Показать сообщение отдельно
Старый 27.03.2015, 23:24   #374
cliffhanger
Сообщения: n/a
Вот и пришло время вечерней истории. Сегодня история будет романтическая. Слушайте...



Борис Пастернак и Ольга Ивинская: Мы - провода под током

Они прожили вместе 14 счастливых лет. Они не были мужем и женой, но уверяли, каждое мгновение было прекрасно. И доведись им начать всё сначала, не изменили бы в своей истории ни дня…

Когда жарким июньским днём 1960 года в посёлке Переделкино хоронили Бориса Пастернака, многим запомнилась статная, уже немолодая женщина, шедшая за гробом. Это была Ольга Вселоводовна Ивинская, последняя любовь поэта. Позже Мария Розанова вспоминала: "Я никогда не видела такой красоты, хотя она была вся красная от слёз и не вытирала их, потому что руки были заняты цветами". Таким же красивым, хотя и принесшим много боли и страданий, был её роман с Пастернаком.

Они встретились, когда Пастернаку было 56 лет, а Ивинской – всего 34 года. У обоих за плечами был семейный опыт. Пастернак был женат вторым браком на Зинаиде Николаевне Нейгауз, которую в своё время отбил у лучшего друга, пианиста Генриха Нейгауза, и души не чаял в сыне Лёнечке. У Ольги Ивинской от предыдущих браков было двое детей – Ирочка и маленький Митя. Но один лишь взгляд в глаза друг другу перевернул всю их привычную спокойную жизнь. "Судьбы скрещенья"…

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком…
Борис Пастернак

А дело было так. Как-то Борис Пастернак зашёл по делам в редакцию журнала "Новый мир" и увидел незнакомую молодую женщину, нового молодого редактора отдела поэзии. Это была Ольга Ивинская. Она тотчас узнала известного поэта и в первый миг не могла поверить своему счастью: ведь она так любила его стихи, и – вот он, рядом, можно дотронуться рукой! Со свойственной ей эмоциональностью Ивинская выпалила всё, что она думает о его творчестве. Смущённый поэт молчал и внимательно рассматривал эту удивительно красивую женщину: невысокая, хорошо сложена, с чудесными золотистыми локонами и огромными серыми глазами. Она могла бы стать кинозвездой не хуже Серовой или Окуневской.

"Как это интересно, что у меня ещё остались такие очаровательные поклонницы! – сказал он, не в силах оторвать от неё глаз. – У меня сейчас книги почти все розданы… Но вам непременно найду!" Ивинская сумбурно поблагодарила Пастернака и ещё долго глядела ему вслед из окна. Она не могла забыть, КАК он на неё смотрел. "Это был такой требовательный, оценивающий мужской взгляд, что ошибиться было невозможно: пришёл человек, единственно необходимый мне, тот самый человек, который собственно уже был со мною, - напишет она много позже в своих воспоминаниях. – И это потрясающее чудо. Вернулась я домой в страшном смятении."

Пастернак запишет об их первой встрече ещё короче и откровеннее: "В мою жизнь вошло золотое солнце". А уже спустя несколько дней, придя на работу, Ивинская обнаружила на своём столе стопку книг Пастернака с его автографами. В этот же день поэт пригласил Ольгу прогуляться по Москве. Они не могли наговориться и понимали друг друга с полуслова. Казалось, эта женщина и этот мужчина были знакомы всю жизнь. Проходя мимо памятника Пушкину, поэт решительно остановился, взял спутницу за руку и сказал: "Я хочу, чтобы вы мне говорили "ты", потому что "вы" - уже ложь".

А вечером того же дня он позвонил ей домой: "Я ведь не сказал второй вещи. А ты не поинтересовались, что я хотел сказать. Так вот первое – это было то, что мы должны быть на "ты", а второе – я люблю тебя, и сейчас в этом вся моя жизнь".

Ивинская плакала от счастья, стоя босиком на холодном кафельном полу с зажатой в руках телефонной трубкой посреди тесной квартирки в Потаповском переулке, где она жила с матерью, отчимом и двумя детьми. После того, как в этой квартире впервые остался ночевать Пастернак, на одном из подаренных им сборников стихов появилась ещё одна надпись: "Жизнь моя, ангел мой, я крепко люблю тебя. 4 апреля 1947 г."

Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятья
В халате с шёлковою кистью.
Борис Пастернак

Любовники старались не афишировать свои отношения, но шила в мешке не утаишь. Когда жена Пастернака, Зинаида Николаевна, случайно обнаружила любовную записку от Ольги Ивинской, она устроила мужу бурную сцену. "Выбирай – или я, или она". К такому выбору Пастернак был не готов. Если бы речь шла только о жене, у Ивинской был шанс, но маленького Лёнечку, которого поэт называл "таким чистым, таким несовременным" ребёнком, он оставить не мог. Он решил разорвать отношения с Ольгой раз и навсегда. Ивинская вспоминала: "Расставание было печальным: Б.П. говорил, что не имеет права на любовь, всё хорошее теперь не для него, он человек долга, и я не должна отвлекать его от проторённой колеи жизни и работы, но заботиться обо мне он будет всю жизнь".

