-летний Серов решил «Вот, прекрасный сюжет для картины!», - и тут же предлагает девочке позировать.
Два месяца художник работает над картиной, совершенно измучив свою модель.
Валентин Александрович проникся искренней симпатией к милой Верочке. Умиротворяющая атмосфера, царившая в Абрамцево, вдохновляла его на создание лирического портрета.
Валентин Серов работал медленно — особенно хорошо это знали его близкие. Когда художник попросил 12-летнюю дочь Саввы Мамонтова — Веру — позировать ему для картины «Девочка с персиками», та сразу смекнула, что это грозит ей испорченным летом. Не испытывая энтузиазма в связи с перспективой позировать неделями вместо того, чтобы гонять с деревенскими по округе, Вера упрямилась. Серов пускал в ход все свои обаяние и красноречие, сулил еще персиков, взывал к дочерним чувствам (картина была задумана как подарок ко дню рождения Елизаветы Мамонтовой), но все было тщетно. В конце концов, он выторговал согласие своей модели за обещание после каждого сеанса кататься с ней на лошадях.
Ближе к вечеру «коллеги по работе» совершали прогулку верхом на лошадях. Серов, одетый в полосатый жокейский костюм, садился на небольшого шустрого иноходца по прозвищу Узелок, а Вера — на славного маленького пони.
«Всё, чего я добивался, — это свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и не видишь в картинах. Писал я больше месяца и измучил её, бедную, до смерти, уж очень хотелось сохранить свежесть живописи при полной законченности, — вот как у старых мастеров. Скажет потом Серов.»
Ведь не зря говорят, что «девушка, словно персик», с розовым румянцем на щёчках. Именно глаза героини привлекли особое внимание, ведь они выразительные, и в них будто бы пляшут искорки озорства. Вся картина как бы пронизана ощущением молодости и беззаботности. Художник изобразил героиню реалистично - здесь нет ни вычурности, ни нарочитости. Девочка такая, какая есть в жизни – она полна энергии, радости и жизнелюбия, которая вскоре поднимется и упорхнет как бабочка в виднеющийся за окном сад, в котором можно сколько угодно забавляться и проказничать. Верочка тем временем выросла, превратившись из озорной поедательницы персиков в прелестную девушку.
И Вера еще не знает, что судьба отвела ей только 32 года жизни. Она еще верит в то, что впереди только радость и любовь. В 1907 году она скончается от скоротечной пневмонии.
Александр Дмитриевич и Вера Саввична Самарины.
За четыре года до смерти Вера выйдет замуж за Александра Самарина, человека из знатного дворянского рода. Конечно, родители жениха были против этого брака и считали дочку купца недостойной партией. Несколько лет Александр Дмитриевич уговаривал родителей дать благословение на брак. 26 января 1903 году пара, наконец, обвенчалась. Но семейное счастье продлилось недолго. Её похоронят в храме Спаса Нерукотворного в Абрамцеве. У вдовца Самарина на руках останется трое детей. Он так больше никогда и не женится. В память о любимой супруге Александр Дмитриевич построит Троицкий храм в Аверкиево. А потом Самарина закружит вихрь кровавых событий: революция, Гражданская война, репрессии… Он скончается в 1932 году в Костроме, пережив любимую жену на четверть века. А нам останется лишь серовский портрет, где маленькая Вера смотрит на нас своими лучистыми карими глазами, держа в руках свежесорванный румяный персик….
Картина писалась именно в усадьбе Мамонтовых, которая находилась в Абрамцево, и на картине ода из комнат. И за этим столом обычно всегда собирались друзья семьи и ее члены.
Персики на картине из личной оранжереи Мамонтовых. Тарелка на стене из их мастерской.
Валентин Серов.
Друзья и родные звали Валентина Серова Антоном. Это не самое очевидное прозвище возникло — вернее, начало возникать — в детстве. Родители звали маленького Валентина Валентошей, Тошей, иногда — Тоней. Позднее, на даче Мамонтовых в Абрамцеве, Тоша превратился в Антошу. И письма, которые Илья Репин писал уже взрослому Серову, нередко начинались обращением: «Антон, Антон!».
