Не запрещай себе творить,
Пусть иногда выходит криво -
Твои нелепые мотивы
Никто не в силах повторить.
Не обрывай свои цветы,
Пускай растут в приволье диком
Молчаньем, песней или криком
Среди безбрежной пустоты.
Не запрещай себе летать,
Не вспоминай, что ты не птица:
Ты не из тех, кому разбиться
Гораздо легче, чем восстать.
Не запрещай себе любить,
Не нужно чувств своих бояться:
Любовь не может ошибаться
И всё способна искупить.
Не бойся жить, не бойся петь,
Не говори, что не умеешь:
Ты ни о чём не пожалеешь -
Да будет не о чем жалеть!
Не бойся в камне прорастать,
Под небосвод подставив плечи.
Пусть без мечты порой и легче -
Не запрещай себе мечтать!

© Марина Цветаева

Играла скрипка, для глухих играла.
Кому-то в голову пришла идея:
Устроить праздник, вроде карнавала
И слабо слышащих позвать людей.

Скрипач все знал, о да, он мог фальшивить.
Мог даже не касаться струн смычком,
Но он сыграл в глухом, беззвучном мире,
Как не играл до этого никто.

Им пела скрипка о любви и чуде,
Грустила нежно о большом и сложном,
Поплакала о том, чего не будет,
Утешила, что в жизни все возможно.

Скрипач закончил. В зале все поднялись.
Он оглушительней овации не знал,
Глухие люди скрипкой наслаждались
С его лица читая то, что он играл...

© Саша Нестерова

Наши любимые стихи - II
 

Заразите меня амнезией,
Чтоб не помнить порезы души…
Чтобы верилось, будто впервые…
Чтоб исчезли обид этажи…
Чтоб дышалось, как в детстве далёком,
Без немеющей боли в груди…
Чтоб любовь без расчётов, намёков…
Чтобы светлое там… впереди…

Или нет… Заразите удачей,
Чтоб сбывались надежды, мечты…
Вот смотрите, уже и не плачу,
А вокруг полон мир доброты…
Чтоб везло и в любви, и в работе,
Чтобы жизнь пролетала не зря…
Чтобы сердце от счастья в полёте
Даже в пасмурный день октября…

Или нет… Заразите терпеньем,
Чтобы выдержать злобу людей…
Чтобы не получить отравленья
От чужих негативных идей…
Чтоб спастись от коварства и мести,
Разрушающих нашу страну…
Чтоб любовь и остатки от чести
Помогли уничтожить войну…

Оптимизмом меня заразите,
Чтобы дальше хотелось идти…
Никогда никого не судите…
Вам не знать, что у вас впереди…
Очень хочется верить душою
И любить, без оглядки назад…
Человек — это чудо большое,
А любовь в человеке, как клад…

Заразилась любовью без края…
Значит, видимо, я спасена…
Без любви — словно небо без рая,
А без неба земля не нужна…
В этом мире, уставшем от фальши,
Лишь любовь вдохновляет, чтоб жить…
Заражайтесь любовью, а дальше,
Постарайтесь её не убить…

Ирина Самарина-Лабиринт

Наши любимые стихи
 

За нашей спиною остались паденья, закаты…
Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлёт!
Мне хочется верить, что чёрные наши бушлаты
Дадут мне возможность сегодня увидеть восход.

Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!»
Попробуем, ладно, увидим, какой оборот…
Я только подумал, чужие куря папироски:
Тут — кто как умеет, мне важно — увидеть восход.

Особая рота — особый почёт для сапёра.
Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей:
Напрасно стараться — я и с перерезанным горлом
Сегодня увижу восход до развязки своей!

Прошли по тылам мы, держась, чтоб не резать их, сонных,
И вдруг я заметил, когда прокусили проход:
Ещё несмышлёный, зелёный, но чуткий подсолнух
Уже повернулся верхушкой своей на восход.

