Птички
Маниш
Я давно утратила способность пугаться и переживать, но, принимая решения, по-прежнему выбирала самый короткий путь к спасению.
Набрала «скорую», перечислила симптомы инфаркта, адрес и вернулась к клетке. Мой певец сидел на дне. Перья на крошечной лаймовой голове стояли ирокезом, глаза закрыты.
- И куда ты летел? Зачем? Только не умирай! – я упрашивала его, словно уходящего навсегда любимого мужчину.
Мистика. Канарейки у меня долго не живут. Это третья.
В голове крутились обрывки из брошюры по уходу за птицами. Тень. Кислород. Кислород едет. Нужно спуститься вниз. Встретить «скорую». Выпросить у них кислородную подушку и отпустить. Что лучше? Сто долларов или три тысячи? Может, пять? Возьмут. Я извинюсь. Объясню.
Первая канарейка умерла без меня. Когда я вернулась из больницы, клетка была пустой. Не хотелось спрашивать, что с ней стало, где нашла последний приют. В мусорном ведре или … да какая разница. В квартире не было никого месяц.
Тень, как сделать тень? Возвращаюсь к клетке. Птичка лежит на боку, протягиваю руку, пытаюсь поставить на лапки. Прислонила к решетке.
- Сиди! Я тебя спасу!
«Скорая» уже у подъезда, бегу вниз. Кричу.
- Здравствуйте! Да это мы вызывали.
Доктор берет свой железный чемодан. Изучаю. Договоримся. Он молод и простодушен. Доктор, не чемодан.
- Как вас зовут?
Ответ доктора утонул, не добравшись до моей памяти.
- Подушку кислородную возьмите … Я верну… довезу в ветклинику и верну. Понимаете, это особенная птичка, мы три месяца ездим к учителю за город, у него овсянки и жаворонки лесные. Он уже колокольчик умеет и флейту. Пожалуйста.
Наверное, у меня такое выражение лица и словесный фарш, что парень сдается.
- Что там с вашей канарейкой?
- Кенарь. Птичка. Ручной. Хотел улететь, ударился о стекло. Упал. Не держится на лапках, падает, глаза закрывает.
Доктор меня перебивает:
- Достаточно, это сотрясение мозга, сделайте рентген, чтобы исключить перелом. Зачем вам кислород?
- Я читала, что нужно сделать кислородную коробку и везти к ветеринару.
- Довезете? Давайте я другу позвоню в травму, он дежурит сегодня. - Парень улыбается.
- Правда? — Стресс отпускает. - Подождите, я сейчас.
Лифт на шестнадцатом. Пока приедет. Бегу через две ступеньки, как в детстве. Коробка. Где взять коробку? Нет у меня коробок. Я же не киоск продуктовый. Кастрюля! Точно, супница.
– Птичка моя, потерпи, кто будет мне петь?
Сижу в «скорой» с супницей на коленях. МКАД стоит, мост стоит, и мы стоим. Качаю кислород в супницу.
— Дыши, мой мальчик, мы еще споем.
Вторую птичку я купила через месяц после больницы и похорон. Чтобы выселить из квартиры тишину и повисший страх. Выпросила у заводчика взрослого певуна. Если в дверь звонили, под его трели можно было неслышно подойти в прихожую, стать за бетонный косяк и ждать, когда крикнут:
- Свои, отрывай!
Смотреть в глазок, тем более вставать во весь рост перед дверью не рекомендовал следователь. Эта мразь все еще дышала на свободе. Никто не собирался его ловить. А единственные свидетели хороши мертвые. Пожалуй, тогда я умерла. Только не от страха, а победив его.
Хотите знать, как победить страх? Станьте к нему безразличны. Отпустите волю – в этом сражении она не помощник.
Так я начала существовать дальше, мертво-безразличная к страху, миру и людям. Не понимая, почему жены ревнуют мужей, друзья ссорятся, взрослые дети плачут из-за болезней стариков-родителей. Ведь рано или поздно все заканчивается смертью.
Единственное, что делало меня человеком, была поющая птичка. Маленькая желтая птичка в медной клетке.
Из добрых побуждений и в поисках отсроченных заработков приходил киллер, отдергивал штору и указывал на крышу дома напротив, с которой меня могли снять в любой момент. Предлагал убрать заказчиков. В кредит. Я его отговорила. Слишком велик список предполагаемых заказчиков. А у самой главной - маленький ребенок.
