Форум - Показать сообщение отдельно

Manticore · 04.02.2010, 14:33

Никита подскочил к Виктору:
- Витек, на телегу! Вовчик, аптечку мне, живо! – Вот чего он боялся
больше всего. – Ах ты вояка хренов. Да разве к врагу подходят близко?
Уложив раненного, осмотрели, рана оказалась глубокой. Обработали, перевязали. Пока мучаясь, запрягали лошадь Никита раздел мужика, оставив того в черных семейных трусах да в майке. Кинули его на дно телеги рядом с Витькой. Никита поверх камуфляжа натянул его цивильное платье. Расселись с оружием. Сверху Никита навалил целую капну мокрой травы. Сам, нахлобучив по самые глаза широкополую шляпу взобрался за извозчика. Неумело шевеля вожжами и понукая, он заставил лошадь двинуться с места. Телега, жалобно заскрипев, медленно двинулась в сторону шоссе.
Путь к выходу на дорогу показался вечностью. Едва выбрались из кювета, как с телеги съехала половина травы, обнажив ошарашенного от неожиданности Александра.
Никита неторопливо слез и, вернув груз в исходное положение, зло буркнув:
- Вы что развалились, как на пикник едете, придерживайте сено. Еще раз мотнет телега и будете как яйца на сковородке.
По шоссе проносились машины. Напряжение возрастало. Никита всматривался в обе стороны дороги, выжидая выгодного момента, когда можно будет переехать на другую сторону.
- Только бы не патруль, - думалось ему. – Только бы пронесло. Если что завяжется, с раненным Витьком они не сумеют уйти. – Он вдруг увидел себя из окна проезжающего мимо автомобиля и усмехнулся. – Ну и видок, наверное, у меня. Эх, … а впрочем, все суета и томление духа …
Жалобно скрипя колесами и словно вразвалочку, нехотя, они, наконец-то перебрались на другую сторону. Забравшись далеко вглубь леса остановились. Распрягли лошадь. Перекусили мужицким харчем и легли отдыхать.
- Тебя как зовут? – Никита сорвал скотч с губ мужика.
- Братцы, не убивайте, не убивайте, братцы … я ведь тоже советский … братцы. Иваном меня зовут, Иван Федорычем …- Он плакал.
Слезы текли по белым, небритым щекам. Разбитый нос, губы сочились сукровицей.
- Сколько километров до Днестра, Иван Федорыч?
- Тут недалече … - мужик оживился, - по прямой километров пять с гаком. Не убивайте, братцы, я жить хочу …
Никита достал разорванную пачку “ Примы “, закурил:
- Ножиком-то зачем, а?
- Испужался я, братцы, испужался. Думал бандюки какие … не убивайте … у меня трое детишек … как они без меня … младшенькой Анютке шестой годик пошел … не убивайте. Христа ради прошу, не убивайте. – Седая щетина дрожала на мешковатых щеках. Красные глаза, наполненные слезами, глядели жалобно – просяще, заискивая с мольбой.
- “ Не убий. “ – Никита молча курил и смотрел, будто изучая мужика. – “ Не убий”. – Стучало у него в висках. Ну, какое дело ему до этого жалкого старика. Какого чёрта он здесь оказался? А если бы не оказался, то ещё неизвестно как бы всё для них обернулось. Что я с ним рассусоливаю? Шлёпну и дело с концом. Нет, нет …так нельзя, - Что-то внутри у Никиты пыталось протестовать. Какая-то легкая искорка вспыхивала, пытаясь разгореться, но тут же, словно под дуновением холодного ветра, гасла.- Он такой же русский, как и ты, не моджахед и не румын, наш советский и детей целый выводок.… Отпущу, а он ноги в руки и сдаст нас с потрохами. Потом локти будешь кусать. А если не сдаст. Если и вправду домой побежит, а потом…не-ет, ножичком- то он не просто так размахивал. Мутный мужичек, мутный. Витёк по его милости загибается еще, не известно довезём ли.
- А ты, что в Бога веришь? - Ещё пристальней Никита всматривался в мужика, словно пытаясь добраться до его сокровенных мыслей.
- Да, да … вот крестик … посмотри …православный я, он лихорадочно подбородком пытался показать, где у него крестик и стал понемногу успокаиваться.
- Православный, говоришь? А молитвы, какие знаешь? – Никита затянулся дымом последний раз. Затушил окурок в земле. Задавив его большим пальцем, загладив землю, листву.
- “Отче”, “Отче наш” знаю … - Мужик как-то померк, осунулся лицом, постарел.
- Вот и расскажи молитву вслух, - Он усмехнулся: Отче наш и Отче ваш. Ты же убить хотел. Покайся. Ведь это грех. Как же ты так? А еще православный. – Никита встал. - В писании что сказано? Не убий! А ты?
