Кукушка над пропастью
Станислав Кутехов
Из цикла: «Армейские истории»
Скоро рассвет. Я его почувствовал не глядя на часы. Это хорошо - прибор ночного виденья станет не нужен. Самое дурацкое время между темнотой и рассветом. Хочется спать. Нет сил удерживать в открытом состоянии тяжелые веки. Устали локти. Сводит от холода ноги. Сейчас пока еще холодно, а встанет солнце - будет жарко. Невыносимо жарко. Примерно около пятидесяти градусов в тени. На открытом солнцепеке днем вообще находиться невозможно. Но мне и не нужно - я лежу в снайперском укрытии. Я его сам сделал с помощью двух десантников, вечером, под прикрытием «вертушки».
Бруствер из камней в виде подковы, а сверху маскировочная сеть, лежащая на палках и сложенная в несколько раз, чтобы солнечные лучи ее не пробивали. Сектор обстрела приличный, чуть больше девяноста градусов. Больше и не нужно. Скоро, очень скоро встанет солнце. Интересно, кто кого сегодня? До меня на этой скале трех наших спецов уже грохнули.
Это вторая моя командировка в гости к моджахедам. Первая оказалась удачной. Для меня удачной. Всего одна стычка и пару царапин. Для части, в которой я проходил службу, ту командировку удачной считать никак нельзя. Из трех бойцов отправленных на секретное задание, вернулся один я. Нас, как специалистов, редко дергали в места боевых действий.
Ценили, наверное. Помню, после того раза, я уже в части - снимал стресс самогонкой. Причем почти официально. Числился больным и лечился вторую неделю подряд таким образом в медпункте. Первачок и закуску приносил сам замполит. И даже иногда составлял мне компанию - то есть, довольно-таки своеобразно проводил воспитательную работу. Но уж – как умел.
Окончательно вышел я из того состояния после марш-броска на десять километров. Утром пришел замполит и сказал:
- Эй, лежебока, харе валяться и харю плющить, во уже какую будку наел – за три дня не обсерешь.
- А что делать опять нужно…..
- Да не дрейфь, ничего страшного. Комиссия из Москвы приехала. Генерал армии с начальником нашего управления, и еще дюжина разных генералов-полковников. Хотят посмотреть нашу боевую выучку – на что мы способны. Со «сверчками» (сверхсрочники) понятно – они за свое умение деньги получают, значит, что-то умеют. А вот что срочники могут – им вынь да положь.
- Товарищ капитан, я так и не понял – что генералам показывать-то будем?
- Да ничего страшного – десять километров пробежать хорошо нужно.
- И все?
- Да не все.
- А что еще?
- После марш-броска полоса препятствий. Затем, учебный рукопашный бой и на стрельбище - пух, пух по движущимся мишеням.
- Опять рукопашный бой….Знаешь, капитан, как после него руки трясутся? В «молоко» и то промазать можно.
- Стас, а что делать? Не «батя» же всю эту хрень придумал (батя – это наш генерал).
Марш-бросок давался на удивление легко. Я до этого, как лев, спал целыми сутками и теперь, накопив силы, парил над землей, то есть бежал не чувствуя полуторакилограммовых сапог. Страшила только полоса препятствий: а вдруг она такая же сложная, как в учебке. В последний раз я ее форсировал год назад. Думал, все, больше не будем заниматься херней всякой, ан нет, пришлось вспоминать забытые навыки.
Преодоление разных препятствий давалось хуже, нежели пробежка с оружием. Сказалось двухнедельное безделье, и как следствие – лишний вес, который не способствует проворству. Уф, как мне тяжко было…
Особенно устаешь, если полоса препятствий незнакомая. В конце, после того, как я прополз на брюхе под колючей проволокой метров так пятьдесят, меня ждал рукопашный бой. Учебный правда и короткий, но все равно утомительный.
Я отдал свой автомат и взамен получил резиновый нож. Дальше нужно пройти специальный лабиринт со стенками около трех метров высотой, без перекрытий. Где-то за поворотом на меня неожиданно должны напасть. Может один человек, а может быть и больше. Это уж, как решат отцы-командиры. Они, на самом деле, сидят сверху и смотрят, кто и как справляется с этим упражнением.
Навстречу мне выскочил соперник в черной маске. Ему тоже дали резиновое изделие, только в виде автомата. На все про все – двадцать секунд и необходимо уложиться в это время, чтобы пройти дальше. Если не успел – проиграл. Долгий бой – это драка. А драка в нашем случае – поражение. Если не визави убьет, так кто-нибудь другой.
Ноги стали ватными после десяти километров. Руки, после полосы препятствий – естественно тоже. Работает только голова. Я остановил время. Не в прямом смысле, а в переносном. А именно, я вогнал себя в специальный боевой транс. Попробую описать. В радиусе пяти метров необходимо окружающее пространство сделать сначала вязким, а затем практически непроницаемым. Ощущение примерно такое, как будто бы ты под водой, только вода плотнее в десятки раз. В этом состоянии даже перестаешь слышать. Так, шансы уровнял. Теперь думать. Еще раз – думать. Он свежее, в сто раз свежее. Вдобавок крупнее меня. Более фактурный, можно еще так сказать. Стойка классическая. Приклад в правой руке, чуть выше штык-ножа, который смотрит мне в правое колено. Ноги спружинены. Взгляд рассеянный – направленный в область моей ключичной впадины. Похоже, нападать он не собирается, а просто хочет выиграть время. Придется мне играть белыми. Белые начинают и выигрывают. Правда не всегда. Посмотрим, как в моем случае.
Я держу свой резиновый нож в правой руке, лезвием почти касаясь локтя, рукоятка на петле, предплечье прикрывает печень. Левая нога впереди, осторожно нащупывает землю, вся тяжесть - на правой. Левая рука расслаблена и согнута в локте, а далеко отставленная кисть висит на уровне лица. По форме такое положение руки напоминает насекомое - богомола. Прошла секунда, сейчас посмотрим - какой ты Сухов. Я незаметно перенес вес на левую ногу, а правой заступив вперед и сделав так называемое скрещиванье - молниеносно оттолкнулся. Мое тело, как пружина полетело на противника, одетого в черную маску.
