Форум - Показать сообщение отдельно

Manticore · 26.09.2009, 11:03

Кукла уже была в руках Тани, и все девчонки сгрудились вокруг ее койки.
- Настя, ты хочешь такую куклу? – спросил Егор.
Настя подняла на него удивленные глаза. «А разве это возможно?» - читалось в этих детских, не по возрасту печальных глазенках.
- Будет тебе кукла, - твердо заверил Настю Егор, - обязательно будет.

Весь вечер Егор и Валентина вели разговор о Насте, обсуждали разные варианты ее удочерения.
На другой день Егор уже мчался в больницу с новой куклой подмышкой. От нахлынувших чувств Настя даже спасибо забыла сказать. Она держала в руках это чудо, это счастье, это сокровище, и не верила своим глазам. И только чуть позже она опомнилась и тихо поблагодарила Егора. Все девчонки опять сгрудились вокруг ее кровати: щупали, гладили куклу, проверяли, как она говорит «мама». Настя от такого внимания подруг, от этого сокровища в руках была на седьмом небе от счастья.
- Как назовешь свою «дочку»? - спросил Егор.
- Маша, - не думая, ответила Настя.

Лекарства, усиленная забота Валентины и Егора сделали свое дело, болезнь отступила, и Таня с Настей быстро пошли на поправку. Валентина и Егор все свободное время находились рядом с ними. Через девять дней девчонок выписали и Егор на своем «Москвиче» отвез Настю домой в деревню. Он хотел одновременно посмотреть на мать Насти, определить степень ее падения и по возможности поговорить с ней. Однако матери дома не оказалось, и их встретила та же старушка, которую Егор видел в палате.
- Дай Бог тебе, сынок, здоровья, - прошамкала она беззубым ртом. – Я уж думала, совсем перевелись хорошие-то люди, оказывается – нет, остались еще.

Из соседнего дома вышел дед, на его пиджаке поблескивали ордена и медали. Пиджак с наградами одел по случаю появления у его дома городского человека. Упустить такой редкий случай поговорить с незнакомым человеком он не мог. В деревне остались одни старухи, и излить душу деду было некому, а этот городской, видать, неплохой мужик, коли, чужую девочку на своей машине привез из больницы.
- Здравствуйте! Вот и к нам сюда в глухомань попутный ветерок занес человека. Помните песню? «Может к нам сюда знакомого солдата ветерок попутный занесет», - пропел старческим скрипучим голосом дед. – Меня зовут Платон Иванович, - протянул он руку Егору.
- Очень приятно познакомиться с человеком, у которого – помните песню? «Грудь его в медалях, ленты в якорях», - пропел Егор. – Меня зовут Егор.
Это песенное знакомство развеселило обоих и быстро сблизило.
- А у вас, я смотрю, не только медали, но и орденов хватает, - сказал Егор, разглядывая награды. – Где воевали?
- О, где только я, сынок, не воевал! В Берлине вот только не пришлось побывать и поставить свою подпись на Рейхстаге. Войну закончил в Чехословакии, последний мой бой был за Прагу. Видел бы ты, как нас встречали жители Праги! Как сейчас помню: мы ехали на танках по улицам города и отовсюду на нас летели букеты живых цветов. А как народ ликовал! Это надо видеть, такое словами не расскажешь…
- Чего Мария-то твоя делает? – прервала деда старушка. Она не раз слышала, как ее сосед Прагу освобождал и опять слушать тоже самое ей уже не хватило терпения. Дед ухмыльнулся:
- Ты, Пелагея, разве не знаешь чего она делает? Уткнулась в «ящик» и смотрит бразильский сериал какой-то. Все старухи в деревне свихнулись от этих бразильских жвачек, - обращаясь уже к Егору, сказал дед. – И чего они в них нашли? А тут еще на днях передача была про озоновые дыры, экологию и глобальное потепление, так старуха моя теперь ходит и охает, конца света ждет.
- Э-хе-хе! – вздохнула Пелагея. – Не в глобальном этом вашем потеплении дело, не в экологии и не в дырах этих… Бог нас наказывает за грехи наши и зло, которое творим на каждом шагу. Души у людей стали грязные, а не экология, души надо сначала очистить, тогда и вокруг нас все будет чисто. Эх, да что говорить!..
Старушка отрешенно махнула рукой и, уже обращаясь к Насте, сказала:
- Пойдем, Настенька, у меня побудешь, пока мама твоя не пришла. Пойдем, моя голубушка.
Сгорбившись, старушка повела девочку в избу. Настя оглянулась и помахала Егору ручкой, другой рукой она крепко прижимала к себе куклу.
- Я к тебе скоро приеду, Настя, не скучай! – крикнул вслед им Егор.