Впервые Серова привезла в Абрамцево его мать - композитор в 1875 году. Он рос вместе со старшими детьми Мамонтовых, постоянно терпя их проказы. Младшая Вера тоже подшучивала над юным Серовым. Все изменилось в 1887 году, когда 22-летний художник вернулся из Италии, вдохновленный солнечными пейзажами и шедеврами Ренессанса.
Тогда у Серова, по его воспоминаниям, был дурман в голове и желание «писать только отрадное». Еще недавно художник был невольным участником Вериных игр, а теперь та, которую до сих пор никто не мог заставить усидеть на месте, часами позировала ему каждый день почти два месяца. Со стороны девочки это была дань по-родственному близким отношениям. А картина явилась «своеобразной благодарностью Серова теплу и уюту дома Мамонтовых, ставших для художника второй семьей».
Художник при написании картины использовал чистые светлые оттенки. В картине чувствуется влияние импрессионизма. Серов передает свое мимолетное впечатление от увиденного. Валентин Серов подарил картину матери Веры, Елизавете Мамонтовой, и долгое время портрет находился в Абрамцеве, в той же комнате, где был написан. Теперь там висит копия, а оригинал выставлен в Третьяковской галерее.
Веру Саввишну со временем прозвали «абрамцевской богиней». А дома «абрамцевскую богиню» именовали куда как проще – Яшкой. «Маленькая Веруша с детства много якала». Что ж, возможно, и так — для всеобщей любимицы в том не было бы ничего из ряда вон выходящего. Но у Мамонтовых, как и во многих семьях, это было обычное дело, всем детям давались ласковые прозвища: Андрея звали Дрюшей, Всеволода — Вокой, Веру — Яшкой, младшую Александру — Шуренкой-Муренкой.
Ее портреты также писал Васнецов («Девушка с кленовой веткой», «Боярышня»).
Виктор Васнецов, вспоминая о создании своей картины «Алёнушка», писал так: «…Но не скрою, что я очень вглядывался в черты лица, особенно в сияние глаз Веруши Мамонтовой, когда писал „Алёнушку“».
Виктор Васнецов. «Девушка с кленовой веткой». 1896 год.
В. Васнецов. Боярышня (портрет Веры Мамонтовой), 1884 год.
«Девочка с персиками» считается «первой ласточкой импрессионизма». За это гордое звание она соперничает с «Хористкой» Коровина. Серов и Коровин были одновременно и друзьями, и соперниками.
Константин Коровин. Портрет хористки. 1883 год.
Коровину были не по душе реализм и творчество передвижников. Он предпочитал пленэр и любил эскизность и фрагментарность. Интересно, что на обороте полотна художник оставил надпись — пояснение к картине. Оказывается, что он писал портрет девушки на балконе в общественном саду. Модель была некрасивая. На тот момент еще не было портретов Серова, и подобную живопись публика не понимала.
Коровин подчеркивает, что «Портрет хористки» был написан раньше, чем «Девочка с персиками» и «Девушка, освещенная солнцем» Серова. Это значит, что картина Коровина была новаторской. Но стоит отметить, что это не совсем так. «Портрет хористки» создан в тот же год, что и «Девочка с персиками». Хотя новаторства «Портрета хористки» это все равно не умоляет.
Общество не приняло импрессионистскую манеру письма, которую художник отобразил в «Портрете хористки». Его взгляды не совпадали с традиционной живописью. Даже в Академии художеств он продержался всего три месяца и, разочаровавшись в обучении, решил отчислиться.
Коровин рассказывал забавную историю, связанную с «Портретом хористки». Дело в том, что меценат Савва Мамонтов запутал Илью Репина и заставил его поверить, что картина принадлежит испанскому художнику. Репин согласился с этим, а потом друзья рассказали ему, что это создал русский живописец. Репин не мог поверить своим глазам.
Знакомство с Мамонтовым оказалось для Коровина удачным. Вскоре он стал известным декоратором в Частной опере мецената. Потом Мамонтов отправился с художником за границу. Для Коровина это была первая поездка за границу.