На самом деле я летел на него не по прямой, а слегка под углом, как будто бы он стоит в полуметре от того места, где находится сейчас. Задумка маневра простая – заставить автомат повернуть в мою сторону и приподнять штык немного выше. Тогда я смогу тыльной стороной предплечья своей руки полукругом его блокировать, а затем, почти одновременно костяшками пальцев хлестко, почти наотмашь, словно кнутом хлестнуть противника по глазам. Такой удар практически нельзя парировать, а последствия от него огромны – секундное, а то и двухсекундное гроги. Мне две секунды и не нужно, чтобы его добить - достаточно одной. Он, конечно, может отскочить в сторону и не принять бой. В этом случае мне еще и лучше, я просто оттолкнувшись от стенки пробегу мимо него.
Пространство стало твердым. Я уже ощущаю, как воздух мне давит на тело. Между нами застыла муха, как при нажатии стоп-кадра при воспроизведение фильма о жизни насекомых. Пока все получается гладко. Глаза соперника среагировали раньше тела. Штык-нож стал медленно подниматься и слегка перемещаться в мою сторону. Понятно, отскакивать он не собирается. Пока все по плану. Все, как и задумал. Муха слегка переместилась в сторону, освободив полностью сектор обзора. В тот момент, когда моя тыльная сторона предплечья по круговой амплитуде почти коснулась ствола автомата, я почему-то не почувствовал ожидаемого сопротивления. Одновременно с этим я понял, что сам попал в ловушку. Сейчас ствол начнет, облизывая мою руку, уводить ее в сторону, а приклад при этом, на встречном движении ударит в лицо.
Теперь инициатива на его стороне, уже я работаю вторым номером. А парень не прост. Очень не прост. Я затормозил движения своего тела, вернее, верхней его части. Ноги и нижняя часть туловища еще перемещаются. Моя голова резко остановилась. Орбита движения приклада такова, что если голову не убрать, произойдет их неминуемая встреча. И не очень приятная для меня. Неприятная – это я еще смягчил, скорее даже трагическая. Где моя левая рука? Она ближе всего к прикладу, ей и защищаться. Ладошка повернулась в сторону противника и полетела на перехват быстро летящему в моем случае куску резины. А если бы не резины, а кованному прикладу? Левую ногу при этом я резко согнул в колене и приподнял на уровне пояса, а правой подсек сразу же две его лодыжки. Прием называется ножницы.
Мы с ним оба повисли в воздухе. Оба падали. Я его закручивал к земле своими ногами, а он меня - инерцией тяжелого автомата. Соперник оказался как кошка. Он в полете умудрился повернуть свое туловище так, что упал не на спину, а на плечо, при этом скручивая свои ноги, как танцор брейк-данса, одновременно заплетая мои. Теперь мы с ним почти на равных, оба в партере. Держать меня на дистанции своим штык-ножом он уже не может. А у меня козырь, да нет, даже не козырь, а маленький джокер. Джокер в виде резиновой финки.
Но мой оппонент не дает им воспользоваться. Вот уж действительно, из породы кошачьих. Не человек, а гепард. Как он умудрился сделать кувырок через спину и встать опять на ноги в двух метрах от меня и, при этом, сохранить в руках автомат? Да кто же это такой? Вот, черт. Неужели это прапорщик по прозвищу Горилла. Тогда выиграть у него схватку практически невозможно. Он нам иногда преподавал рукопашку. Красавец брюнет, с длинными волосатыми руками, как у обезьяны.
Мой противник стоял, скорее всего ,это был прапорщик, больше не кому, в двух метрах от меня, почти в такой же стойке, как и перед молниеносной схваткой. Я же в отличии от него в несколько худшей позиции - правым боком к нему, на левом колене. Поединок длился секунд восемь и до этого одна - получается девять. Осталось всего одиннадцать - и я проиграю. Он уже почти выиграл это единоборство. Но почти не считается - ведь еще не вечер. У меня чуть больше десяти секунд. Это на самом деле много. Очень много. Все! Была - не была. И я иду ва-банк:
Мгновенно разжимаю кисть правой руки и крутанув на ремешке перехватываю свое резиновое оружие в форме десантного ножа другим, прямым хватом - клинком вперед, как меч. При такой технике есть плюсы и минусы. Минусы - практически невозможно скрытно нанести смертельный удар. Особенно если напротив специалист. Плюсы - можно держать противника на дистанции, угрожая поразить шею и лицо. Но самое главное, в этом хвате - появляется возможность неожиданно его метнуть. Если ты конечно умеешь это делать. То есть, сильно и точно, из ложного амплитудного замаха.
Прошла секунда. Время еще есть. Думать, еще раз анализировать и думать. Скорее всего, при попытке встать он меня сразу же атакует. Позиция у него для этого замечательная, да и раззадорил я его неслабо. Что же делать? Что же делать? Ага, по-моему я знаю, что делать. В классической схватке его не одолеть - понятно, а как он будет действовать в дворовой стычке? В уличной драке нет правил и приемов, а есть опыт, напор и импровизация. Посмотрим? Посмотрим.
Я сделал движение вперед, показывая всем своим видом, что сейчас вскочу на ноги, даже правую руку с ножом выбросил в сторону противника. И он купился на мой маневр. Действительно я его разозлил. Пока он летел на меня с поднятым прикладом, как будто наперерез моей траектории, я резко передумал вставать и параллельным с ним курсом, сделал кувырок назад - навстречу ему. Мы разошлись, как в море корабли. Удачный для меня маневр. Пока он реагировал на него и поворачивался в мою сторону, я уже вскочил на ноги и описывал ножом перед его лицом большую окружность.
Естественно, он успел отскочить и прикрыться автоматом, но не успел закрыть глаза. Нож, на самом деле, отвлекал от главного. А основной задумкой была с силой брошенная в лицо горсть песка, которой я вооружился в момент кувырка. Я даже не стал его добивать потому, что заканчивалась девятнадцатая секунда моего поединка. Я просто прошмыгнул мимо и закончил упражнение лабиринт.
Уф. Полосу препятствий я проходил первым. И с рукопашкой справился тоже. Хохма. После своего поражения, прапорщик Горилла так завелся, что больше никому не проиграл. Осталось теперь хорошо отстреляться. Пока я воевал в лабиринте, мне зарядили автомат и объяснив задачу, вывели на огневой рубеж. Задача обычная – попасть. Сначала встанут и начнут движение по диагонали ко мне пять ростовых мишеней на расстоянии четыреста метров. Затем столько же полуростовых – на расстоянии двести метров побегут уже в другую сторону, с права налево. Ну и самые сложные – грудные мишени. Они движутся со ста метров вперед не просто по диагонали, а как бы раскачиваясь из стороны в сторону – имитируя ползущего по пластунски пехотинца. На упражнение дается тридцать патронов.