- Давай, Егор, присядем, - предложил дед, - в ногах правды нет. Они присели на толстый чурбан, лежащий у палисадника, до блеска отполированный за долгие годы использования его в качестве скамейки. Егор достал сигареты, угостил деда. Закурили.
- А ведь она, старая, права, - первым заговорил дед. - Зло ведь даже растения чувствуют. Вот возьми два одинаковых растения, один из них поливай каждый день матом, а второму говори добрые, ласковые слова. Первый, которого поливали матом, будет расти слабым, чахлым, а второй – крепким, сильным. Я где-то в газете об этом читал. Даже вода, которую обкладывали матом, говорили ей злые слова, меняла там какую-то свою структуру, злая становилась.

Дед прикурил потухшую папиросу, задумался. Вдруг лицо его оживилось от какой-то на его взгляд важной, пришедшей ему в голову мысли.
- Вот ты послушай, что выходит, - стал он излагать эту мысль Егору. - Зло от нас передается природе, так? Значит, передается и к растениям, и к овощам, фруктам, которые мы едим, и к траве, которую ест домашняя скотина, и к воде, которую мы пьем, так? Значит через эти овощи, мясо, молоко, воду зло опять возвращается к людям? Зло в нас, становится злом вокруг нас? Идет интенсивное накопление зла. Недалек тот день, когда эта критическая масса зла взорвется, и нам всем будет каюк. Как спастись? Как разорвать этот порочный круг, чтобы люди не превратились в зверей и не погибли? А? – спросил дед и тут же сам ответил: – А разорвать этот круг можно только добром, любовью, которые сегодня у людей какие-то злые силы стараются вытравить. Вот так-то!
- Поэтому, наверное, и природа меняется в худшую сторону, к человеку задом поворачивается, мстит разными стихийными бедствиями, - сказал Егор. - Природа уже не выдерживает человеческое зло и распутство.
- Ты прав, - подхватил мысль Егора дед. – Вот скажи мне, когда это было, чтобы от нормальных, съедобных грибов люди травились? Говорят, что они мутантами становятся, а отчего они мутантами-то становятся? – Дед пристально посмотрел на Егора. – Вот то-то и оно! – сказал он, многозначительно подняв указательный палец. – Когда это было, чтобы у нас, в средней полосе, укус клеща был для человека смертельным? Энцефалит у них какой-то… Не было у нас раньше никакого энцефалита. Сегодня все больше и больше бешеного зверья появляется. Почему зверье-то бесится? Не от людской ли злобы все это идет?
Егору давно хотелось перевести разговор на другую, важную для него тему, но как-то все не было подходящего момента. Видя, что разговор затягивается, а времени у него осталось мало, Егор решил больше не откладывать и поговорить о Насте.
- Я вас, Платон Иванович, вот о чем хочу спросить. Мать Насти совсем пропащая, или еще есть надежда? Мне это очень важно знать, мы с женой хотим удочерить Настю.
Дед не ожидал такого крутого поворота в их беседе. Он удивленно уставился на Егора, как будто разглядывал его заново, как будто рядом с ним незаметно подсел вместо Егора другой человек. Он достал из кармана какой-то цветастый клочок материи, служивший ему платком, и промокнул им повлажневшие от внезапно нахлынувших чувств глаза.
- Доброе и благородное дело задумал ты, сынок. А мать у нее пропащая, и вряд ли она станет когда-нибудь человеком, - сказал он надтреснутым голосом. - Раньше – да, государство отправило бы ее на принудительное лечение, и, глядишь, вернули бы к нормальной жизни. А сегодня кому нужны такие?