Коровин посетил Италию, Францию, увидел работы зарубежных художников. Более того, его творчество стало популярным в Париже. Ему присудили международную премию на Парижской Всемирной выставке. За победу русский импрессионист был благодарен Поленову. Когда в Париже Коровина спросили, у кого он учился, тот гордо ответил: «Профессор Поленов».
Картина «Девочка с персиками» является символом детства и юности. Она напоминает нам о том, как быстротечно время и как важно ценить каждый момент жизни.
А под холодный морсик и пирог – нужна книжечка.
И сегодня - британская писательница Джоанн Харрис, которая много лет преподает французский язык и литературу. Именно поэтому в её книгах царит атмосфера парижского шарма, а главными героями становятся не только люди, но и изысканные лакомства – от сладких персиков до ежевичного вина.
«Персики для месье кюре» — третья часть «шоколадной тетралогии» Джоанн Харрис.
Это история ярких героев, старых и новых друзей Вианн Роше: красивых мужчин, загадочных женщин, милых малышей и колоритных чудаков-стариков. Это магия — домашняя и вкусная, как персиковое варенье.
Англо-французская писательница Джоанн Харрис пятнадцать лет преподавала в классической школе для мальчиков и по сей день играет на бас-гитаре в той же группе, к которой присоединилась в шестнадцать. А еще она описывает себя так: «Испытатель экспериментальных машин воображения. Немного пишу». Хотя немного — явное преуменьшение.
Джоан росла в поликультурной семье: мама — француженка, а папа — англичанин. Родители будущей писательницы работали учителями и привили интерес к мультикультурному искусству, языкам и истории.
В детстве Джоанн проводила много времени в лавке сладостей, принадлежавшей её бабушке с дедушкой. Этот антураж отразился в литературных произведениях.
В семь лет родители отдали дочь в Уэйкфилдскую школу, куда принимали только девочек. После окончания школы получила хорошее образование в колледже Святой Катерины в Кембридже. Харрис изучала современные и средневековые языки. После окончания учебного заведения, она преподавала французский язык в течение 15 лет. За это время были написаны и опубликованы несколько романов: «Небесная подруга» (1989), «Спи, бледная сестра» (1993) и «Шоколад» (1999), по роману «Шоколад» был снят фильм с Жюльетт Бинош и Джонни Деппом (и пятью номинациями на «Оскар»). Собственно, с «Шоколада» и истории о кондитере — почти волшебнице — популярность Харрис и началась. Добрая книга о том, как всего один человек может изменить целое общество безо всяких радикальных мер и баррикад, привела писательницу к успеху и принесла статус бестселлера остальным ее книгам. Книга не закончилась, а получила продолжение под названием «Леденцовые туфельки», «Персики для месье кюре» и «Земляничный вор».
С тех пор она создала ещё семь произведений: «Ежевичное вино», «Пять четвертинок апельсина», «Остров на краю света», «Блаженные шуты», «Джентльмены и игроки», «Леденцовые туфельки», «Руны» (её первая книга для детей и подростков) и «Мальчик с голубыми глазами». Джоан быстро поняла, что в этой реальной жизни куда больше мифологии и сказки, чем казалось родственникам: приметы и «народная мудрость», правила повседневной жизни, традиции настолько были пронизаны духом старинных верований и легенд, что только укрепляли ее страсть к изучению фольклора. Любимыми авторами Харрис были братья Гримм и Шарль Перро, и сама она пробовала сочинять уже с раннего возраста. Еще будучи семилетней, Харрис зачитывалась запретными взрослыми книгами в библиотеке, раз за разом погружаясь в мир мрачной скандинавской мифологии. И ее любимым персонажем был Локи — ненадежный полудемон-полубог, истории о котором всегда были самыми интересными.
Пожалуй, самый главный цикл, в котором отразилась искренняя любовь Харрис к вкусностям и тихим революциям, происходящим в сердцах людей. Наслаждение едой, рецепты и семейные легенды здесь полноправные герои книг. Все дело в том, что прообразами героев романов «Шоколад», «Ежевичное вино» и «Пять четвертинок апельсина», образующих «Трилогию о еде», как ее называет Харрис, стали предки самой писательницы.