Пока я вспоминал, горы осветил первый лучик солнышка. Рассвет в горах происходит более резко, нежели в равнинной местности. Раз, и уже светло. Сейчас, наконец, я смогу более внимательно осмотреть свой сектор обстрела. Сектор как сектор. Я с одной стороны глубокого ущелья, а почти вертикальная стенка и неровное ступенчатое плато – с другой. Солнце встанет сзади меня и мне нужно наблюдать рассеянным взглядом, в надежде уловить блик какой-нибудь оптики. Нет ничего более утомительного, чем вот так ждать, и все время сравнивать мельчайшие несоответствие пейзажа. Так, так, так. Почти напротив, азимут одиннадцать часов, тридцать минут слева - подозрительно большая щель между валунами. Надо ее будет запомнить. Пока все тихо. И слава богу не жарко. Я, тем временем от нечего делать, продолжаю свои воспоминания.
Учебное стрельбище. Мишеней пятнадцать, а патронов тридцать. Получается короткими очередями по два патрона на одну штуку. Жестко. Придется экономить. Я поставил шептало затвора в положение одиночная стрельба. Придется вспоминать тренировки и соревнования по биатлону. Вот где практики было предостаточно, не то что в учебке. Там стреляли мало – один раз в день, не больше. В основном, сплошная теория. Как летит пуля, как ее сносит ветром. Что такое девиация от вертикальной биссектрисы. Почему вода притягивает пулю сильнее, нежели земля. Как стрелять в условиях гор. Горизонтально над пропастью в дневное время пуля, оказывается, летит совсем иначе, нежели вечером. А в дождь….Не буду вдаваться в подробности, теория – это скучно.
Мой первый тренер по стрельбе был восьмидесятипятилетний старичок в секции биатлона в спортивном обществе «Трудовые резервы». А оказался в этой секции я так: Пробежав на лыжах две дистанции – десять и двадцать километров за свой техникум, я не просто два раза занял первое место, а еще выполнил норму кандидата в мастера спорта. Там же, после второй гонки ко мне после финиша подошел мужик в спортивном костюме с оттянутыми коленками, неопределенного возраста. По габитусу я сразу же определил – физкультурник. По огромной двухметровой фигуре он напоминал штангиста-тяжеловеса, по выбитым передним зубам – хоккеиста, а по сломанному во многих плоскостях носу – боксера. Одним словом – настоящий спортсмен. Он привлек мое внимание резким свистом, а потом обратился ко мне. Передаю почти дословно:
- Э! Бегунок! Пади ссудой…Чё запыхался, устал что-ли? Где лыжами занимаешься? Кто тренер. Может я знаю его?
- Каалесто Нина Ивановна мой тренер, олимпийская чемпионка.
- А, Нинка, знаю, знаю сучку, хорошо в свое время бегала. А тебя, как звать то?
- Стас…
- Короче, Стасик, слушай сюды… Дело предлагаю… Ну х*йли ты ссышь заранее…
- Да я и не ссу…
- Ссышь, я же вижу... короче… Биатлоном будешь заниматься?
- А что это такое?
- Во бля… Впервые такого придурка вижу. Стреляющие лыжники. Поел?
- Ну, теперь понял…
- А в тире стрелял когда-нибудь - хотя бы из духовушки?
- Ну, стрелял.
- Слышь ты, х*йли ты все нукаешь – сука. Не запряг.. Поел? И х*й когда запряжешь. Никто еще не запряг. Ты понял? Поел, ****ь? Поел? (понял, он говорил, как – пОел)
Последние слова он уже почти кричал истерическим фальцетом, причем с пеной у рта. Мне даже стало немножечко страшно. С каждым словом – Поел – он все ближе и ближе ко мне подступал. Левый глаз его начал сильно дергаться вместе со щекой, а рот от этого стал ухмыляться односторонней беззубой улыбкой. Мне захотелось отступить назад, но я не мог этого сделать потому, что огромный монстр стоял двумя ногами на моих лыжах, которые я еще не успел отстегнуть после гонки. От такой жесткой вербовки заниматься биатлоном сразу же расхотелось. Вдруг буду в последствии таким же. Не приведи Господь…
Аркадий Львович – так его звали, как я потом узнал, принялся трясущимися большими руками чиркать тоненькие спички, чтобы прикурить смятую в зубах беломорину. Наконец, прикурив с третьей попытки, и, сделав несколько затяжек, он уже без нервных тиков, выдохнув мне в лицо большое облако сладкого дыма, сказал:
- Ну, чё ты, бля, ссышь… Не передумал еще заниматься биатлоном?
Я со страха сказал, что не передумал.
- Молоток, бля, я из тебя сделаю настоящего биатлониста. Поел?
Одновременно с этим словом, он дружески хлопнул меня по плечу. От такого проявления дружеских чувств я упал на бок и сказал, что пОел. Так я и стал биатлонистом. Кстати, Аркадий Львович был у нас тренером по общей физической подготовке. Он действительно имел три звания мастера спорта. По боксу, по штанге и, как не странно по хоккею. В хоккейной команде «СКА» он даже завоевал бронзовые медали чемпионата СССР. Его амплуа было – защитник. Поговаривали, что он плохо катался на коньках и за все время своего выступления забил только одну шайбу, да и то в свои ворота. Он вообще, редко по ней попадал. Зато наводил на соперников ужас, даже если находился у противоположного бортика или на скамейке запасных. Мы у него, как у тренера по ОФП занимались старательно и не сачковали. Как-то не хотелось.
Стрельбу, как я уже говорил, преподавал живенький старичок. Нам он представился, как Борисов Борис Борисович. Поговаривали, что это не настоящее имя. Ветеран и инвалид Первой Мировой, обладатель Георгиевского креста отметился еще и в Великой отечественной. Правда, в меньшей степени. Начал он воевать с фашистами в дивизии народного ополчения под Ленинградом на Лужском рубеже, а закончил в югославском партизанском отряде.
