-А существуют,-спросил я,-специальные чайные песни?
-Ого-го!-засмеялся мохнатый гость,-еще как, и зачастую их существование гораздо легче доказать, нежели существование тех, кто их исполняет!
Это было тоже отличной новостью; мое существование было сложнодоказуемо, и сознание этого давало мне ощущение великолепной легкости, прямо парения какого-то, под самым потолком, в звуковых волнах смеха и песни.
-Похоже, готово,-молвил тут гость.
И я только скосил глаза, чтобы увидать маленький залив желтого солнечного света в белом ободке краешков кружки; свет был сжижен и тихонько переливался в глубине золотистыми нитями более чистого оттенка, чем общий цвет. На дне мирно покоился длинный охряной лист, несколько смятый тенями и бликами, с ровным, как во сне или в детском рисунке, узором прожилок, присыпанный мелкими крошками коричного порошка. Крупинки специй мельчайшим темным снегом вдруг закружились во вспугнутом секунду назад пространстве... лист заходил движениями плавными, мягкими, как скат, потянув за собой тонкие, нервные золотые нити.
Я вспомнил, что тысячу лет не был на берегу реки, с россыпью ракушек и песком точно такого же цвета, как это жидкое солнце...
Маленький мохнатый гость прекратил дуть на чай и, улыбнувшись, сказал:
-Вот это была моя чайная песня.
.