В лесу посерело. День подходил к закату. Раненного Виктора бил озноб. Его то бросало в жар, то он, дробно стуча зубами, просил: ”Му-ужик-ки, со-огре-ейте ме-еня, со-огре-ейте, за-аме-ерзю.”
То метался в бреду, мешая молдавскую, украинскую, русскую речь.
- Пора, - Никита посмотрел на часы. – У нас в запасе шесть часов. Виктора на лошадь. Александр первый, Володя рядом с Виктором, смотри, чтоб не свалился. Я замыкаю. Идите вперед. Я догоню. – Сам подошел к мужику.
- Ну что, Иван, тебе тоже пора. Дома, небось, заждались?
Тот стоял на голых коленях со связанными сзади руками, монотонно раскачиваясь шепотом читал молитву. Щеки дрожали, пот струился со лба.
- Отче наш сущий на небесах … да светится имя твое …
- Ну ладно, ладно. Услыхал Господь твои молитвы. Услыхал. – Никита сзади подхватил мужика под связанные руки. Поставил на ноги, уперев животом к телеге.
- Сейчас веревку разрежу, и иди на все четыре стороны. Но только не вздумай чудить, православный. Бога то, небось, вспоминаешь, когда совсем невтерпеж.
- Да? Да? … Братцы … спасибо, родные мои … спасибо, до конца жизни помнить буду, -мужик больше ничего не слышал, его словно била лихорадка, - … свеч…свечки в церкви за…за ваше здоровье став…ставить буду … спас…спасибо братцы … братцы, спасибо. – Мужик опять заплакал. Он разбитыми губами пытался поцеловать Никите руку. – Век буду … век буду помнить, родненькие мои, спа … - Удар ножом был нанесен профессионально. Тело, мелко задрожав судорогой, успокоилось.
Чуть выждав, Никита закрыл рукой удивленно распахнутые глаза мужика. Перевалив, бросил тело в телегу. Закидал травой. Тщательно обтер нож о вышитое полотенце. Им же, выбрав чистое место, вытер руки и бросил в телегу.
Посмотрел на небо, виднеющееся сквозь макушки деревьев.
-“Не убий”, - едва прошептал он, и добавил громче, - Все – суета и томление духа. – И уверенно пошел догонять своих товарищей.
Но невидимая тяжесть опустилась на сердце. Ему сделалось нестерпимо одиноко и так неуютно, и зябко, что он убыстрил шаг и запричитал:
- Все – суета и томление духа! Все – суета и томление духа! Суета, суета … суета … суета. – И вроде бы полегчало.
Но в нем самом что-то произошло. Случилось что-то ужасное и непоправимое. Он словно разделился в себе. Тело бежало, он слышал свое дыхание и ощущал биение сердца. Какие-то мысли крутились в голове, он видел листву под ногами, деревья вокруг. Даже чувствовал, как капелька пота скатывается по спине. Но что-то другое сжалось, сгорбилось до неимоверно маленькой величины и было в нем, и ждало чего-то неотвратимого, только ему ведомое.
А сзади, вверху, по самым кромкам деревьев, черным, огромным коконом следовало что-то и сбрасывало, сбрасывало тугую, черную паутину. Она проходила сквозь тело, оплетала плотнее и плотнее сердце, а может и не сердце вовсе. Может душу, его душу, в которую он мало верил. Никита, стиснув зубы, остановился и вдруг до него донесся шепот того мужика, читавшего молитву.
Он содрогнулся всем телом, холодная изморось прошла по спине. Нет, нет, не может быть … это ветер … конечно ветер, а может и не ветер … Никите захотелось крикнуть, так тоскливо сделалось в груди.
Перед глазами вдруг распахнулась бездна, словно земля разверзлась перед ним и он завис, паря над ней, ещё мгновение, ещё миг и он канет в эту темную, зовущую в себя пустоту, со всеми своими сомнениями и переживаниями
Дух захватило, воздух жестким куском чего-то несъедобного застрял в горле, он с силой выдохнул и тут же с жадностью втянул в себя липкую тягучую пелену, ощущая всем своим существом, что это не воздух.
Но сил не было сопротивляться и он тянул лёгкими, глотая и захлёбываясь и не чего не осознавая более. Но где-то, ни то в подсознании, ни то с вершин деревьев, даря робкую надежду, как освежающим дуновением веяло: Отче… наш… сущий… на небесах… да светится имя твоё,…да придёт царствие твоё…
- Фю-фю-ю-ю, фю-фю-ю-ю, - раздался свист, Никита увидел своих товарищей, и наваждение исчезло. Он услышал шорох леса, голоса птиц. Оглянулся и заученно выдавил:
- Всё – суета и томление духа. Всё – суета и томление духа.