Медалей за вторую войну он не получил, а получил длинный «срок», как враг народа, потому, что два года находился в немецком плену. После смерти "отца народов", вчистую амнистированный, он решил не возвращаться в Ленинград, а остался в тайге, недалеко от Бодайбо. Родственников не осталось, квартиры тоже. К тайге же он за десять лет привык и уединившись в охотничью сторожку промышлял пушниной - стрелял белок в глаз из мелкокалиберной винтовки.
Так он и жил отшельником почти двадцать лет до семьдесят четвертого года. В этот год его житие-бытие – кардинально поменялось. В один прекрасный сентябрьский день он случайно набрел на лагерь туристов, которые сплавлялись на плоту вниз по бурной сибирской реке. Среди четырех человек он узнал бывшего «сына полка» в партизанском отряде, которого он еще в сорок четвертом году учил стрелять из винтовки. Прошло тридцать лет, но они все равно узнали друг друга. Борис Борисович почти не изменился. Такой же сухой и жилистый и с такой же окладистой бородой. Бывший же «сын полка» по имени Алексей, напротив – возмужал. Не просто возмужал, а стал всесоюзной и мировой знаменитостью, завоевав на олимпийских игр в Мельбруне две золотые медали по биатлону.
После бурных объятий туристы устроили охотнику теплый прием с горячительными напитками. Когда все было выпито и рассказано, однополчане решили провести между собой турнир – кто лучше стреляет. Пуляли из дедовской винтовки с расстояния сорока метров по медным монеткам, которые вставили на треть в трещину упавшего дерева. Победил опыт. Может диаметр трехкопеечной монеты в три раза больше чем глаз у белки, а может быть винтовка уже своя, пристреленная. Но не это главное. Главное то, что Олимпийский чемпион, проиграв, пообещал через олимпийский комитет выбить для ветерана квартиру, взамен согласия Бориса Борисовича тренировать подрастающее поколение биатлонистов в пулевой стрельбе.
Как тренер и как человек дед был весьма своеобразен. За глаза мы его звали ББ. Говорил он на смеси петербургского дореволюционного диалекта и современной лагерной фени. Получалось примерно так: «Миль пардон, любезнейшие, что вам мешаю шептаться, но я хочу, чтобы вы настроили свои молоденькие ушки на тембр моего тихого голоса. Дети, я хочу слышать тишину. Я хочу слышать, как летает за окном комар. Я уже далеко не молод и не могу вас всех перекричать. Так, что милейшие, сделайте одолжение и постарайтесь мне не мешать вести занятие… В противном случае, я своей вафлей заткну ваши вонючие хлебала от словесного поноса по самые яйца, пока вы не проблюетесь и не поймете, жалкие шавки, что если молвят старшие нужно беззубо молчать в тряпочку, а не базлать, как гнойные пидоры».
Его мягкий старческий взгляд мог за время разговора несколько раз поменяться. Когда он хвалил или давал понять, что доволен результатом, глаза просто-таки гладили и ласкали. Ежели дед сердился, взгляд его становился острым, как бритва и таким пронзительным, что по мокрой от пота спине бегали холодные, как снег, мурашки. Он своим убийственным взглядом мог вогнать в ступор любого человека и, почти за секунду, от еле уловимой улыбки краешками глаз, из этого состояние вывести. Как у него это получалось, до сих пор не пойму.
Боже мой, как ББ нам много всего дал. Это я стал понимать только сейчас. Мы тогда, еще безусые юнцы с жадностью птенца и с возможностью губки впитывали в себя все его накопленные за долгую жизнь знания и опыт. Он нас учил после физической нагрузки останавливать дыхание и контролировать удары сердца для того, чтобы влиять на амплитуду движения ствола. Видеть будущую траекторию полета пули и смотреть, как она летит после выстрела. Думаете, это не возможно? Ошибаетесь. Еще оказывается, можно без оптики приблизить к себе мишень и как бы слиться с ней невидимым энергетическим каналом. Если ты это умеешь, промазать практически невозможно.
Стрельба, вообще, это некий дар. Он как музыкальный слух, или он есть, или его нет. Поэтому, сюда, в эти горы я попал именно из-за биатлона и за свое умение стрелять. А может и из-за женщины. Cherchez la femme, ищите женщину. Как без нее? Воспоминания продолжились.
Все началось в холодном Барнауле. Стояли морозы. Хорошо, что с нами поехал ББ. Он в первый же день дал мне три рубля и отправил в хозяйственный магазин за керосином. Я сначала недоумевал. Думал, вши у кого-нибудь завелись. Оказалось для других вещей. Чтобы у нас винтовки не отказывали на морозе, мы их по наущению ББ вместо смазки смазали керосином. При этом затвор в мороз становится легким, как летом в тире. Оказывается, они еще в Первую Мировую так свои трехлинеечки обрабатывали. Вроде пустяк, но как приятно стрелять. В итоге, наша команда почти не мазала и не бегала штрафные круги. Была от керосина и еще одна польза, мы им грели руки. Да-да, именно грели, перед забегом. Просто брали его в ладошки и интенсивно растирали, как будто оттирали от грязи. Ну и последний плюс, мы им даже лечили горло. Просто-напросто полоскали если оно болело.
Там же я и познакомился с Лейдой. Это была любовь с первого взгляда. В первую очередь её взгляда, а потом уж моего. Шел легкий снег. Пушистый, пушистый. Он медленно оседал на разлапистые ели, на макушки сосен, на наши зимние, спортивные шапочки. Межу забегами оставалось времени около часа и я, пытаясь заглушить вкус керосина во рту (у меня немного прихватило горло), пытался наслаждался этой красотой. И вдруг я почувствовал ее взгляд. Наши глаза встретились, когда она отодвигала от лица большую, еловую лапу. Нас разделяло не более трех метров. Тем не менее, я увидел, что глаза у нее такие же синие, как и ее спортивная шапочка. Они были очень необычными. Мало того, что они оказались просто огромными, так они еще имели миндалевидную форму. Обычно такой разрез глаз у меня ассоциировался с восточными девушками. Но у них цвет глаз был другой, скорее агатовый. А тут ярко голубой.
Мы встретились взглядами и похоже сразу же сразили друг друга взаимной энергетикой. Такую энергетику кроме ББ я еще ни у кого не встречал. Это была не просто энергетика, я оказался в состояние некого гипноза, и похоже взаимного. Мы, словно зайцы в темную ночь попали в свет автомобильных фар и кроме них больше ничего не видели. Я больше ничего и не хотел видеть, только этот разрез глаз, только эту ярко-синюю оболочку зрачков, только эти распахнутые ресницы, загибающиеся кверху и каждый раз моргающие, когда на них попадала снежинка.