Увы, долго прожить без "своей Лелюши", как ласково называл Ивинскую Пастернак, он не смог. Когда в очередной раз он не пришёл ночевать домой, то объяснил жене так: разводиться с ней он не будет, но выбор места, где отныне он станет жить и творить, оставляет за собой. Властная Зинаида Николаевна не собиралась сдавать свои позиции без боя. Однажды она сама приехала к Ивинской. Советовала оставить её мужа в покое, угрожала "нежелательными последствиями". На отчаянное признание Ивинской о том, что она беременна, холодно заметила: "Тогда вы должны быть счастливы, что у вас будет ребёнок от любимого человека, я на вашем месте удовлетворилась бы этим фактом". После её ухода Ивинская наглоталась таблеток. Её успели откачать, но ребёнку не суждено было родиться.

Позднее, в разговоре с одной из знакомых, Борис Пастернак скажет, что весь он, его любовь, его творчество, его душа принадлежат Оленьке, а Зине остаётся "один декорум". И пусть он ей и остаётся, потому что должно что-то и у неё остаться.

Я ресницы едва разлепила
Полузрячей от первого дня,
А она уж – тебя не любила,
Разделяя тебя и меня.
Ольга Ивинская



Зинаида Николаевна Нейгауз с мужем. В будущем она станет второй женой Бориса Пастернака


Любовный треугольник распался трагически: 9 октября 1949 года Ольгу Ивинскую арестовали по подозрению в связи с английским шпионом. Этим "шпионом" был не кто иной, как Пастернак. На допросах Ивинская держалась мужественно и признательных показаний против возлюбленного из неё выбить так и не смогли. Вот отрывок из уголовного дела № 33582, с которым её дочь смогла ознакомиться лишь в годы перестройки: "Чем была вызвана ваша связь с Пастернаком? Ведь он намного лет старше вас". – "Любовью". – "Нет, вы были связаны общностью ваших взглядов и изменнических намерений". – "Таких намерений у нас не было. Я любила и люблю его как мужчину"…

После одного из "допросов с пристрастием" Ивинская очнулась в… морге тюремной больницы, куда её отвезли, ошибочно приняв за умершую. Там от пережитого стресса у неё случился выкидыш. Пастернак не мог знать об этом и практически ежедневно ходил на Лубянку с требованием, чтобы ему отдали ребёнка, который по его подсчётам уже должен был родиться. Зинаида Николаевна была поставлена перед фактом, что если ребёнок есть, он будет жить в их семье. Своим друзьям в то время Пастернак откровенно признавался: "Когда её (Ивинскую) у меня отняли, я понял, что это хуже, чем смерть".

Ольга Ивинская получила пять лет общих лагерей "за близость к лицам, подозреваемым в шпионаже". Её отправили в Потьму, где она без выходных работала на тяжёлых сельскохозяйственных работах при сорокоградусной жаре, лишённая не только свиданий, но и права переписки. Пастернак ужасно мучился от осознания того, что любимая женщина пострадала из-за него. Но чем он мог ей помочь? Над ним самим уже сгущались тучи как над ярым "несоветским писателем". Всё время, пока Ивинская была в заключении, Пастернак оказывал материальную помощь её семье. Именно ему, по воспоминаниям дочери Ивинской, они с братом "обязаны бедным, трудным, но всё-таки человеческим детством, в котором можно вспомнить не только сто раз перешитые платья, гороховые каши, но и ёлки, подарки, новые книги, театр". А Ольге он писал в лагерь десятистраничные письма со стихами о любви. На руки ей их не выдавали, да и ответить она не могла, но когда читала их в присутствии конвоира ночью, в лагерном клубе, у неё появлялись силы жить дальше.


Борис Пастернак с его "ненаглядной Лелюшей", как называл поэт Ольгу Ивинскую, и её дочерью Ириной


Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
Борис Пастернак

Ольгу Ивинскую освободили досрочно весной 1953 года по первой послесталинской амнистии. Пастернак был уверен, что между ними всё кончено, боялся увидеть подурневшую измождённую женщину и пытался деликатно передать ей это через дочь Ирину. Но та отказалась от миссии посредника, отрезав: "Знаете, что? Разбирайтесь сами в своих отношениях!" Впервые встретив Ивинскую после возвращения домой, Пастернак был поражён: она почти не изменилась лишь похудела, что ещё прибавило ей молодости. Он понял, что любит свою Лелюшу даже больше, чем раньше. В романе "Доктор Живаго", на тот момент уже почти дописанном, именно Ольгу он вывел прототипом главной героини. "Во втором послевоенном времени я познакомился с молодой женщиной – Ольгой Всеволодовной Ивинской… Она и есть Лара моего произведения, которое я именно в это время начал писать, - скажет Пастернак в письме другу. – Она олицетворение жизнерадостности и самопожертвования. По ней незаметно, что она в жизни перенесла". Счастливые влюблённые переживали второй "медовый месяц" своей любви. Пастернак жил в Переделкино, а для Ольги с дочерью он снял маленькую комнату с террасой в соседней деревне Измалково, куда приходил каждый день.


