Он допивал пятый, или шестой фужер вина, молча смотрел на разложенные на столе пачки банкнот и утешал себя мыслями что поступил правильно и верно.
Но что-то в глубине его души подсказывало ему, что всё не так, что это такое-же предательство как и двадцать лет назад, когда он бросил умирать своих раненых товарищей в экваториальной сельве.
- Мы нарисуем ещё сотню таких картин, продадим их и купим тебе новый дом, дай время !- кричал он через стену опьянённым голосом, в надежде что Музыкант его слышит.
Совесть не давала ему уснуть и он после каждого выпитого фужера вина подходил к двери Скрипача, моля его их открыть и выслушать его.
Но за дверью Музыканта свинцом застыла тишина...
Художник проснулся в своём кресле едва ли взошло солнце. Он обречённым взглядом окинул стопки разкиданых банкнот на столе, что как мельничные жернова давили своим весом на его душу.
С трудом поднявшись с кресла, тяжело дыша, он направился к двери Музыканта. Постучал. В ответ всё таже тишина.
Грузно, словно неся мешок с камнями он спустился по лестнице в холл и направился к Портье за столом.
Виноватым взглядом он посмотрел на служащего отеля и спросил:- Музыкант выходил из своего номера ?
- Да. Часа два назад.- ответил ему Портье.- с багажной сумкой своей, без футляра, весь печальный такой. Попрощался и просил передать, что он вам в знак дружбы свою скрипку на стене оставил.
- Скрипку ?- переспросил Художник и медленно, с трепетом повернулся лицом к холлу.
На том видном месте где вчера была их картина, сейчас висела грифом к потолку белоснежная скрипка.
Mari Samuelsen - Max Richter: November (Live from the Forbidden