Короткие истории Джоанн Харрис часто пишет в аэропортах, самолетах, поездах и метро. Наблюдая за людьми, она создает маленькие миры, способные скрасить чьи-то пятнадцать минут или час…
«Шоколад», «Леденцовые туфельки», «Персики для месье кюре» и «Земляничный вор» рассказывают о владелице кондитерской Вианн, умеющей готовить сладости, которые буквально врачуют душу.
Если говорить кратко, произведения Джоан Харрис – это о магии, большой и маленькой, магии человеческих судеб и повседневных вещей. Ее тексты очень чувственны, они как будто погружают читателя в мир, полный не только картинок и звуков, но и вкусов, запахов, осязания. Сложно прочитать хотя бы пару страниц «Шоколада», не почувствовав сильного желания отведать какой-нибудь десерт. Этот талант связан с редкой особенностью восприятия цветов через запахи –синестезией, особенностью Джоан. Поэтому и работу она организует через триггеры-ароматы: парфюма, цветов и растений, окружающих ее «офис». Произведения появляются на свет в каменном домике-сарае на заднем дворе поместья семьи Харрис. Там писательница каждое утро садится за стол и пишет – иногда всего по несколько сотен слов, но зато ежедневно. А еще не забывает о необходимости «потреблять искусство», чтобы его творить: речь не только о книгах, но и о музыке, музеях, театрах.
У всех четырех книг идеи разнообразные. Но их связывает одно - как бессмысленно жертвовать своей личностью, своей дорогой, вкусами, привычками - ради кого-то или чего-то. Героиня книги старается стать «как все», «как положено» ради того, чтобы ее дочери жили спокойно (и скучно). И, как только она уходит от своего «я», вся ее жизнь начинает очередной раз плавно перетекать к человеку, у которого это «я» есть. Мысль одна - то, что положено, совсем не обязательно то, что интересно - или кому-то нужно. Просто кто-то когда – то выдумал эту легенду. Одни критики будут упрекать писательницу в том, что она повторяется, другие – в том, что тематика ее произведений слишком уж разнообразная, но сама Джоан остается верной своему восприятию жизни, основанному на чувствах, интересе к фольклору и европейской мифологии, уважении к сказке как к древнему и очень мощному нарративу, до сих пор влияющему на жизнь каждого человека.
Кекс с персиками и сливами.
Когда речь идет о десерте, который сочетает простоту с изысканным вкусом, кекс с персиками и сливами занимает лидирующую позицию. Он объединяет мягкую, влажную текстуру классического кекса с сочной сладостью спелых персиков и слив, создавая угощение, которое одновременно утешает и восхищает. Сказать, что этот кекс храниться долго нельзя, т.к. его съедают еще теплым. И сразу намекают, что у нас ещё есть фрукты и можно ещё один испечь!:)
Кекс в меру сладкий и освежающую нотку вносят крупно порезанные дольки персика и сливы.
Легко готовится и радует!
Cкрытый текст -
Cкрытый текст -
2 больших персика
4 сливы (чернослив)
100 г сливочного масла
50 г растительного масла
150 г сахара
щепотка соли
1 пачка ванильного сахара
2 яйца
210 г муки
8 г разрыхлителя
1/2 ч.л. соды
120 мл молока
корица
Для украшения:
3 ст.л. сахарной пудры
сок лимона
форма 30 х 11
Подготовить молоко.
В чашке смешать 100 г сливочного масла и 50 г растительного масла.
Из взвешенного сливочного масла взять кусочек и смазать им форму для выпечки размером 30 х 11 см и присыпать сверху мукой. А кусочек оставшегося масла положить назад в чашку.
К маслу добавить сахар и ванильный сахар.
Насыпать щепотку соли.
Подготовить муку.
К муке всыпать разрыхлитель и 1/2 ч.л. соды. Все перемешать.
Миксером взбить масло с сахаром до воздушной белой массы.
К маслу добавить по одному яйцу и взбить до однородности.
В полученную массу высыпать половину муки и вылить 120 мл молока.
Все взбить миксером.
Добавить вторую половину муки и все взбить миксером.
Лопаткой собрать все со стенок чашки, перемешать.
Персики и сливы помыть, удалить косточки и порезать крупными кусочками по 1,5 см.