С сыном Лёней и Зинаидой Николаевной, Переделкино


"О, какая это была любовь, небывалая, ни на что не похожая! Они думали, как другие напевают. Они любили друг друга не из неизбежности, не опалённые страстью, как это ложно изображают, они любили друг друга, потому что так хотело всё кругом: земля под ними, небо над их головами, облака и деревья. Их любовь нравилась окружающим, может быть, больше, чем им самим…"
Из романа "Доктор Живаго"

Именно Ольга Ивинская, как булгаковская Маргарита, первой читала новые главы романа и затем печатала их на старенькой пишущей машинке. Она ничего не требовала от Пастернака и всем говорила, что необыкновенно счастлива тем, что у неё есть. Об этой непростой жизни "на два дома" сам Пастернак писал так: "Она (Зинаида Николаевна) мне как дочь, как мой последний ребёнок… А Ольга – моё жизненное дыхание. И в таком переплёте я буду до конца своих дней".

В 1958 году за "Доктора Живаго", опубликованного за рубежом, Пастернаку была присуждена Нобелевская премия, что послужило началом его травли в советской печати. Поэт был готов к эмиграции, но Зинаида Николаевна твёрдо заявила, что ни она, ни сын никогда не смогут покинуть родину. Ольга же, как декабристка, была готова разделить с Пастернаком любую участь. К счастью, до этого не дошло: решение о высылке Пастернака так и не было принято после его добровольного отказа от премии. Но все эти дрязги серьёзно подорвали здоровье поэта. В конце апреля 1960 года от резкой боли в руке он чуть не потерял сознание, слёг и больше не вставал. Зинаида Николаевна добилась консилиума лучших врачей, были испробованы все современные средства, но, увы, диагноз был неумолим - рак лёгких. От больного скрывали истинную причину болезни, но он чувствовал, что дела его плохи, и просил не пускать Ивинскую к нему, чтобы избежать скандала между нею и Зинаидой Николаевной. Зато регулярно писал ей записки. Незадолго до своей кончины он вывел на бумаге искреннее признание: "Родная Олюшка, я чувствую тебя такой неотделимой от себя, как будто отправляю письма самому себе. Что ожидает меня? Я пишу тебе и умираю от нежности к тебе." В другом письме: "Нити более тонкие, связи более высокие и могучие, чем тесное существование вдвоем на глазах у всех, соединяют нас". За месяц до смерти вновь признание в любви: "Золотая моя прелесть, твое письмо как подарок, как драгоценность. Одно оно способно излечить, окрылить, вдунуть в меня жизнь". Однако чуда не произошло… 30 мая 1960 года его не стало.

…Вскоре после похорон Ольге Ивинской приснился странный сон: явился Пастернак и слёзно просил четыре года не ходить к нему на могилу в ярком платье. При всём желании она не смогла бы этого сделать, потому что уже в августе 1960 года её арестовали второй раз. Суд над ней и её дочерью Ириной был закрытым, в зал не пустили даже сына Митю. Приговор оказался жестоким: восемь лет тюремного заключения в политическом женском лагере на станции для Ивинской и три года – для Ирины Емельяновой. Так власть ещё раз заставила Ольгу Ивинскую расплачиваться за свою "беззаконную" любовь к поэту.

Чем стали для неё эти годы? По-настоящему об этом знала только она сама. "Политические" её не любили – она была мало похожа на них, "борцов за идею". Тюремное начальство тоже не жаловало, так как норму она выдавать не могла физически и портила все показатели. Лагерные вертухаи и подавно "Доктора Живаго" не читали и не подозревали о том, что перед ними – та самая Лара Антипова. Жизнь для Ивинской утратила всякий смысл: от будущего ничего хорошего ждать не приходилось, а к настоящему она была равнодушна и жила только воспоминаниями о том чудесном времени, когда её Боря был рядом.

"У мамы были десятки мужчин до Пастернака, но ни одного после!"
Из воспоминаний Ирины Емельяновой, дочери Ольги Ивинской


Её освободили по амнистии в октябре 1964-го. А в 1966 году в Инюрколлегии был подписан контракт, согласно которому Ольга Ивинская была включена в число наследников Пастернака и получила свою долю – 24 тысячи долларов. Она купила скромную однокомнатную квартиру в Москве, около Савёловсого вокзала. Ей суждено было пережить Пастернака на 35 лет.

Она была так дорога
Ему чертой любою,
Как морю близки берега
Всей линией прибоя.
Борис Пастернак