За нашей спиною в шесть тридцать остались — я знаю —
Не только паденья, закаты, но — взлёт и восход.
Два провода голых, зубами скрипя, зачищаю.
Восхода не видел, но понял: вот-вот и взойдёт!

Уходит обратно на нас поредевшая рота.
Что было — неважно, а важен лишь взорванный форт.
Мне хочется верить, что грубая наша работа
Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход!

Посвящение Евпаторийскому десанту . 1972г. Вл.Высоцкий

Мои любимые стихи
 

Я вам мозги не пудрю - уже не тот завод.
В меня стрелял поутру из ружей целый взвод.
За что мне эта злая, нелепая стезя?-
Не то чтобы не знаю - рассказывать нельзя.

Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял,
И взвод отлично выполнил приказ,
Но был один, который не стрелял.

Судьба моя лихая давно наперекос,-
Однажды "языка" я добыл, да не донес.
И особист Суэтин, неутомимый наш,
Еще тогда приметил и взял на карандаш.

Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый материал,
Никто поделать ничего не смог.
Нет, смог один, который не стрелял.

Рука упала в пропасть с дурацким криком "Пли!"
И залп мне выдал пропуск в ту сторону земли.
Но слышу:- Жив зараза. Тащите в медсанбат!
Расстреливать два раза уставы не велят.

А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял,
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.

Я раны, как собака, лизал, а не лечил,
В госпиталях, однако, в большом почете был.
Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол:
- Эй ты, недостреленный! Давай-ка на укол!

Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал,
Чтоб было слаще воевать ему,
Кому? Тому, который не стрелял.

Я пил чаек из блюдца, со спиртиком бывал,
Мне не пришлось загнуться, и я довоевал.
В свой полк определили. - Воюй, - сказал комбат,-
А что недострелили, так я невиноват!..

Я тоже рад был, но, присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял,-
Немецкий снайпер дострелил меня
Убив того, который не стрелял.

Вл.Высоцкий. Тот, который не стрелял. 1973г.

Наши любимые стихи - II
 

День без единой смерти

I.

Секунд, минут, часов — нули.
Сердца с часами сверьте!
Объявлен праздник всей земли —
День без единой смерти!

Вход в рай забили впопыхах,
Ворота ада — на засове, —
Без оговорок и условий
Всё согласовано в верхах.

Старухе Смерти взятку дали
И погрузили в забытьё,
И напоили вдрызг её,
И даже косу отобрали.

Никто от родов не умрёт,
От старости, болезней, от
Успеха, страха, срама, оскорблений.
Ну а за кем недоглядят,
Тех беспощадно оживят —
Спокойно, без особых угрызений.

И если где резня теперь —
Ножи держать тупыми!
А если — бой, то — без потерь,
Расстрел — так холостыми.

Указ гласит без всяких «но»:
Свинцу отвешивать поклоны,
Чтоб лучше жили миллионы,
На этот день запрещено.

И вы, убийцы, пыл умерьте,
Забудьте мстить и ревновать!
Бить можно, но — не убивать,
Душить, но только не до смерти.

Конкретно, просто, делово:
Во имя чёрта самого
Никто нигде не обнажит кинжалов.
И злой палач на эшафот
Ни капли крови не прольёт
За торжество добра и идеалов.

Оставьте, висельники, тли,
Дурацкие затеи!
Вы, вынутые из петли,
Не станете святее.

Вы нам противны и смешны,
Слюнтяи, трусы, самоеды, —
У нас несчастия и беды
На этот день отменены!

Не смейте вспарывать запястья,
И яд глотать, и в рот стрелять,
На подоконники вставать,
Нам яркий свет из окон застя!

Мы будем вас снимать с петли
И напоказ валять в пыли,
Ещё дышащих, тёпленьких, в исподнем…
Жить, хоть насильно, — вот приказ!
Куда вы денетесь от нас:
Приёма нынче нет в раю Господнем.

И запылают сто костров —
Не жечь, а греть нам спины,
И будет много катастроф,
А смерти — ни единой!