Фрукты выложить в чашку с тестом и все перемешать.
Тесто выложить в форму, а посередине сделать бороздку, чтобы тесто лопалось ровно по ней.
Тесто присыпать корицей и поставить в предварительно разогретую духовку. Выпекать при температуре 170 градусов 60 – 75 минут.
Через 60 минут проверить готовность пирога деревянной палочкой. Если сырой, то печь ещё около 15 минут. В общем, по рецепту 60 минут. У меня 75 минут выпекается.
Готовый пирог вынуть из духовки. Тонким шпателем отделить от стенок формы и дать немного остыть.
В чашке смешать сахарную пудру и капельками добавлять лимонный сок, при этом каждый раз перемешивая до нужной густоты.
Теплый пирог (у нас все любят когда он теплый, но может поломаться) или холодный пирог перевернуть на блюдо и смазать сверху сахарной глазурью.
Сверху присыпать сахарной пудрой.
Наливаем холодный фруктовый морсик и наслаждаемся теплым пирогом.
Приятного аппетита!
Вай, какой пэрсик! Знаете, где можно услышать этот возглас? Да, на базаре. Причём, адресован он будет не столько фруктам, сколько красивым женщинам. И раз уж заговорили про женщин. Одной из самых любимых песен в студенческие времена, которую пели на всех «сабантуях», была... Александр Городницкий и жена французского посла!
«Мне не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса, —
В Сенегале, братцы, в Сенегале
Я такие видел чудеса!
Ох, не слабы, братцы, ох, не слабы
Плеск волны, мерцание весла,
Крокодилы, пальмы, баобабы (примечание – в этом месте мы все орали: Бабы! Бабы!)
И жена французского посла.»
Александр Городницкий о «жене французского посла» и других приключениях в Париже.
Cкрытый текст -
Александр Городницкий, поэт, классик авторской песни, ученый-геофизик и океанолог. Впервые во Францию он попал благодаря легендарной песне «Атланты» — в 1968-м, на зимнюю Олимпиаду в Гренобле, в составе официальной советской делегации. Городницкий позже вспоминал это так:
«Да, там были очень забавные вещи. Одну смешную историю могу рассказать. Руководителем нашей делегации был Геннадий Иванович Янаев, печально известный потом председатель ГКЧП и недолгий горе-вице-президент нашей страны. Тогда он был председателем Комитета молодежных организаций (КМО). Дико пьющий человек. Если помните, при аресте в августе 1991-го его нашли мертвецки пьяным с ядерным чемоданчиком. А в 1968-м году мы были в Гренобле, куда по случаю «белой Олимпиады» была привезена замечательная выставка Модильяни. А я всегда мечтал увидеть Модильяни и пошел на выставку.
Когда в восторге я уже выходил из музея, туда заходили пьяный Геннадий Иванович и не менее пьяный Миша Ржанов, секретарь ЦК комсомола Белоруссии. Янаев входит и говорит: «Буржуазное искусство, блин! Намалевали косые рыла и радуются». И хоть я человек по натуре осторожный и трусливый, да и взяли меня чисто случайно в эту официальную делегацию, тут меня что-то обожгло. Я говорю: «Комсомольские идиоты, вы тупые все, не понимаете — это же великий художник Модильяни!» Янаев, вместо того чтобы на меня окрыситься, сказал: «Саня, а чего ты лаешься? Ты нам объясни. Может, мы и поймем».
И я полчаса держал площадку, рассказывая про великого художника Модильяни. Потом уже я спохватился, что рассказываю фильм «Монпарнас, 19», 1958 года. Фильм об истории последних месяцев жизни Амедео Модильяни).
Янаев слушал вполуха, но когда узнал, что Модильяни был алкаш спился, то воскликнул: «Саня, да ты ж самого главного не сказал! Это же наш человек! Замечательный художник!» Вечером того же дня он собрал советскую делегацию и сказал: «Значит так, оставить все дела и идти культпоходом смотреть замечательного художника Модильяни. Это великий художник! Его буржуи споили! Он алкаш, понимаете, он — гений! Всем в обязательном порядке смотреть!»
