Наши любимые стихи - III

Друзья, в этой теме пишем стихи любимых авторов.

Если автор неизвестен - ничего страшного.
Стихи должны греть душу, а не вызывать ненужные споры.просьба посты оставлять без иллюстраций !

Предыдущая тема.

Я не помню тебя , извини.
Я забыл твои губы и руки.
Обрываются в памяти дни , заостряясь на вечной разлуке.
Где - то в будущем , может , поймем , как нелепо все вышло и странно , а пока что ползёт день за днём и рубцом покрывается рана.
Жизнь столкнула и жизнь развела , перепутала наши дороги. Всё прошло , разметалась зола , и смеются жестокие Боги.
Я не помню тебя , извини..
Тяжело привыкаю к разлуке.
Только все эти серые дни , я ищу твои губы и руки....

© В.Тушнова

А сильные люди ломаются тихо,
С улыбкой на бледном лице…
Вовек не признав для пиара шумиху,
Лакейскую жизнь при дворце…
Они не скрывают, что счастливы были,
Свободу души испытав.
И люди из глины – таких не любили
За прочный негнущийся сплав…

А сильные люди, от боли шатаясь,
Других никогда не винят
За то, что для выгоды те прогибались
И совесть меняли на блат...
За то, что врагами друзья становились,
Успехов, побед не простив,
За то, что паденьями друга гордились,
При этом себя опустив.

А сильные люди не словом спасают,
А молча решают дела…
Хоть крест иногда непосильным бывает,
Ломаются оба крыла,
Но всё же тащить на себе продолжают
Тот крест, что не дан слабакам.
И сильных людей сам Господь поднимает
Из завистью вырытых ям…

А сильные люди не ноют, не учат,
Являясь примером уже…
Для них не беда, что над городом тучи,
Важнее, что солнце в душе...
Кто хочет – добьётся! Кто верит – тот сможет!
Прощавший – достоин любить…
Хоть сильные люди ломаются тоже,
Но в силах себя починить…
____________________________

© Ирина Самарина

Я тебе открою тайну — (никому не говори):
Всё на свете не случайно — от заката до зари,
Всё на свете что-то значит — чья-то ложь и доброта,
Если в сердце ливень плачет, если есть в душе мечта.

Что-то значит всё на свете — и улыбка, и глаза,
И нелепая ошибка, и нежданная слеза.
И найдётся оправданье даже слову невпопад,
Неумелому признанью и когда отводят взгляд…

И по-своему всё это каждый может объяснить,
Слушать глупые советы или чем-то заменить,
Вместе быть или расстаться, оставаться или уйти,
Растеряться, рассмеяться, с верного свернуть пути…

Каждый вправе сам, как хочет, жизнь единожды прожить,
Выбрать путь сложней иль проще, торопиться, не спешить…
Всё на свете не случайно — от заката до зари…
-Я тебе открыла тайну — никому не говори!

© Хескет Пирсон

Жизнь, жизнь
I
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
II
Живите в доме — и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом, -
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
III
Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.
Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.

Арсений Тарковский 1965

Дмитрий Быков

В общем, представим домашнюю кошку, выгнанную на мороз.
Кошка надеялась, что понарошку, но оказалось — всерьез.
Повод неважен: растущие дети, увеличенье семьи…
Знаешь, под каждою крышей на свете лишние кошки свои.
Кошка изводится, не понимая, что за чужие места:
Каждая третья соседка — хромая, некоторые — без хвоста…
В этом она разберется позднее. Ну, а пока, в январе,
В первый же день она станет грязнее всех, кто живет во дворе.
Коль новичок не прошел испытанья — не отскребется потом,
Коль не сумеет добыть пропитанья — станет бесплатным шутом,
Коль не усвоил условные знаки — станет изгоем вдвойне,
Так что, когда ее травят собаки, кошки на их стороне.
В первый же день она скажет дворовым, вспрыгнув на мусорный бак,
Заглушена гомерическим ревом местных котов и собак,
Что, ожиданием долгим измаян — где она бродит? Пора!—
К ночи за нею вернется хозяин и заберет со двора.
Мы, мол, не ровня! За вами-то сроду вниз не сойдет человек!
Вам-то помойную вашу свободу мыкать в парадной вовек!
Вам-то навеки — полы, батареи, свалка, гараж, пустыри…
Ты, что оставил меня! Поскорее снова меня забери!
Вот, если вкратце, попытка ответа. Спросишь, платок теребя:
«Как ты живешь без меня, вообще-то?» Так и живу без тебя —
Кошкой, обученной новым порядкам в холоде всех пустырей,
Битой, напуганной, в пыльном парадном жмущейся у батарей.
Вечер. Детей выкликают на ужин матери наперебой.
Видно, теперь я и Богу не нужен, если оставлен тобой,
Так что, когда затихает окраина в смутном своем полусне,
Сам не отвечу, какого хозяина жду, чтоб вернулся ко мне.
Ты ль научил меня тьме бесполезных, редких и странных вещей,
Бросив скитаться в провалах и безднах нынешней жизни моей?
Здесь, где чужие привычки и правила, здесь, где чужая возня,
— О, для чего ты оставил (оставила) в этом позоре меня?!
Ночью все кошки особенно сиры. Выбиты все фонари.
Он, что когда-то изгнал из квартиры праотцев на пустыри,
Где искривились печалью земною наши иссохшие рты,
Все же скорее вернется за мною, нежели, милая, ты.