Дед замолчал. Два человека, два поколения сидели, задумчиво глядя в какую-то мысленную даль. Майское солнце приятно согревало им спины. За палисадником цвели пышным белым цветом яблони. Воздух был наполнен разнообразными запахами проснувшейся после зимней спячки, расцветающей природы. Кругом все благоухало.
- А Настя – девчонка хорошая, - заговорил первым дед. - Шесть лет ей, а она уже такая самостоятельная, хозяйственная, - последние слова дед сказал с уважительной улыбкой. – Когда матери нет, она дома все приберет, пол подметет, сядет вечерком на крылечко, кулачками головку подопрет и дожидается маму. А мама ее сутками иногда дома не появляется. То Пелагея, то старуха моя присматривают за ней, подкармливают. Посидит у нас и вдруг домой засобирается: «А вдруг, - говорит, - мама придет, искать меня будет, расстроится». Ведь в сознании ребенка мать не может быть плохой, она всегда хорошая, даже падшая.
Дед повернулся к Егору, положил руку ему на плечо.
- Я это говорю тебе, Егор, к тому, чтобы ты не торопился с удочерением. Ребенок живую мать свою никогда не променяет на чужую, тем более – Настя. Ты действуй постепенно, не торопясь. Навещайте ее почаще, приглашайте домой хотя бы на выходные, пусть она хорошо привыкнет к твоей семье, а там глядишь, само собой все решится. Да и мать ее при таком образе жизни долго не протянет, – дед тяжело вздохнул. – Жалко ее. Как только мы ее не увещевали – бесполезно. На моих глазах она росла. Ей лет пять, наверное, было, когда ее родители погибли в авиакатастрофе. Бабушка ее вырастила. Только замуж ее выдала, и где-то через неделю умерла, царство ей небесное, – Дед немного помолчал, о чем-то думая, затем продолжил: - Хорошая девчонка была мама-то Настина, красивая, а вот видишь, как она жизнь-то у нее сложилась. Сегодня, как после войны, редко встретишь дом, куда бы горе не заглянуло.

- А где родители ее мужа? – спросил Егор.
- Где-то там, - дед неопределенно махнул рукой, - в Киргизии. В советское время русские ехали помогать киргизам, узбекам и другим народам новую жизнь строить, экономику поднимать, а теперь вот они оказались за границей, в чужих государствах. Раньше родители писали письма, а как сын погиб, с тех пор ни слуху, ни духу. Может, сгинули где, а может выехать не на что. Да и ехать-то некуда, Россия сегодня от таких, как они, отвернулась. Дед замолчал.
- Извини, Платон Иванович, пора мне, - сказал Егор вставая. – Я, наверное, так и сделаю, как вы сказали, не буду торопиться с вопросом удочерения. Вы уж присматривайте, пожалуйста за Настей, а я буду наведываться как можно чаще.
Егор крепко пожал деду руку и направился к машине.
- О Насте не беспокойся, мы за ней присмотрим, в обиду не дадим, - торопливо говорил дед, семеня за Егором.

Вечером, перед сном, лежа в постели, Егор и Валентина долго говорили о Насте, о жизни непутевой, которая в первую очередь отражается на детях. Наконец, сон сморил уставшего за день Егора.

Сначала ему приснилась Настя. Она в белом платьице, в белых носочках и туфельках стояла где-то в отдалении и, улыбаясь, смотрела на Егора, махая ему рукой. Другой рукой она прижимала к себе куклу. Постепенно она удалялась, продолжая махать ему ручкой, становилась все меньше, меньше и, наконец, исчезла, растворилась.