— Слышишь меня, коза? Я оставила тебе жизнь.
В тот момент птичка выводила самые сложные коленца, наполняя мою пустоту душевным трепетом.
Тебя спасли воспоминания о первом сексе с твоим бывшим мужем в предрассветном лесу, под пенье птиц. Живи, сука, и помни.
Вторая птичка улетела в окно. Как только в доме появился новый жилец. В первый день. В знак протеста.
Долго находиться одной становилось опасно. Желающих закрутить интрижку с молодой вдовой было слишком много. Но дико не хотелось ложиться генеральской звездой на погоны Казанов маленького города. Половина из них попадала в число подозреваемых.
- Слышите, Казановы? Вы были смешны в своих поползновениях.
Но самые смешные роли исполнили главный пожарник, что писал бесконечные акты, и бывший одноклассник — капитан милиции, решивший прикрыть меня от этих проблем заявлением, что я его любовница. Местные карликовые олигархи кружили ястребами за моей белой машиной-курицей. До глобальных проблем и мужской мести оставалось совсем немного. До зимы с ее страшными темными вечерами столько же. Бывшие подруги на безопасном расстоянии наблюдали, когда же меня грохнут.
- Слышите, девочки, я только спустя много лет поняла, что вы меня предали, вы струсили. И никакие выстроенные храмы не искупят этот грех. Я же любила вас, как родных сестер, которых никогда не имела. Но так мечтала.
Новый жилец отбирался с пристрастием. Как флаг над домом. Нужно было вывесить флаг: «Занято, успокойтесь. Задумайтесь и бойтесь». Два символа - член и меч. Для желающих и ненавидящих.
Он подходил по всем параметрам: чужак, бритоголов, любвеобилен, хорош собой и с длинным шлейфом сплетен про страшных московских бандитов. История знакомства начиналась с поноса. Он отравился карпачо в моем ресторане и жаждал оторвать голову хозяйке за испорченный вечер с купленной проституткой. Так мы подружились.
Первое, что я сделала на второй день знакомства - попросила его машину и кружила на ней целый день по городу. Чем расплатилась? Помогла снять номер в гостинице - когда ему привезли любимую проститутку-кореянку.
Потом были надуманные вечера при свечах в местных ресторанчиках. Изображая внимание, я выслушивала истории про соблазненных жен депутатов, подаренных мулаток, освобождение публичных домов Германии от чеченских оккупантов. Враги в недоумении расшифровывали мой блеф. Убрать последнего свидетеля становилось проблемой.
Через несколько месяцев такой дружбы, я привела его в дом. Близилась зима, темнота подступала, и необходимость менять статус и позицию вынуждали внести коррективы в его любимое - «друзей не ебут».
Кенарь привычно впорхнул на мое плечо, доехал на нем до кухни и, не издавая ни звука, просидел там, пока мы пили чай. Потом мы ушли в спальню, а он впорхнул на холодильник. Утром я обнаружила приоткрытое кухонное окно и пустую клетку.
Последний светофор, до больницы триста метров. Приоткрываю крышку супницы. Кенарь лежит на боку.
- Доктор, а если у него сотрясение, он выживет?
- Разумеется. Будете колоть ноотропил под крыло, пару недель. Он на лапках не держится, потому что координация нарушена.
- А петь? Петь он будет?
- Вряд ли, сами знаете – даже люди речь теряют.
Мы въезжаем в ворота. Доктора с железным чемоданом проглатывает серая дверь приемного отделения. Я открываю крышку супницы. На дне, завалившись набок, лежит моя последняя привязанность, моя тайная страсть – птичка, которая умела петь.
Жизнь, при полном безразличии к ней, неизбежно превращается в смерть. Я давно умерла. В момент, когда решила сохранить свое физическое тело, в обмен на голос сердца. Материя и дух, жизнь и смерть, добро и зло. Сердце мое замолчало, и я превратилась в злую мертвую материю.
Я осторожно достала кенаря, поднесла к губам и поцеловала в крошечную лаймовую головку.
- Прощай, друг. Так будет лучше. К чему жить, если ты не можешь петь…
Двумя пальцами повернула голову до легкого щелчка, вернула тело на дно кастрюли и накрыла крышкой.