Я первым вышел из ступора и шагнул навстречу. Вернее, сделал переменный шаг, оттолкнувшись двумя палками, так как был на лыжах. Они с легким шуршанием, как в замедленной съемке плавно довезли меня до большой еловой ветки, которая нас разделяла.
- Привет, меня Стас зовут, а ты новенькая? – начал я разговор.
- Таа… - сказала она с эстонским акцентом. – Меня зовут Лейда. Я уже тфа месяца живу в Ленинграатте. Я сама из Таллинна. Я там тоже занималась биатлоном и месяц хожу в вашу секцию.
- Да ты что. А я тебя и не видел до поездки, причем не разу, только в поезде издалека заметил.
- А я тебя заметила сразу, у тебя глаза красивые.
- У тебя тоже красивые и очень необычные. Миндальные.
- Глаза у меня в папу. Он у меня из Сухуми, они там с мамой и познакомились.
- Ясно, ответил я, - а сам подумал: при смешении получаются красивые дети.
- А почему от тебя пахнет керосином?
- Горло прихватило, вот керосином и полоскал…
- Керосином? - при этом она очень заразительно засмеялась, - ой, умора, керосином.
Я тоже засмеялся. Потом мы просто молча улыбаясь глядели друг на друга.
Я на нее смотрел сверху, так как был прилично выше ростом. Лейда же была вынуждена запрокидывать высоко голову и из-за этого пушистые снежинки иногда попадали ей не только на длинные реснички, но и на скуластые щечки. Мы смотрели друг на друга как привязанные, невидимым прочным канатом. Из этого состояния нас вывел Аркадий Львович:
- Але, голубочки, старт через десять минут, быстренько разлетелись…
С этого дня у нас с Лейдой начались те самые отношения, которые потом серьезно отразились на наших судьбах. Это была платоническая любовь. Большая и всеобъемлющая. Мы ходили всегда вместе, взявшись за руки. Нам уже только от этого было хорошо. Да и хорошо не то слово. Когда мы брались за руки, меня прошибало разрядом тока и потом становилось тепло-тепло. Я у нее попросил разрешения называть ее не Лейда, а Лида. Она не разрешила, сказала, что это разные, не похожие имена. Тогда я ее иногда дразнил: «Лейда-лейка, ну-ка, налей-ка». Она меня из-за запаха керосином в первую нашу встречу дразнила: «Стас – керогаз». Но я не обижался, ведь это она говорила только мне. На людях она меня называла Ста-а-ас. При этом мое короткое имя у нее получалось длинным и каким-то мягко- ласковым.
У меня выросли крылья, да и у нее тоже. Мы стали летать по лыжне. Не просто стреляющие лыжники, а летающие лыжники. Достаточно сказать, что я за один турнир из кандидатов в мастера спорта, стал мастером и даже занял третье место в индивидуальной гонке на двадцать километров. Стрелял я всегда хорошо, я просто добавил в скорости и в выносливости. Лейда же заняла вообще второе место, даже не смотря на то, что после каждого огневого рубежа бежала сто девяносто пять метров (раньше столько и бегали, это теперь штрафной круг 150 м.).
Ровно через месяц мы с ней вдвоем из Ленинграда попали в юношескую сборную СССР и поехали на университетские игры во Францию. Там то все и случилось. В красивом горном местечке, недалеко от границы со Швейцарией. Помимо тренера сборной и его двух помощников со сборной поехал партийный работник из московского Горкома. Не буду называть его фамилию. Было ему уже за пятьдесят. Такой холеный, седеющий пупсик. Каждое утро читал нам политинформацию и говорил, что нужно этих проклятых империалистов заткнуть за пояс. Поехал он не один, взял с собой молодую жену. Звали ее Лена. Относительно своего мужа, она действительно была молода. Немного за тридцать. Нам же она казалась уже достаточно зрелой тетей. Кстати, она была в прошлом спортсменкой, и даже чемпионкой СССР по спортивной гимнастике.
Программа соревнований обычная. Мужские старты проходили через день, как и женские, то есть, друг за другом. Вечером встречались все на ужине, а потом шли в бар на дискотеку. Там нашу нравственность блюли помимо тренеров, партийный пупсик со своей женой. Впрочем, Леночка сама украдкой от мужа умудрялась налить себе в бокал с апельсиновым соком немножко водки. Нам же нарушать спортивный режим из-за отсутствия франков оказалось чрезвычайно сложно, но все же мы умудрялись.
Каждый с собой взял несколько русских матрешек, которые потом у барменов менялись на бутылку джина. То есть, одна матрешка, на одну пол-литра. Затем мы брали причитающий спортсменам бесплатный тоник и делали коктейль. Пили его сами, угощали наших лыжниц, потом танцевали с ними. Я же танцевал только с Лейдой. На третий вечер мы уже с ней целовались в темноте под лестницей. Я даже и не думал о большем. Куда уж больше?
Так прошла неделя. Вернее, пролетела. Наша сборная благополучно провалила почти все индивидуальные забеги. Мой лучший результат – попал в пятерку, то есть, занял четвертое место на своей излюбленной двадцатке. На следующей неделе нам предстояли три мужских и три женских эстафеты. Меня поставили на последний этап три по пятнадцать километров. Отлично, три дня отдыха. Тут-то и начались для нас с Лейдой эти судьбоносные события.
Начались неожиданно. Партийного функционера вызвали в Москву «на ковер». Леночка от радости вечером напилась и в отсутствие Лейды, которая немного приболела, положила на меня глаз. Мы с ней танцевали почти все медленные композиции, а после каждого танца, она меня тайно угощала водкой с апельсиновым соком. Примерно за час до закрытия бара она меня попросила проводить ее в номер. Попросила примерно так:
- Стасюня, что-то я перебрала, отведи меня спать.
- Пойдемте, - сказал я (На «ты» я так и не перешел).
Жила она со своим мужем на третьем этаже, то есть, на женском, а мы с ребятами и с тренером – на втором. Номер у них оказался большим: гостиная, спальня и даже раздельный сан-узел. Одним словом – хоромы. Я и не думал, что окажусь внутри. Предполагал просто проводить до двери и все. Оказалось все с точностью наоборот.
- Проходи, - сказала она мне, открывая дверь.
- Только после Вас, воспитание не позволяет, знаете ли, впереди дам входить в дверь.
