|
Мы будем жить с тобой на берегу,
отгородившись высоченной дамбой от континента, в небольшом кругу,
сооруженном самодельной лампой.
Мы будем в карты воевать с тобой и слушать, как безумствует прибой,
покашливать, вздыхая неприметно, при слишком сильных дуновеньях ветра.
Я буду стар, а ты — ты молода.
Но выйдет так, как учат пионеры, что счет пойдет на дни — не на года, — оставшиеся нам до новой эры.
В Голландии своей наоборот мы разведем с тобою огород и будем устриц жарить за порогом и солнечным питаться осьминогом.
Пускай шумит над огурцами дождь, мы загорим с тобой по-эскимосски,
и с нежностью ты пальцем проведешь по девственной, нетронутой полоске.
Я на ключицу в зеркало взгляну и обнаружу за спиной волну и старый гейгер в оловянной рамке на выцветшей и пропотевшей лямке.
Придет зима, безжалостно крутя осоку нашей кровли деревянной.
И если мы произведем дитя, то назовем Андреем или Анной.
Чтоб, к сморщенному личику привит, не позабыт был русский алфавит,
чей первый звук от выдоха продлится и, стало быть, в грядущем утвердится.
Мы будем в карты воевать, и вот нас вместе с козырями отнесет от берега извилистость отлива.
И наш ребенок будет молчаливо смотреть, не понимая ничего,
как мотылек колотится о лампу, когда настанет время для него обратно перебраться через дамбу.
И.Бродский
|