|
Главный Кинооператор
 
Гуру Форума
Регистрация: 07.11.2012
Сообщения: 1,760
Репутация:  3354 
|
"Однажды ко мне в купе - вагоны были уже забиты до отказа,
положили раненого полковника. Старший военный врач,
командовавший погрузкой, сказал мне:
- Возьмите его. Я не хочу, чтобы он умер у меня на пункте.
А вам всё равно. Дальше Пскова он не дотянет.
Сбросьте его по дороге.
- А что у него?
- Пуля около сердца. Не смогли вынуть— инструментов нет.
Ясно? Он так или иначе умрет. Возьмите. А там — сбросите...
Не понравилось мне все это: как так — сбросить?
Почему умрет? Как же так? Это же человеческая жизнь.
И вот, едва поезд тронулся, я положил полковника
на перевязочный стол. Наш единственный поездной врач
айдис покрутил головой: ранение было замысловатое.
Пуля, по-видимому, была на излете, вошла в верхнюю часть
живота и, проделав ход к сердцу и не дойдя до него,
остановилась. Входное отверстие— не больше замочной
скважины, крови почти нет. Зайдис пощупал пульс,
послушал дыхание, смазал запекшуюся ранку йодом и,
щё раз покачав головой, велел наложить бинты.
- Как это? - вскинулся я.
- А так. Вынуть пулю мы не сумеем. Операции в поезде
запрещены. И потом - я не хирург. Спасти полковника
можно только в госпитале. Но до ближайшего мы доедем
только завтра к вечеру. А до завтра он не доживет.
Зайдис вымыл руки и ушел из купе. А я смотрел на
полковника и мучительно думал: что делать?
И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву
за инструментами. В магазине хирургических инструментов
"Швабе" я взял всё, что мне поручили купить, и вдобавок
приобрёл длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было,
но они мне понравились своим "декадентским" видом.
Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались
двумя поперечными иголочками.
Помню, когда я выложил купленный инструмент перед
начальником поезда Никитой Толстым, увидев корнцанги,
он спросил:- А это зачем? Вот запишу на твой личный
счёт - будешь платить. Чтобы не своевольничал.
И вот теперь я вспомнил об этих "декадентских" щипцах.
Была не была! Разбудив санитара Гасова - он до войны был
мороженщиком, велел ему зажечь автоклав. Нашел корнцанги,
прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне.
Было часа три ночи. Полковник был без сознания.
Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку.
Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись
на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало,
но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что
не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное.
Захватив "препятствие", я стал медленно вытягивать щипцы
из тела полковника. Наконец вынул: пуля! Кто-то тронул меня за плечо.
Я обернулся. За моей спиной стоял Зайдис. Он был белый, как мел:
- За такие штучки отдают под военно-полевой суд,- сказал
он дрожащим голосом.Промыв рану, заложив в неё марлевую
"турунду" и перебинтовав, я впрыснул полковнику камфару.
К утру он пришёл в себя. В Пскове мы его не сдали.
Довезли до Москвы. Я был счастлив, как никогда в жизни!
В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка.
Я работал только на тяжелых. Легкие делали сестры.
Когда я закончил свою службу на поезде, на моём счету
было тридцать пять тысяч перевязок!
- Кто этот Брат Пьеро? - спросил Господь Бог,
когда ему докладывали о делах человеческих.
- Да так... актёр какой-то,- ответил дежурный
ангел.- Бывший кокаинист.
Господь задумался.
- А настоящая как фамилия?
- Верти́нскАй.
- Ну, раз он актёр и тридцать пять тысяч перевязок сделал,
помножьте всё это на миллион и верните ему в аплодисментах.
С тех пор мне стали много аплодировать. И с тех пор
я всё боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов
или что они уже на исходе. Шутки шутками,
но работал я в самом деле, как зверь..."
Александр Вертинский:
21 марта 1889 – 21 мая 1957
От Станислава Садальского |