- Не выебывайся, Стасюня, давай заходи, кому говорю.
От такой триады я немного опешил и машинально подчинился. Ключ из замочной скважины ловко перекочевал в те же пазы, только уже со стороны номера. Последовало быстрых два оборота. Я в оцепенении наблюдал, как он извлекался из двери и погружался в глубокое декольте. Скосив голову в сторону, она выдала:
- Ну что, товарищ биатлонист, арестован ты до утра.
- Как до утра? – прохрипел от неожиданности я.
- Ладно, шучу, не до утра, режим есть режим. Хотя у тебя эстафета через день. Так что будет у нас с тобой взрослый режим. Знаешь какой?
- Неаа… - промотал я головой.
- Режим – наебемся и лежим.
После этой фразы она громко рассмеялась, причем таким звонким смехом, как будто ей было не за тридцать, а всего лишь пятнадцать лет, а потом добавила:
- Ладно, Стасюня, покажи себя настоящим мужиком и иди спать.
- Да как-то….. – стал я мямлить…
- Все будет хорошо, мой робкий мальчик. Я даже мертвого мужа реанимирую, когда мне очень хочется, а сейчас мне не просто очень хочется, а прямо-таки безумно хочется. Я когда увидела твои глаза близко, сразу же захотела почувствовать тебя внутри.
С этими словами она включила магнитолу и, подойдя ко мне, плавно, скользя по полу туфлями села передо мной на прямой шпагат. Пока я опешивши стоял, она стала стягивать с меня спортивные штаны. Те не снимались, мешала тесемка завязанная на бедрах бантиком. Очнувшись, я сделал назад шага два. Мое сердце стучало, как мне казалось, на весь номер. Леночка не вставая, взяла свою правую ногу и с легкостью закинула ее себе за спину. Тоже самое она проделала и с левой ногой. Снаружи остались руки. Расставив локти, она стала медленно поднимать к груди свою и так не длинную юбку.
Под ней оказались розовые, полупрозрачные трусики. Лена, двумя большими пальцами залезла в них со стороны бедер и дойдя вниз до самого узкого местечка, немного оттянула их от своего тела и стала перемещать из стороны в сторону эту натянутую, узенькую полоску.
Кружевная шторка под музыку Деми Мура заманчиво двигалась то влево, то вправо, на секунду открывая интимную щелку. Она, к моему изумлению, оказалась совершенно голенькой, как у неполовозрелой девочки. Затем она освободив одну ногу, с поворотом резко встала и в повелительном тоне скомандовала:
- А ну, быстро в ванну. Там есть пробка на цепочке. Наберешь воду и еще, не забудь добавить шампунь, хочу ванну с пеной.
Через пять минут мы уже сидели друг напротив друга, по плечи в пене. У меня наконец-то пропало стеснение. Я поддался этому натиску разврата и похоти. Мне уже быстрее хотелось доказать, что я давно не мальчик, ведь я уже имел интимные отношения с тремя девушками, с одной за месяц аж три раза. Мне казалось, что я уже все знаю, все умею. Как же я ошибался. Отдыхая после второго раза, она мне сделала комплемент:
- Стасюня, ты молодец, наконец-то ты перестал торопиться. Умничка. Все же старайся чувствовать себя, когда ты у меня внутри. И еще, не забывай меня при этом ласкать. Я хочу все же кончить вместе с тобой одновременно. Одновременный оргазм в самом конце самый сладкий. Когда мы кончим, не выходи сразу, а продолжай целовать. Подержи меня подольше в этом состоянии, целуя соски. Вот тогда можно будет сказать, что ты настоящий любовник. Понял.
- Понял, сказал я.
- Ну-ка, посмотрим на твою готовность. О, молодец, быстро восстанавливаешься, даже целовать не надо. А меня надо. Не бойся моей киски. Она сладкая. Она так любит когда ее целуют. Смотри, какая она голенькая, нежная и красивая. Ну же, Стасюня, я уже опять хочу тебя, - сказала она, закинув опять свои ноги себе за плечи.
В третий раз я сделал все так, как и было наказано. Самое интересное, что она действительно еще долго, после того, как я уже закончил, сокращалась по затухающей после моих поцелуев в длинные сосочки, которые забавно смотрелись на относительно небольшой груди. Она так и заснула подомной, широко раскидав в с стороны руки и ноги. Пора было выбираться из этого любовного местечка. Интересно, куда она задевала ключ? Быстро одевшись, я принял решение уходить через балконную дверь. Открыв ее, я нос к носу столкнулся с Лейдой. Она, как истукан стояла возле окна, продолжая смотреть в глубь номера совершенно заплаканными глазами. Неужели она все видела? Боже мой! Я тоже застыл в оцепенении, не решаясь полностью выйти на балкон. Лейда первая пришла в себя и сказала с чудовищным эстонским акцентом:
- Ты своляч, тты не должен жить. И я тибья убъю.
Сказав эту жесткую, как пощечина доской фразу, она повернулась ко мне спиной и пошла по длинному балкону, который тянулся вдоль всех номеров по третьему этажу. Теперь уже была моя очередь стоять истуканом в ступоре. Я до сих пор не верил в произошедшее. Как же так, почему мы не задернули занавески? Кто ей капнул про меня, вернее, про нас с Леночкой? Господи, как глупо. Минут через пять, придя в себя, я спустился по решетке ограждения на второй этаж и также, через балконную дверь, проник к себе в номер. Он у нас был на четверых.
Естественно, балконная дверь была закрыта. Пришлось стучаться. Димка из Москвы очень удивился, увидев меня со стороны балкона. Даже поинтересовался, почему не через дверь. Я ему что-то ответил, уже не помню что. Да и не это главное. Главное, что пока они не знают, что произошло, но это пока. Ведь кто-то ляпнул Лейде.
Весь следующий день я избегал возможных встреч, а когда мы были в поле зрения друг друга, старался не смотреть в сторону Лейды. Она не смотрела на меня, потому что я ничтожество, а мне было просто стыдно встретиться с ней глазами. Стыдно и все. У меня опустились руки. Я даже, когда стрелял на учебном стрельбище после обычных отжиманий, не разу не попал по мишеням. Раньше такого не случалось. Мне было никак не сосредоточиться.