В следующий раз Александр Городницкий побывал в Париже значительно позже, поскольку ему надолго закрыли выезд за рубеж.
«В 1968 году я, вместе с Бродским, с Сережей Довлатовым и рядом других не менее достойных людей, попал в общий донос по поводу альманаха «Молодой Ленинград». По этому поводу я попал в черные списки и достаточно долго в них находился. Океанографические экспедиции тоже закрыли в 1972 году. Когда я переехал в Москву, мне на несколько лет закрыли визу, потом, правда, снова открыли. Есть легенда, что ее закрыли из-за песни про «Жену французского посла», но — как рассказывал мне мой друг Юрий Щекочихин, невинно убиенный позже — в Ленинграде были и другие ко мне «претензии»».
Итак,
Почти все свои песни я писал в связи с конкретными событиями, поскольку начисто лишен творческого воображения, и песни для меня всегда были формой дневниковой записи. Так песня «Снег» написана после экспедиции на Крайний Север, а «Над Канадой небо сине...» после захода в порт Галифакс в Новой Шотландии.
Песня про жену французского посла, пожалуй, единственное исключение, которое принесло мне немало неприятностей.
В апреле 1970 года наше научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев» зашло в порт Дакар, столицу Республики Сенегал. На следующий день на судно прибыл советский посол в Сенегале, от которого мы узнали, что на третий день нашей стоянки в Дакаре приходится национальный праздник республики – День независимости, в честь которого должны состояться военно-морской парад и спортивные празднества, включающие гонку пирог и другие соревнования.
В день праздника капитан приказал спустить судовой катер, на который в число избранных попал и я. Подняв красный государственный флаг, катер смело двинулся в самый центр гавани, где проходил парад военного флота Республики Сенегал, состоявшего из нескольких списанных во Франции старых тральщиков и одного эсминца. На океанском берегу были установлены трибуны, на которых разместились правительство, дипкорпус и множество приглашенных гостей.
В честь праздника состоялась показательная высадка десанта на воду. Черные парашютисты бодро выпрыгивали из двух больших транспортных самолетов, неспешно пролетавших вдоль берега. Упав на воду, они ловко раскрывали свои надувные плотики и ожидали подбирающий их катер. Пара парашютистов, видно, плохо рассчитав, вместо моря засквозила в сторону суши, и главный распорядитель махнул рукой – этих можно не подбирать. В этот момент я и увидел жену французского посла.
Она стояла на центральной трибуне неподалеку от президента рядом со своим мужем под небольшим французским триколором. Увидел я ее в подзорную трубу, выданную мне капитаном, с расстояния минимум три кабельтова. Все, что я успел разглядеть, – это белое длинное платье и широкую белую шляпу, за которой развевался тонкий газовый шарф.
Настроение было праздничным, и, вернувшись на судно, мы решили отметить День независимости Сенегала. Вечером того же дня, прикончив вместе с коллегами бутылку терпкого непрозрачно-красного сенегальского вина, я придумал на свою голову озорную песню о жене французского посла, чей светлый образ некоторое время витал в моем нетрезвом воображении.
Неприятности с этой песней начались не сразу, но продолжались много лет. Одна из них произошла в конце 1982 года, когда я выступал накануне Нового года на вечере московских студентов в концертном зале Библиотеки имени Ленина напротив Кремля. В числе многочисленных заявок на песни в записках чаще всего фигурировала песня «про жену французского посла». Обычно я эту песню на концертах не пел. Тут же, под влиянием многократных заявок, притупив обычную бдительность и расслабившись, я ее спел под бурные овации всего зала, и, как немедленно выяснилось, – совершенно напрасно, поскольку, как известно, в нашей стране скорость стука значительно превышает скорость звука.
Уже 3 января мне домой последовал звонок из Бюро пропаганды художественной литературы при Московском отделении Союза писателей СССР со строгой просьбой немедленно явиться к ним. Оказалось, что туда уже пришел донос на меня, составленный «группой сотрудников библиотеки». В доносе отмечалось, что я в «правительственном зале» (почему он правительственный – потому что напротив Кремля?) разлагал студенческую молодежь тем, что пел «откровенно сексуальную» песню, в которой «высмеивались и представлялись в неправильном свете жены советских дипломатических работников за рубежом».