Вдруг какая-то неведомая сила резко подняла Егора, и он взмыл вверх. Он летел в какой-то приятной невесомости, мимо звезд, планет… Полет прекратился так же внезапно, как и начался. Он оказался на красивой, зеленой, украшенной цветочными клумбами лужайке. Невдалеке стояло огромное белое здание с массивными колоннами. На портале этого здания крупными буквами было написано: «Высший Разум». Огромные входные резные, с загадочными символами двери медленно открылись, и Егор оказался внутри большого, светлого помещения. Детали этого помещения, внутреннее убранство разглядеть было невозможно, все сливалось и как бы растворялось в ярком неземном свете. Но этот свет не ослеплял, а наоборот, оказывал какое-то приятное, благотворное воздействие на зрение.
В глубине стоял массивный стол из материала, похожего на белый мрамор. За столом сидели, как узнал позже Егор, помощники Главного. Их было примерно10-12. Четко разглядеть их было невозможно. Они как-то расплывались, как расплывается изображение на фотографии от неправильно установленной резкости во время фотографирования. Разумом, всем своим существом Егор чувствовал присутствие Главного - творца и хозяина всей вселенной, но не видел его. Видимо, он был недосягаем для человеческого зрения - только для разума.

- Что там у нас на планете Земля творится? – спросил невидимый Главный у одного из своих помощников, который отвечал за галактику, в которой находилась Земля.
- Плохие там дела, - ответил помощник. – Все больше и больше злых мыслей поступает с этой планеты и все меньше и меньше мыслей, наполненных добром и любовью. Злом наполняется планета Земля. Многие научные открытия, которые мы им даем во благо, они используют во зло, безрассудно, не просчитывая последствий. Уничтожают природу, массово производят смертельное оружие для убийства себе подобных, развратничают, детей бросают, участились случаи насилия над ними…
- Что они там, совсем умом тронулись? – сурово прервал помощника Главный.
- Пока еще не совсем, но все идет к этому, - тихо ответил помощник.
- Сделайте им предупреждение, - жестким голосом сказал Главный, - щелкните этим человекам на Земле хорошо по носу, чтобы образумились.
- Предупреждения им поступают постоянно, - сказал помощник. - В виде разрушительных ураганов, наводнений, землетрясений, болезней неизлечимых – ничего не помогает. Не хотят их видеть люди планеты Земля. Сейчас к ним идет новое предупреждение… Если не образумятся, то утонут все в своих грехах и погибнут, - ответил помощник. - Мы же не можем допустить, чтобы они своими грязными мыслями поганили Вселенную, - как бы оправдываясь, добавил он. – Они могут заразить ими и другие планеты. Их жизни пока еще в их руках.
- Да, не можем, - сказал Главный, каким-то эхом, и это эхо повторилось несколько раз, постепенно затухая: …не можем… ожем… жем…

Вдруг эхо прервал какой-то неприятный, пронзительный звон. Звенело все вокруг. Казалось, что звенит противным земным звоном вся вселенная. Егор проснулся. Рядом, на тумбочке во всю мощь надрывался старый, горластый, с колпаком, похожим на колокол, будильник.
- Да заткнись ты! - в сердцах бросил Егор и нажал кнопку остановки звона. Будильник обиженно последний раз булькнул и заткнулся.
«Приснится же такое! – удивился Егор. - Ну и ну!» Он встал, прошел на кухню. Валентина готовила завтрак. Егор рассказал ей сон.
Валентина задумалась, уставившись глазами куда-то в пространство. Затем повернулась к мужу и с укором сказала:
- Вечно тебе приснится какая-нибудь чушь, а потом думай, переживай. Лучше не рассказывай мне больше свои сны, от них одно расстройство.
- «Чушь!» - пробурчал Егор. – А если это не чушь, а знак?
Егор допил чай и стал собираться на работу.
- Я сегодня еду в командировку, в областной центр за стройматериалами, - сказал он у порога, - возможно, заночевать там придется. Ты не волнуйся.
- Позвони там откуда-нибудь.
- Хорошо, если будет возможность, позвоню.