И, отвалившись от стола,
Никто не лопнет от обжорства,
И падать будут из притворства
От выстрелов из-за угла.

И заползут в сырую келью
И вечный мрак, и страшный рак,
Уступят место боль и страх
Невероятному веселью!

Ничто не в силах помешать
Нам жить, смеяться и дышать.
Мы ждём событья в радостной истоме.
Для тёмных личностей в Столбах
Полно смирительных рубах:
Особый праздник в Сумасшедшем доме…

II.

И пробил час — и день возник,
Как взрыв, как ослепленье!
То тут, то там взвивался крик:
«Остановись, мгновенье!»

И лился с неба нежный свет,
И хоры ангельские пели, —
И люди быстро обнаглели:
Твори что хочешь — смерти нет!

Иной — до смерти выпивал,
Но жил, подлец, не умирал,
Другой — в пролёты прыгал всяко-разно,
А третьего душил сосед,
А тот — его… Ну, словом, все
Добро и зло творили безнаказно.

Тихоня-паинька не знал
Ни драки, ни раздоров —
Теперь он голос поднимал,
Как колья от заборов.

Он торопливо вынимал
Из мокрых мостовых булыжник,
А прежде он был тихий книжник
И зло с насильем презирал.

Кругом никто не умирал,
И тот, кто раньше понимал
Смерть как награду или избавленье, —
Тот бить стремился наповал,
А сам при этом напевал,
Что, дескать, помнит чудное мгновенье.

Учёный мир — так весь воспрял,
И врач, науки ради,
На людях яды проверял —
И без противоядий!

Вон там устроила погром,
Должно быть, хунта или клика,
Но все от мала до велика
Живут — всё кончилось добром.

Самоубийц — числом до ста —
Сгоняли танками с моста,
Повесившихся — скопом оживляли.
Фортуну — вон из колеса…
Да, день без смерти удался!
Застрельщики, ликуя, пировали.

…Но вдруг глашатай весть разнёс
Уже к концу банкета,
Что торжество не удалось,
Что кто-то умер где-то

В тишайшем уголке земли,
Где спят и страсти, и стихии, —
Реаниматоры лихие
Туда добраться не смогли.

Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?!
И как уговорил он Смерть?
Ей дали взятку — Смерть не на работе.
Недоглядели, хоть реви,—
Он просто умер от любви —
На взлёте умер он, на верхней ноте!

Владимир Высоцкий

Эльдар Рязанов

"Когда-то, не помню уж точно когда,
на свет я родился зачем-то…
Ответить не смог, хоть промчались года,
на уйму вопросов заветных.

Зачем-то на землю ложится туман,
всё зыбко, размыто, нечётко.
Неверные тени, какой-то обман,
и дождик бормочет о чём-то.

О чём он хлопочет? Что хочет сказать?
Иль в страшных грехах повиниться?
Боюсь, не придётся об этом узнать,
придётся с незнаньем смириться.

От звука, который никто не издал,
доходит какое-то эхо.
О чём-то скрипит и старуха-изба,
ровесница страшного века.

И ночь для чего-то сменяется днём,
куда-то несутся минуты.
Зачем-то разрушен родительский дом,
и сердце болит почему-то.

О чём-то кричат меж собою грачи,
земля проплывает под ними.
А я всё пытаюсь припомнить в ночи
какое-то женское имя.

Зачем-то бежит по теченью вода,
зачем-то листва опадает.
И жизнь утекает куда-то… Куда?
Куда и зачем утекает?

Кончается всё. Видно, я не пойму
загадок, что мучают с детства…
И эти "куда-то", "о чём-то", "к чему"
я вам оставляю в наследство."