Так я дожил до ужина, а вечером в баре, узнав, что партийный чиновник приедет только завтра утром, сам напросился к Леночке в номер. Там все повторилось, почти под копирку, только уже с задернутыми занавесками. Покидая Леночку известным способом, я обнаружил за балконной дверью записку: «Ты убил меня, а я убью тебя». Я не придал этому значения, даже улыбнулся когда комкал маленькую бумажку, а зря.
На следующий день состоялась эстафета три по пятнадцать с тремя огневыми рубежами на каждом этапе. Я бежал последним. Когда я принял эстафету, тренер мне крикнул:
- Стас, мы пока вторые, давай мой хороший, давай, жми, вся надежда на тебя!
На третьем, последнем огневом рубеже, когда я делал последний, пятый выстрел, боковым зрением я уловил, как слева мелькнуло что-то белое и одновременно с этим, когда я нажимал на курок, с меня грубо содрали мою синюю, лыжную шапочку петушок. Мишень осталась не пораженной. Лишний круг? Кто шапку сорвал? Я оглянулся. Вокруг никого. Я посмотрел налево, где что-то мелькнуло. В трех метрах от меня качалась сломанная еловая ветка, с которой продолжал осыпаться снег. Устремив свой взгляд дальше, я увидел ее и оцепенел. Было от чего. Метрах в тридцати, в глубине пролеска стояла Лейда в положении для стрельбы стоя и целилась в меня. Из большого, как мне показалось дула, тоненькой струйкой вытекал пороховой дымок. Вот почему сломалась ветка, вот почему с меня слетела шапка. Похоже, она решила привести свой приговор в исполнение.
Я, проворно оттолкнувшись палками не в перед, а назад, спрятался за толстую ель, которая росла аккурат между нами. Так, секунду выиграл. Дальше я быстро закинул винтовку на спину и бросился, как ошпаренный бежать свой штрафной круг по стадиону. Через сто девяносто пять метров мне предстояло миновать то место, где валялась на снегу моя любимая шапочка. Там я решил перейти на коньковый ход, чтобы затруднить прицеливание. Меня раздирали два чувства: страха и удали. Можно было отбежать метров на сто и все, попасть с такого расстояния не реально, но адреналин уже сделал свое дело. Удаль победила. Мне хотелось погарцевать перед ней, показать, что я не испугался.
После виража шел прямой участок, метров двадцать. Далее поворот и спуск. Там я уже в безопасности. Я спиной чувствовал, что нахожусь на мушке. Сильно согнувшись, я изо всех сил толкался палками, стараясь скользить на каждой лыже подольше, чтобы бежать с наибольшей амплитудой, тем самым максимально затруднить прицеливание. Когда до спасительного спуска осталось метров десять, я почувствовал сильный удар в спину, как будто меня ударили железной палкой. Одновременно с толчком я услышал металлический стук. Удар был такой силы, что я чуть не упал вперед.
Как не странно, дальнейшей боли я не ощущал. Значит не ранен. А почему удар? Почему стук? Понятно. Винтовка, болтающаяся за спиной, меня спасла. Уфффф.
Опять повезло. Первый раз выручила еловая ветка, второй – винтовка. Повезет ли в третий? Оставалось примерно пять метров и все, спуск, лыжня и последние три километра перед финишем. Эти пять метров мне давались труднее десяти километров. Казалось, что время остановилось. Что моя спина стала два раза шире, чем она есть на самом деле. Я даже видел сам свою спину в диоптрическом прицеле. Я бы не промазал. Подумаешь коньковый ход, подумаешь, качается, как маятник. В такую большую спину невозможно промазать.
Третий раз выстрелить Лейде не дали полицейские из оцепления стрельбища. Я этого естественно не видел. Я смотрел только на лыжню. Я бежал не чувствую усталости и отдышки. Адреналина в моей крови хватило до самого финиша. Хоть мы и выиграли эту эстафету, я был совсем не рад. Меня колотил нервный озноб. Даже поднялась на этой почве температура.
Скажу больше, голова и то кружилась. Меня, можно сказать, почти под руки довели до номера, где я сразу же вырубился. Вечером, разбудив меня перед ужином и выгнав всех в коридор, со мной имел беседу партийный босс:
- Ну что, наставил мне рога? Жалко что Лейда тебя не подстрелила. Везунчик ты Стасик, везунчик. Так что живи. Но, правда есть и ложка дегтя. Поздравляю тебя с окончанием спортивной карьеры.
- А где Лейда? – осмелев спросил я.
- Лейда в полицейском участке. Во всем созналась. Дала показания, пояснила почему в тебя стреляла. Самое печальное, что она попросила политическое убежище и французское гражданство. Печально для сборной, печально для меня. Скандал. Вот так, Стасик, из-за одной ****и столько неприятностей для всех. Твоя карьера спортсмена кончилась, да и моя партийная – тоже.
Все, прощай. На ужин можешь не вставать, тебе его принесут. И помни, все всегда из-за женщин. Все.
Все так и получилось, как говорил партийный функционер. Его выгнали из партии, меня из секции. Спорт рота, на которую я так надеялся, занимаясь биатлоном, мне больше не грозила. С меня сняли все мои разряды и отобрали медали, а через год забрали в армию. Самое интересное, что в секретной учебке, в которой я служил полгода, в моем личном деле стояла отметка «действующий мастер спорта по биатлону», без приставки «экс» и полный список моих регалий. Причем, они даже знали, почему меня выгнали из спорта и по этому поводу подшучивали: «Ты первый обстрелянный боец в нашей учебной части». Мол, будешь хорошо служить, после армии вернешься в свой биатлон, и все тебе восстановят, а наше ведомство поспособствует.
Воспоминания о Борисе Борисовиче и занятиям биатлоном промелькнули цветным фильмом за одну секунду. Более ранние события оказались не менее яркими, чем те, которые предшествовали моему появлению на этой скале. Тем не менее, я в своих воспоминаниях опять вернулся на учебное стрельбище.
Я приготовился к стрельбе, выставив левую ногу, как фехтовальщик впереди себя. В первые пять мишеней стрелять нужно стоя, во вторые пять – с колена, а последние, грудные – лежа с локтя. Ну, где они? Почему не встают. Быстрее бы отстреляться. Кстати, какой сегодня день? По-моему, суббота. Если это так, значит сегодня баня. Ой, как я давно не был в бане. Баня-то, баня, одно название - большое душевое помещение без всякой парилки. Не это главное. Главное, что после бани дают свежее нательное и постельное белье. Вот за что я люблю солдатскую баню.