Знаешь, девочка, иногда нужно слать
К чёрту все обязанности и долги!
Ничего не выдумывать, не гадать,
Собой "не лечить" других!
Знаешь, девочка, иногда нужно жить
Тихо... счастливо... не спеша...
Чай с баранками вечером пить...
Так, чтоб оживала душа...
Знаешь, девочка, иногда нужно всласть
Танцевать, петь и пить вино...
Время сединой серебрит нас...
Веселись... пока есть оно...
Знаешь, девочка, иногда нужно бить
Не челом —
Кулаком "под дых" за своих и своё...
Только с ровной спиной ходить...
Принимая, что суждено...
Знаешь, девочка, ночами... надо бы спать!
А не "учить плохому судьбу."
Что не радует — посылать
В тридевятую сторону...
Знаешь, девочка, по утру,
Когда солнце опять взойдёт...
Истину помни одну:
Бог знает куда ведёт!
И тебя, и всех остальных..
И "зачем?" и все "почему?..."
Оставляет нужных, отводит чужих...
Там виднее на небе Ему...
Знаешь, девочка, иногда нужна тишина...
Не тональная... а та, что внутри...
Помни: ты у себя одна...
И... себя... береги.....

© Оксана Зет

Евгений Клюев

К серьёзности - каплю высокого вздора,
к печали - бессмертную детскую шалость:
и падала роза на лапу Азора,
и жизнь возвращалась, опять возвращалась,
и над переулочком - громким, булыжным,
морозное тихое небо вставало.
А Вы говорили: "Немножечко выждем,
мы прожили вечность, но это так мало!"

И точно: потом постепенно теплело,
в замёрзших руках появлялся багульник -
он был наш Вергилий, он вёл нас из плена
на волю, вперёд, в новый день, в понедельник!
И мы уже знали, что дальше всё просто:
каких-нибудь двадцать шагов - и, как прежде,
в малюсенькой лавочке у перекрёстка
опять продаются грехи и надежды.

Булат Окуджава

Давайте восклицать, друг другом восхищаться,
Высокопарных слов не надо опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты —
Ведь это все любви счастливые моменты.

Давайте горевать и плакать откровенно
То вместе, то поврозь, а то попеременно.

Не нужно придавать значения злословью —
Поскольку грусть всегда соседствует с любовью.

Давайте понимать друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.
Давайте жить, во всем другу потакая, —
Тем более, что жизнь короткая такая.

Нонна Слепакова

"Последние минуты"

Кончалось всё у нас — поездка и любовь.
Трудились мы в такси над болтовнею вялой,
Что, дескать, может быть, когда-нибудь да вновь
Всё будет ничего, кто знает, а пожалуй,
И очень даже ничего себе!
Так мы обманный ход искали в несудьбе.

На улицу мою — в изогнутый рожок —
Мы плавно по кривой вкатились на машине.
А улицу в тот час закат холодный жег.
Уступы крыш блеснуть всей ржавчиной спешили,
А стены — всем своим чумазым кирпичом...
Под беспощадным розовым лучом
Тянулися ко мне изнывшие в разлуке
Суставы сточных труб, брандмауэры, люки.

И стыдно стало мне, что улицы моей
Не тронул старый лоск, ни современный глянец,
Что неуместнейше ты выглядишь на ней —
Точь-в-точь взыскательный, злорадный иностранец.