Вернулся Егор из командировки на другой день в четверг вечером. В субботу «Москвич» уже нес его в деревню к Насте. У Валентины были какие-то неотложные дела, и поехать с мужем она не смогла. Решили, что Егор заберет Настю домой на выходные дни. Еще издали Егор заметил на чурбане у палисадника сгорбившегося Платона Ивановича.
- Ну, как тут освободитель Праги, гроза фашистов поживает? – весело спросил он, вылезая из машины. Дед поднял на него скорбные глаза:
- Плохие дела, Егор. Настю позавчера вечером опять увезли в больницу.
Егор обессилено опустился на чурбан:
- Как, увезли? Что с ней опять?
- Ты тогда только уехал, тут же вскоре мать Настина пришла. Вроде бы трезвая. Мы даже со старухой обрадовались, может, за ум взялась, подумали. На другой день после обеда Пелагея зашла к ним проведать. Матери нет. Настя лежит в кровати вся бледная, как полотно, губки синие, – голос у деда дрогнул. – Одно слово повторяет: «Маша да Маша». Кукла Маша у нее пропала. Наверняка мать утащила, продала и пропила. Больше некому.
Дед достал из кармана свой цветастый платок, вытер им глаза
- Пелагея вон тоже слегла от расстройства, давление резко поднялось.

Последних слов Егор уже не слышал, он почти бежал к машине.
- Я еду в больницу! – крикнул он деду и нажал на газ. «Москвич», как все равно предчувствуя беду, рванул с несвойственной его старческому возрасту прытью. По пути Егор заехал в магазин «Детский мир», купил последнюю (с витрины) куклу и помчался в больницу.

- Вам кого? – остановила сестра запыхавшегося, с коробкой в руке Егора.
- Мне Настю Серову из деревни Сосновка. Ее позавчера вечером привезли.
- Настя Серова вчера ночью умерла, - спокойно, ровным голосом сказала сестра.
Егора шарахнуло по мозгам чем-то тяжелым. Рука с куклой безвольно опустилась, и из коробки послышалось: «Мама». Егору сначала показалось, что это Настя зовет свою маму. Он уставился безумными глазами на сестру:
«Что она говорит?.. И почему она так равнодушно и хладнокровно об этом говорит? Ей, что, все равно? Ведь человек же умер, ребенок! А может, не умер, может, эта непробиваемая дама ошиблась?» - мелькнула у Егора надежда.
- У нее был врожденный порок сердца, - так же ровно продолжила говорить сестра, - а тут еще она какой-то стресс, видимо, пережила…
- Где она сейчас? – перебил сестру Егор.
- Наверное, в морге, - пожала сестра плечами. – Извините, у меня работы много, - сказала она и ушла в палату.

Все последующие два дня прошли как в тумане. Егор смутно помнил, как вез Настю из морга в деревню, как рыл могилку с двумя сыновьями одной деревенской старухи – они как раз, кстати, приехали из города навестить свою мать. В глазах все время стояла Настя в беленьком платьице прощально махавшая ему рукой. Когда стали накрывать гробик крышкой, Егор вдруг очнулся:
- Подождите, - попросил он Платона Ивановича и побежал к машине. Через минуту он вернулся с куклой в руках.
- Вот тебе, Настенька, кукла, - сквозь слезы прошептал Егор. - Теперь ее у тебя уже никто не украдет.
Он положил куклу Насте на грудь и вдруг все четко услышали «мама». У старушек на глазах заблестели слезы.

Егор не остался на поминки. Он оставил деду денег помянуть Настю и поехал домой. В машине, чтобы отвлечься от тоскливого настроения, включил приемник. В салоне зазвучал волнующий душу, пронзительно-жалобный детский голосок:

Пусть мама услышит, пусть мама придет,
Пусть мама меня непременно найдет.
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети...

Мать Насти обнаружили утром на могиле дочери мертвой. Рядом с ней валялась недопитая бутылка водки, в руках был зажат пузырек, на дне которого белела оставшаяся одна таблетка снотворного. Мать лежала, обняв могильный холмик.
Похоронили ее рядом с дочерью.