04.02.2010, 14:33	#147
Manticore ВИП Гуру Форума Регистрация: 06.03.2008 Адрес: Жемчужина у моря Сообщения: 2,802 Репутация: 2560	Никита подскочил к Виктору: - Витек, на телегу! Вовчик, аптечку мне, живо! – Вот чего он боялся больше всего. – Ах ты вояка хренов. Да разве к врагу подходят близко? Уложив раненного, осмотрели, рана оказалась глубокой. Обработали, перевязали. Пока мучаясь, запрягали лошадь Никита раздел мужика, оставив того в черных семейных трусах да в майке. Кинули его на дно телеги рядом с Витькой. Никита поверх камуфляжа натянул его цивильное платье. Расселись с оружием. Сверху Никита навалил целую капну мокрой травы. Сам, нахлобучив по самые глаза широкополую шляпу взобрался за извозчика. Неумело шевеля вожжами и понукая, он заставил лошадь двинуться с места. Телега, жалобно заскрипев, медленно двинулась в сторону шоссе. Путь к выходу на дорогу показался вечностью. Едва выбрались из кювета, как с телеги съехала половина травы, обнажив ошарашенного от неожиданности Александра. Никита неторопливо слез и, вернув груз в исходное положение, зло буркнув: - Вы что развалились, как на пикник едете, придерживайте сено. Еще раз мотнет телега и будете как яйца на сковородке. По шоссе проносились машины. Напряжение возрастало. Никита всматривался в обе стороны дороги, выжидая выгодного момента, когда можно будет переехать на другую сторону. - Только бы не патруль, - думалось ему. – Только бы пронесло. Если что завяжется, с раненным Витьком они не сумеют уйти. – Он вдруг увидел себя из окна проезжающего мимо автомобиля и усмехнулся. – Ну и видок, наверное, у меня. Эх, … а впрочем, все суета и томление духа … Жалобно скрипя колесами и словно вразвалочку, нехотя, они, наконец-то перебрались на другую сторону. Забравшись далеко вглубь леса остановились. Распрягли лошадь. Перекусили мужицким харчем и легли отдыхать. - Тебя как зовут? – Никита сорвал скотч с губ мужика. - Братцы, не убивайте, не убивайте, братцы … я ведь тоже советский … братцы. Иваном меня зовут, Иван Федорычем …- Он плакал. Слезы текли по белым, небритым щекам. Разбитый нос, губы сочились сукровицей. - Сколько километров до Днестра, Иван Федорыч? - Тут недалече … - мужик оживился, - по прямой километров пять с гаком. Не убивайте, братцы, я жить хочу … Никита достал разорванную пачку “ Примы “, закурил: - Ножиком-то зачем, а? - Испужался я, братцы, испужался. Думал бандюки какие … не убивайте … у меня трое детишек … как они без меня … младшенькой Анютке шестой годик пошел … не убивайте. Христа ради прошу, не убивайте. – Седая щетина дрожала на мешковатых щеках. Красные глаза, наполненные слезами, глядели жалобно – просяще, заискивая с мольбой. - “ Не убий. “ – Никита молча курил и смотрел, будто изучая мужика. – “ Не убий”. – Стучало у него в висках. Ну, какое дело ему до этого жалкого старика. Какого чёрта он здесь оказался? А если бы не оказался, то ещё неизвестно как бы всё для них обернулось. Что я с ним рассусоливаю? Шлёпну и дело с концом. Нет, нет …так нельзя, - Что-то внутри у Никиты пыталось протестовать. Какая-то легкая искорка вспыхивала, пытаясь разгореться, но тут же, словно под дуновением холодного ветра, гасла.- Он такой же русский, как и ты, не моджахед и не румын, наш советский и детей целый выводок.… Отпущу, а он ноги в руки и сдаст нас с потрохами. Потом локти будешь кусать. А если не сдаст. Если и вправду домой побежит, а потом…не-ет, ножичком- то он не просто так размахивал. Мутный мужичек, мутный. Витёк по его милости загибается еще, не известно довезём ли. - А ты, что в Бога веришь? - Ещё пристальней Никита всматривался в мужика, словно пытаясь добраться до его сокровенных мыслей. - Да, да … вот крестик … посмотри …православный я, он лихорадочно подбородком пытался показать, где у него крестик и стал понемногу успокаиваться. - Православный, говоришь? А молитвы, какие знаешь? – Никита затянулся дымом последний раз. Затушил окурок в земле. Задавив его большим пальцем, загладив землю, листву. - “Отче”, “Отче наш” знаю … - Мужик как-то померк, осунулся лицом, постарел. - Вот и расскажи молитву вслух, - Он усмехнулся: Отче наш и Отче ваш. Ты же убить хотел. Покайся. Ведь это