Услышав это обвинение, я не на шутку загрустил. «Так что вы там пели? – спросила меня строгим голосом самая пожилая дама – старший референт. – Про жену советского посла?» – «Не советского, а французского», – робко возразил я. «Ах, французского? Ну это уже полегче. Ну-ка, спойте нам, пожалуйста». И я без всякого аккомпанемента и без особого удовольствия, осипшим от новогодних застолий голосом спел им эту песню. Народ за столами заметно оживился. «Ну ладно, – сказала пожилая дама, и в ее металлическом голосе зазвучали смягчающие нотки. – Идите. Только больше этого, пожалуйста, не пойте».
Другая история, связанная с этой песней, произошла в моем родном Ленинграде в 1971 году на следующий год после ее написания, когда мне понадобилось снова оформлять визу за рубеж для следующего плавания. Самым главным документом, представляемым для оформления визы, как хорошо известно людям моего поколения, была характеристика, подписанная так называемым «треугольником», который значительно страшнее Бермудского (дирекция института, партком и местком).
Инструкция эта составлялась по строго канонической форме. Чтобы проверяющий ее чиновник не тратил зря время на ее изучение, в правый верхний угол выносились главные сведения о представляемом. Про меня, например, было написано так: «Характеристика. Составлена на: Городницкого Александра Моисеевича, беспартийного еврея 1933 года рождения». Ясно, что при таких беспросветных исходных данных дальше можно не читать, а сразу надо откладывать личное дело в сторону.
Так вот, на следующий год после появления злополучной песни про жену французского посла, когда мне снова понадобилось оформлять документы в очередной рейс, меня вызвал к себе тогдашний секретарь партбюро Борис Христофорович Егиазаров, известный геолог, профессор и доктор наук, седой и красивый невысокий армянин с орлиным носом и густыми бровями, обликом своим напоминавший графа Калиостро. Когда я прибыл к нему в комнату партбюро, где он был в одиночестве, он запер дверь на ключ, предварительно почему-то выглянув в коридор.
– У нас с тобой будет суровый мужской разговор, – объявил он мне. – Ты мне прямо скажи, что у тебя с ней было.
Я сел на стул и стал морщить лоб.
– Да нет, ты не о том думаешь, – облегчил мои экскурсы в прошлое секретарь, – я тебя не про всех твоих баб спрашиваю, партию это совершенно не интересует. Я спрашиваю конкретно про жену французского посла.
Я облегченно вздохнул и заученным тоном первого ученика сказал:
– Борис Христофорович, ну что может быть у простого советского человека с женой буржуазного посла?
– Ты мне лапшу на уши не вешай, – строго обрезал меня секретарь, – и политграмоту мне не читай – я ее сам кому хочешь прочитаю. Ты мне прямо говори – было или нет? Мне тут твою песню принесли, и я ее внимательно изучил. И понял, что такую песню просто так не напишешь, там такие есть строчки, что явно с натуры написано. Давай договоримся по-мужски: ты сознаешься и рассказываешь мне некоторые детали, а я тебе сразу же подписываю характеристику. Ведь ты уже в песне и так все рассказал, остается только чистосердечно подтвердить, тебе же легче будет. Пойми, Саня, я же тебе добра желаю. Скажу тебе честно, я бы и сам не устоял, – французская женщина, жена посла... Всякое бывает. Но советский человек, даже если раз оступился, должен стразу же покаяться. Потому что, раз ты сознался, значит, ты перед нами полностью разоружился и тебе опять можно доверять.
– Перед кем я разоружился? – не понял я.
– Перед партией, конечно!
Целый час, не жалея сил, он пытался не мытьем так катаньем вынуть из меня признание в любострастных действиях с женой французского посла. Я держался с мужеством обреченного. Собеседник мой измучил меня и изрядно измучился сам. Лоб у него взмок от возбуждения.
– Ну, хорошо, – сказал он, – в конце концов, есть и другая сторона вопроса. Я ведь не только партийный секретарь, но еще и мужчина. Мне просто интересно знать – правда ли, что у французских женщин все не так, как у наших, а на порядок лучше? Да ты не сомневайся, я никому ничего не скажу!