И стыдно стало мне, как будто я сама
Так улицу свою нелепо искривила,
И так составила невзрачные дома,
И так закатный луч на них остановила.

Мы вышли из такси, и тотчас, у ворот,
Весенний льдистый вихрь освобожденной пыли
Ударил нам в лицо, пролез и в нос, и в рот...
Окурки трепетно нам ноги облепили,
И запах корюшки нас мигом пропитал,
Чтобы никто уже надежды не питал.

И стыдно стало мне, как будто это я
Тлетворным ветерком в лицо тебе дохнула.
Я дверь в парадную поспешно распахнула —
И стыдно стало мне, что лестница моя
Лет семь не метена и семьдесят не мыта,
Что дверь щербатая и внутренность жилья
Неподготовлены для твоего визита.

И стыдно стало мне за улицу, район,
За город, за страну, за всё мое жилище,
Где жизнь любви — да что?! — любви последний стон
Обставлен быть не мог красивее и чище.

...Когда же ты, в дверях составив мой багаж,
Мне руку целовал с почтением брезгливым,
Как у покойницы; когда же ты, когда ж
Рванулся из дверей движеньем торопливым —
То стыдно стало мне, что слишком налегло
И стиснуло меня пустое приключенье,
Что, в лифте ускользнув, смеешься ты в стекло,
Летучее свое лелея облегченье.

1985 г.

ЭРНЕСТ ДАУСОН (2 АВГУСТА 1867–23 ФЕВРАЛЯ 1900)

Перевод Г. Кружкова

NON SUM QUALIS ERAM BONAE, SUB REGNO CYNARAE[1]

Вчерашней ночью тень вошла в порочный круг
Недорогой любви, и дрогнувший бокал
Едва не выскользнул из ослабевших рук;
Я так измучен был моей любовью старой;
Да, я был одинок, я тосковал:
Но я не изменял твоей душе, Кинара.

Пылая, я лежал в объятиях чужих,
Грудь прижимал к груди — и поцелуи пил
Продажных красных губ, ища отрады в них;
Я так измучен был моей любовью старой;
Проснулся я — день серый наступил:
Но я не изменял твоей душе, Кинара.

Я многое забыл. Как будто вихрь унес
Веселье, буйство, смех, лиловый блеск чулок,
И танцы до утра, и мусор смятых роз;
Я так измучен был моей любовью старой;
Из памяти я гнал немой упрек:
Но я не изменял твоей душе, Кинара.

Я громче всех кричал, я требовал вина,
Когда же свет погас и я упал, как труп,
Явилась тень твоя, печальна и грозна;
Я так измучен был моей любовью старой;
Всю ночь я жаждал этих бледных губ:
Но я не изменял твоей душе, Кинара.

[1] «Я уж не тот, каким был в царствие доброй Кинары» (лат.). Гораций, «Оды», IV, 1.

я с тобой не за тем, чтоб "качать на тебя права,"
не для того, чтоб "пилить" и кидать упрёк,
а чтобы чувствовать то, для чего не нужны слова,
чтобы нежность укладывать между строк.

я с тобой не за тем, чтоб тебя менять,
а за тем, чтоб с таким, какой есть, встречать снежные зимы,
я с тобой не за тем, чтоб ты выносил меня из огня,
ты же знаешь,
я редко умею быть слабой и уязвимой.

я с тобой не чтобы "устраивать сцены," ловить на лжи,
я не то чтобы выше этого, просто мне не позволит гордость,
я с тобой, чтобы в твоём сердце тихонько жить,
быть в твоей голове вечным треком,
играющем на повторе.

я с тобой, чтобы просыпаться утром, отдёргивать занавески,
шептать на ухо с приставкой "мой" твоё имя,
я с тобой не потому, что мне больше не с кем,
а потому, что мои глаза не светятся с другими.

я с тобой не за тем, чтоб тебя "учить,"
ты и без советов прекрасно всё знаешь сам,
я за тем, чтобы обнимать тебя без причин,
проводить кончиками пальцев по шее и волосам.

я с тобой, чтобы улыбаться, когда ты счастлив,
делить поровну грусть, когда ты разбит,
я с тобой,
чтобы жизнь приобретала смысл, резкость, фактуру, краски,
я с тобой, чтобы просто тебя любить.

© Аня Захарова.