ЗАКУСКА.
А. П. ЧЕХОВ
пасхальный рассказ
Был пасхальный канун. За час до заутрени зашли за мной мои приятели.
Они были во фраках и белых галстухах.
— Очень кстати, господа, — сказал я.
Вы поможете мне убрать стол…
Я человек холостой, бабенции у меня не полагается, а посему… помощь дружеская.
Плумбов, давай стол отодвинем!
Приятели двинулись к столу, и через какие-нибудь пять минут мой стол уже изображал собой аппетитнейшую картину.
Окорок, колбасы, водки, вина, заливной поросенок…
Убрав стол, мы взялись за цилиндры: пора! Но не тут-то было… Кто-то позвонил…
— Дома? — услышали мы чей-то хриплый голос. — Входи, Илья, не бойся!
Вошел Прекрасновкусов. За ним робко шагал маленький, чахлый человечек.
У обоих под мышками были портфели…
— Тссс… — сказал я приятелям. — Язык за зубами!
— Рекомендую! — сказал Прекрасновкусов, указывая на чахлого человечка.
Илья Дробискулов! На днях к нам поступил, к нашему лику причислился…
Да ты не конфузься, Илюша! Пора привыкнуть!
А мы, знаете ли, шли, шли, взяли да и зашли.
Дай, думаю, зайдем, праздничные возьмем, чтоб завтра не беспокоить…
Я сунул обоим по синенькой. Дробискулов сконфузился.
— Так-с, — продолжал Прекрасновкусов, заглянув себе в кулак.
Вы уж уходите? А не рано ли? Давайте-ка посидим минуту… отдохнем.
Садись, Илья, не бойся! Привыкай! Закусок-то сколько, закусок! А? Закусок-то!
Мне окорок напоминает один анекдот…
И Прекрасновкусов, пожирая глазами мои закуски, рассказал нам похабный анекдот.
Прошло четверть часа.
Чтобы выжить гостей, я послал своего Андрюшку на улицу прокричать «караул».
Андрюшка вышел и кричал минут пять, но гости мои ни гугу…
И внимания не обратили, как будто бы «караул» не их дело…
— А долго еще ждать разговенья! — сказал Прекрасновкусов.
Теперь еще грешно, а то бы мы, Илюша, того… по единой…
А что, господа, не пропустить ли нам по одной? Ведь водка постная! А? Давайте-ка!
Идея пришлась моим приятелям по вкусу.
Подошли к столу, налили и выпили. Закусили селедочкой, а на скоромное только взглянули.
Прекрасновкусов похвалил водку и, желая узнать, какого она завода, выпил другую.
Илюша сконфузился и тоже пожелал узнать… Выпили, но не узнали.
— Славная водка! — сказал Прекрасновкусов.
У моего дяди свой винокуренный завод был. Так вот у него, у дяди-то, была, так сказать…
И гость рассказал нам, как он с дядиной «обже» на каланче свидание имел.
Мои приятели окружили его и попросили рассказать еще что-нибудь…
Еще раз выпили. Дробискулов очень ловко захватил рукавом кусочек колбасы,
взял его в носовой платок и, сморкаясь, незаметно положил в рот.
Прекрасновкусов съел кусок пасхи из творога.
— А я и забыл, что она скоромная! — сказал он, глотая. Надо ее запить…
Говорят, что в полночь звонили к заутрене, но мы не слышали этого звона.
В полночь мы ходили вокруг стола и спрашивали себя: что бы еще выпить… этакое?
Дробискулов сидел в углу и, конфузясь, глодал заливного поросенка.
Прекрасновкусов бил кулаком по своему портфелю и говорил:
— Вы меня не любите, а я вот вас… ллюблю! Честное и блаародное слово, ллюблю!
Я куроцап, волк, коршун, птица хищная, но во мне все-таки есть настолько чувств и ума,
чтоб понимать, что меня не следует любить.
Я, например, вот взял праздничные… Ведь взял?
А завтра я приду и скажу, что не брал… Разве можно любить меня после этого?
Дробискулов, покончив с поросенком, победил свою робость и сказал:
— А я? Меня еще можно любить… Я образованный человек… Я ведь не своим делом занялся.
Не мое это дело! Я к нему и призвания никакого не имею… Так только, пур манже!
Я… стихотворец… Н-да… В пьяном виде протоколы в стихах составляю.
Я и гласность люблю. Не нравятся мне газеты только за то, что в них пристрастия много.
Я не разбирал бы там, кто консерватор, кто либерал. Беспристрастие — первое дело!
Консерватор нагадил — бей в морду; либерал напакостил — лупи в харю! Всех лупи!
Моя мечта — газету издавать. Хе-хе… Сидел бы я себе в редакции, морду бы надувал да конвертики распечатывал.
А в конвертиках всякое бывает… всякое… Хе-хе-хе… Я распечатал бы, прочел бы да и… цап его, сотрудника-то!
Нешто не любопытно?
В три часа гости взяли свои портфели
и ушли в трактир, беспорядков искать.
От закуски моей остались одни только ножи, вилки да две ложки.
Остальные шесть ложек исчезли…
Человек без селезенки, 1883