Я уныло стоял на своем.
– Послушай, – потеряв терпение, закричал он, – мало того, что я просто мужчина, я еще и армянин! Армянин как мужчина – это еврей со знаком качества, понял? Да мне просто профессионально необходимо знать, правда ли, что во Франции женщины не такие, как наши табуретки, ну?
Я упорно молчал.
– Хорошо, – сказал он, – никому не веришь, да? Партии родной не веришь, мужчине не веришь, армянину не веришь.
Он протянул руку к телефонной трубке и снял ее с рычагов.
– Видишь, в таком положении она уже ничего не записывает. Сознавайся!
Я так испугался, что замолк, кажется, навеки.
Поняв, что толку от меня не добиться, он снова надел пиджак, повязал галстук и, глядя мимо меня куда-то в пространство, произнес:
– Неоткровенен Городницкий перед партией. Скрывает факты. Уходи. Ничего я тебе не подпишу!
Расстроенный, вышел я из партбюро и побрел по коридору. В конце коридора он неожиданно догнал меня, нагнулся к моему уху и прошептал:
– Молодец, я бы тоже не сознался!
И подписал характеристику.
Одноклассник и приятель моего друга замечательного историка Натана Эйдельмана профессор физики Владимир Фридкин написал целый рассказ «Новые подробности о жене французского посла».
В отличие от Натана он был «выездным» и много раз выезжал с лекциями в разные европейские страны. Однажды он должен был в очередной раз поехать в Италию, в Рим, и Эйдельман попросил его снять на видео комнаты в особняке, принадлежавшем прежде подруге Пушкина Зинаиде Волконской. Оказалось, что в этом особняке сейчас располагается английское посольство и нужно специальное разрешение для съемки. Выяснилось, что жена у посла – русская, и Володя получил не только разрешение на съемку, но и приглашение на ужин.
Ужинали втроем. Посол, высокий и белокурый мужчина, настоящий лорд, по-русски не понимал, поэтому беседу поддерживала его жена. Выяснилось, что много лет они жили в Сенегале, где ее супруг также возглавлял британскую дипломатическую миссию. «Что вы говорите! – воскликнул Фридкин. – А у меня есть приятель, который написал песню о Сенегале!» – «Ну-ка, спойте», – попросила жена посла. И Володя Фридкин, который поет еще хуже меня, прямо за посольским столом спел им эту песню.
Жена посла перевела своему супругу песню на английский, и величественный и молчаливый до этого английский лорд начал вдруг что-то быстро и говорить своей жене. «Мой муж интересуется, в каком году ваш приятель был в Сенегале». Услышав ответ, она сказала: «Ну, конечно, это Женевьева Легран. Правда, ей тогда было уже за сорок, но она была еще очень хороша».
Десять лет назад на моем авторском вечере в театре «Школа современной пьесы» на Трубной площади в Москве, в конце первого отделения на сцену неожиданно поднялся чернокожий красавец, держа в руках огромный тамтам, и на хорошем русском языке произнес: «По поручению Его Превосходительства, Чрезвычайного и Полномочного Посла Республики Сенегал в России я имею честь вручить господину Городницкому этот тамтам в знак уважения за то, что в России впервые за всю ее историю была написана песня о Сенегале».
Песни Александра Городницкого «Атланты держат небо», «У Геркулесовых столбов», «Над Канадой небо сине…» и многие другие стали настоящим гимном «шестидесятников». Будучи главным научным сотрудником Института океанологии Российской Академии Наук, Александр Моисеевич объездил весь мир, ходил по всем океанам, много раз погружался на морское дно в подводных обитаемых аппаратах, был на Северном полюсе и в Антарктиде, участвовал в поисках легендарной Атлантиды.
«Дорогие братья и сестрицы,
Что такое сделалось со мной?
Все мне сон один и тот же снится,
Широкоэкранный и цветной.
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Все сжигает он меня дотла, –
В нем постель, распахнутая настежь,
И жена французского посла!»
02.08.2024, 16:14
Новичок
158 
Форумчанин