грех. Как же ты так? А еще православный. – Никита встал. - В писании что сказано? Не убий! А ты? В лесу посерело. День подходил к закату. Раненного Виктора бил озноб. Его то бросало в жар, то он, дробно стуча зубами, просил: ”Му-ужик-ки, со-огре-ейте ме-еня, со-огре-ейте, за-аме-ерзю.” То метался в бреду, мешая молдавскую, украинскую, русскую речь. - Пора, - Никита посмотрел на часы. – У нас в запасе шесть часов. Виктора на лошадь. Александр первый, Володя рядом с Виктором, смотри, чтоб не свалился. Я замыкаю. Идите вперед. Я догоню. – Сам подошел к мужику. - Ну что, Иван, тебе тоже пора. Дома, небось, заждались? Тот стоял на голых коленях со связанными сзади руками, монотонно раскачиваясь шепотом читал молитву. Щеки дрожали, пот струился со лба. - Отче наш сущий на небесах … да светится имя твое … - Ну ладно, ладно. Услыхал Господь твои молитвы. Услыхал. – Никита сзади подхватил мужика под связанные руки. Поставил на ноги, уперев животом к телеге. - Сейчас веревку разрежу, и иди на все четыре стороны. Но только не вздумай чудить, православный. Бога то, небось, вспоминаешь, когда совсем невтерпеж. - Да? Да? … Братцы … спасибо, родные мои … спасибо, до конца жизни помнить буду, -мужик больше ничего не слышал, его словно била лихорадка, - … свеч…свечки в церкви за…за ваше здоровье став…ставить буду … спас…спасибо братцы … братцы, спасибо. – Мужик опять заплакал. Он разбитыми губами пытался поцеловать Никите руку. – Век буду … век буду помнить, родненькие мои, спа … - Удар ножом был нанесен профессионально. Тело, мелко задрожав судорогой, успокоилось. Чуть выждав, Никита закрыл рукой удивленно распахнутые глаза мужика. Перевалив, бросил тело в телегу. Закидал травой. Тщательно обтер нож о вышитое полотенце. Им же, выбрав чистое место, вытер руки и бросил в телегу. Посмотрел на небо, виднеющееся сквозь макушки деревьев. -“Не убий”, - едва прошептал он, и добавил громче, - Все – суета и томление духа. – И уверенно пошел догонять своих товарищей. Но невидимая тяжесть опустилась на сердце. Ему сделалось нестерпимо одиноко и так неуютно, и зябко, что он убыстрил шаг и запричитал: - Все – суета и томление духа! Все – суета и томление духа! Суета, суета … суета … суета. – И вроде бы полегчало. Но в нем самом что-то произошло. Случилось что-то ужасное и непоправимое. Он словно разделился в себе. Тело бежало, он слышал свое дыхание и ощущал биение сердца. Какие-то мысли крутились в голове, он видел листву под ногами, деревья вокруг. Даже чувствовал, как капелька пота скатывается по спине. Но что-то другое сжалось, сгорбилось до неимоверно маленькой величины и было в нем, и ждало чего-то неотвратимого, только ему ведомое. А сзади, вверху, по самым кромкам деревьев, черным, огромным коконом следовало что-то и сбрасывало, сбрасывало тугую, черную паутину. Она проходила сквозь тело, оплетала плотнее и плотнее сердце, а может и не сердце вовсе. Может душу, его душу, в которую он мало верил. Никита, стиснув зубы, остановился и вдруг до него донесся шепот того мужика, читавшего молитву. Он содрогнулся всем телом, холодная изморось прошла по спине. Нет, нет, не может быть … это ветер … конечно ветер, а может и не ветер … Никите захотелось крикнуть, так тоскливо сделалось в груди. Перед глазами вдруг распахнулась бездна, словно земля разверзлась перед ним и он завис, паря над ней, ещё мгновение, ещё миг и он канет в эту темную, зовущую в себя пустоту, со всеми своими сомнениями и переживаниями Дух захватило, воздух жестким куском чего-то несъедобного застрял в горле, он с силой выдохнул и тут же с жадностью втянул в себя липкую тягучую пелену, ощущая всем своим существом, что это не воздух. Но сил не было сопротивляться и он тянул лёгкими, глотая и захлёбываясь и не чего не осознавая более. Но где-то, ни то в подсознании, ни то с вершин деревьев, даря робкую надежду, как освежающим дуновением веяло: Отче… наш… сущий… на небесах… да светится имя твоё,…да придёт царствие твоё… - Фю-фю-ю-ю, фю-фю-ю-ю, - раздался свист, Никита увидел своих товарищей, и наваждение исчезло. Он услышал шорох леса, голоса птиц. Оглянулся и заученно выдавил: - Всё – суета и томление духа. Всё – суета и томление духа.