Мишени медленно поднялись и поехали слева направо, слегка приближаясь ко мне. Я вспомнил слова замполита: «..пух, пух по движущимся мишеням…». Как все просто. Языком ворочать, это тебе не десятку бегать. А после рукопашки стрелять трясущимися руками? Хорошо, есть навык длинных дистанций с огневыми рубежами в биатлоне. Да и дед, спасибо ему учил добросовестно и жестко. Так же, как и его обучали в Царскосельском кадетском корпусе - без скидок на юный возраст. Черт, какой у автомата короткий ствол. Это тебе не винтовочка. И рожок снизу автомата в положении стоя, заставляет локоть левой руки при стрельбе немного отводить в сторону. Как там говорил замполит? Пух, пух, пух? Еще чуть-чуть и мишени доедут до специального упора и сами упадут вперед, а мне нужно, чтобы они рухнули назад, от моей пули.
Давно я не ласкал пальчиком курок. Туфъ, туфъ, туфъ ….маленькая пауза и еще раз туфъ, туфъ. Уф, во все пять попал. Можно вздохнуть, пока следующие поднимутся… Ну и где следующие? Я уже стою в ожидании на одном колене. Ага, вижу… туфъ, туфъ, туфъ ….еще вздох и половинчатый выдох, не дышу.. туфъ, туфъ …
Похоже я умничка, так их Стасик, так - фанерных. Плюхаюсь пузом на землю и упираю рожок в землю. Теперь он мне наоборот поможет. Последние пять, качающиеся, как маятник грудных мишеней – самые трудные. Туфъ, туфъ, туфъ. Тринадцать патронов - тринадцать мишеней. А в рожке еще семнадцать, может повыпендриваться? Поставлю в положение АВ и за секунду израсходую. Автомат у меня или винтовка? Или стопроцентно отстреляться и сдать командирам пятнадцать патронов? Туфъ… Не понял, а почему сразу же две упали? Причем упали назад. Значит не сами. Значит, я попал. А как можно одной пулей подстрелить сразу же две мишени? Рядом со мной никто не стрелял.
Я отстегнул рожок, передернул затвор, подобрал вылетевший патрон и поставил автомат на предохранитель. Собрались отцы командиры, подошли проверяющие генералы. Я доложил самому главному:
- Товарищ генерал-полковник, 131-К учебную стрельбу окончил, все мишени поражены, разрешите сдать оставшиеся патроны?
- А сколько патронов у тебя боец осталось, как ты думаешь?
- А чего тут думать, я знаю - шестнадцать штук.
- А мишеней сколько поразил?
- Пятнадцать, товарищ генерал-лейтенант.
- А выстрелов сделал?
- Четырнадцать.
- Во, чудно. Тридцатый год служу, ничего подобного не видел.
- Сам удивляюсь, товарищ генерал-полковник. Одной пулей - две мишени.
- Ладно, разберемся. Как фамилия, солдат?
- Не могу говорить, товарищ генерал-полковник. Оперативный псевдоним - 131-К.
В этот момент к нему подошел наш «батя» и что-то прошептал ему на ухо. Фактурный генерал, покрутив ус, сказал:
- Ладно, солдат, порядок есть порядок, даже для начальника управления. Я после стрельб к тебе еще подойду.
После того, как все отстрелялись, генерал-полковник действительно ко мне подошел. Вернее, наоборот - он послал за мной «батю». Наш генерал, как молодой посыльный, сбегал за мной и забрал с собой в полевой КП. Там в окружении генералов ко мне опять пристал тот самый усатый, начальник всего управления.
- Эй, сто тридцать первый, скажи, как достиг таких результатов? Десятку первый пробежал, полосу препятствий преодолел быстрее всех, рукопашный бой - только один смог у прапорщика выиграть.
- 131-К, товарищ генерал-полковник.
- Ладно, пусть будет - К, вопрос понятен? Рассказывай.
- Я две недели перед марш-броском персонально занимался с нашим замполитом и думаю все дело в этом, если бы не он, то таких результатов я бы не показал.
- То есть, ты хочешь сказать, что все дело в замполите?
- Ну, почти…
- Что значит - почти?
- Ну, я еще биатлоном до армии занимался. Мастер спорта.
- Наверняка еще и хулиганом был? Вон, как глаза прапорщику присыпал.
- Ну, не без этого..
- Ёшь твою меть, 131-К! Что ты все нукаешь? А? А? А? Бля, запряг что ли? Не запряг, бля, не нукай, понял меня? Понял? Понял, ты солдат? – в полный голос стал орать огромный усатый генерал.
Где-то я это уже слышал? А, точно. Аркадий Львович – тренер по ОФП. Как они похожи. Неужели они братья? Да, уж - тесен Мир, везет мне на сумасшедших…
- Так точно, понял, товарищ генерал-полковник.
- Не хрена ты не понял, солдат.. Ладно, скажи. Откуда призывался, только быстро.
- Из Ленинграда.
- Биатлоном в какой секции занимался?
- В «Трудовых резервах»
- Не у Аркадия Львовича? Знаешь такого?
- Так точно, знаю…У него…
- Бля, младший брат мой, разспи*дяй. Он тебя значит, бля, не отучил нукать, что ли? Не поверю..
- Почти отучил, товарищ генерал-полковник.
- Вижу, как отучил. Дать бы обоим пи*дюлей.. Да ладно, добрый я сегодня…. А стрелял ты хорошо, сукин ты сын. От имени нашего управления, товарищ солдат, объявляю Вам благодарность.
- Служу Советскому Союзу, – сказал я, залихватски отдав ему честь.
- В отпуск хочешь? На десять суток, дорога не в счет?
- Никак нет, товарищ генерал-полковник, соблазнов много. Не хочу.
- А что хочешь?
- Разрешите с замполитом провести такой же, двухнедельный курс индивидуальной подготовки к очередному марш броску.
- Разрешаю.
- Есть.
Огромный генерал-полковник из Москвы подозвал к себе нашего генерала:
- Василий Петрович, что за курс такой, ты сам-то хоть в курсе?
- Отчасти, Валерий Львович.
- Что значит отчасти, давай колись коллега, пока я тебя не расколол до самой жопы.
- Расскажу, расскажу, только не при всех. Один на один расскажу…
- Хорошо, ловлю на слове. В качестве обмена опытом…так сказать…
******