Три девицы под окном...
Три девицы под окном — Фиса, Соня и Вася — обсуждают четвертую — Дусю.
Анфиса —
большая поклонница умеренного питания, обладательница тонкой талии и узкой задницы —
считает, что Евдокия чрезвычайно много ест, отсюда округлые формы,
отсутствие талии и присутствие бедер просто таки неприличной ширины.
Соня — большая скромница и тихушница, с постным лицом стерильной монашки —
считает, что Дуся ведет себя крайне неприлично, совершенно лишена женственности,
храпит по ночам, чавкает за обедом и наступает на ноги приличным кошкам.
Вася — большая пофигистка и просто большая —
считает так, как считают Фиса и Соня, а когда кошки разойдутся по своим делам,
Вася перестанет как-либо считать.
До тех пор, пока не выслушает очередного собеседника.
Против Евдокии Василиса ничего не имеет, охотно делится с ней миской и подушкой, прощает оттоптанные ноги.
Васе просто лень тратить себя на эмоции, поэтому она незыблема в любой ситуации и совершенно неконфликтна.
Обмен мнениями прерывается ворвавшимся с улицы объектом обсуждения.
Объект — точно такой, каким описывают его усатые сплетницы —
толст, громогласен, одна нога по колено в коровьем дерьме, остальные — просто грязные.
Той, что по колено, Евдокия с ходу наступает на Соню,
от чего та меняется в лице и шипит, как раскаленная сковородка, если на нее плюнуть.
— Привет всем! — орет Дуся.
По какому поводу собрание?
Когда обедать будем?
Это чей суп в тарелке недоеденный стоит?
Я доем?
Надо было раньше говорить, что это был твой суп, Анфиса.
Это было твое молоко, Соня?
Хорошее молоко, только мало.
Пахнет?
Чем от меня пахнет?
Нормально пахнет, как обычно.
Двиньтесь, девицы, я лягу возле печки греться.
Ну и что, что ваше место?
Сдвигаем Васю вправо, Соню влево, Анфису… Фиса, ты куда?
И Соня туда же…
Одна Василиса осталась.
Слушай, Вась, я тебе такое расскажу.
Идет, значит, эта корова, лепешки из нее сыплются и тут я…
На этом интересном месте мне пришлось срочно отлучиться за дровами,
ибо печка все рвалась погаснуть и уже почти.
По пути мне встретились Анфиса с Софьей, которые сидели на веранде и, судя по выражению лиц,
продолжали говорить все о том же.
Вернее, о той же.