У женщины всегда должно быть время,
Хоть пять минут – на чашечку мечты,
Чтоб отодвинув вечные проблемы,
Уйти на этот миг от суеты...
Расслабиться и пить, не обжигаясь,
Глоточками заветную мечту,
Фантазии, как сливки, добавляя,
И набирая мыслей высоту...
Пусть мир затихнет и замрёт на вдохе,
Её не смея отвлекать сейчас...
И пусть мечты, как крепкий чёрный кофе,
Смахнут крылом усталость с её глаз...
Пусть отдохнёт...
Не торопите время...
Лишь пять минут – на чашечку мечты!..
Она их заслужила без сомненья...
Мечты – они не терпят суеты!

/Ирена Буланова/

Наши любимые стихи - II
 

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Не отпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь,-
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

Борис Пастернак

Наши любимые стихи - II
 

Снежок

Ты в меня запустила снежком.
Я давно человек уже зрелый.
Как при возрасте этом моем
Шутишь ты так развязно и смело.

Снег забился мне за воротник,
И вода затекает за шею.
Снег мне, кажется, в душу проник,
И от холода я молодею.

Что мы смотрим на снежную гладь?
Мы ее, чего доброго, сглазим.
Не могу своих мыслей собрать.
Ты снежком сбила их наземь.

Седины моей белой кудель
Ты засыпала белой порошей.
Ты попала без промаха в цель
И в восторге забила в ладоши.

Ты хороший стрелок. Ты метка.
Но какой мне лечиться микстурой,
Если ты меня вместо снежка
Поразила стрелою амура?

Что мне возраст и вид пожилой?
Он мне только страданье усилит.
Я дрожащей любовной стрелой
Ранен в бедное сердце навылет.

Ты добилась опять своего,
Лишний раз доказав свою силу,
В миг, когда ни с того ни с сего
Снежным комом в меня угодила.

Борис Пастернак

Наши любимые стихи - II
 

Так дурно жить, как я вчера жила, —
в пустом пиру, где все мертвы друг к другу
и пошлости нетрезвая жара
свистит в мозгу по замкнутому кругу.

Чудовищем ручным в чужих домах
нести две влажных черноты в глазницах
и пребывать не сведеньем в умах,
а вожделенной притчей во языцех.

Довольствоваться роскошью беды —
в азартном и злорадном нераденье
следить за увяданием звезды,
втемяшенной в мой разум при рожденье.

Вслед чуждой воле, как в петле лассо,
понурить шею среди пекл безводных,
от скудных скверов отвращать лицо,
не смея быть при детях и животных.

Пережимать иссякшую педаль:
без тех, без лучших мыкалась по свету,
а без себя? Не велика печаль!
Уж не копить ли драгоценность эту?

Дразнить плащом горячий гнев машин,
и снова выжить, как это ни сложно,
под доблестной защитою мужчин,
что и в невесты брать неосторожно.

Всем лицемерьем искушать беду,
но хитрой слепотою дальновидной
надеяться, что будет ночь в саду
опять слагать свой лепет деловитый.

Какая тайна влюблена в меня,
чьей выгоде мое спасенье сладко,
коль мне дано по окончанье дня
стать оборотнем, алчущим порядка?

О, вот оно! Деревья и река
готовы выдать тайну вековую,
и с первобытной меткостью рука
привносит пламя в мертвость восковую.

Подобострастный бег карандаша
спешит служить и жертвовать длиною.
И так чиста суровая душа,
словно сейчас излучена луною.

Терзая зреньем небо и леса,
всему чужой, иноязыкий идол,
царю во тьме огромностью лица,
которого никто другой не видел.

Пред днем былым не ведаю стыда,
пред новым днем не знаю сожаленья
и медленно стираю прядь со лба
для пущего удобства размышленья.

Белла Ахмадулина

Александр Володин

Она была давно замужняя,
Давно кухонная, давно
Усталая, давно не нужная,
с утра глядящая в окно —
Как там с погодою, тепло ли,
Что ей на улицу надеть…
Все в прошлом молодые роли,
Пора скучать, пора седеть,
Пора подлаживаться к мужу,
Винить себя, прощать ему
И думать, что могло быть хуже,
И значит — что: быть по сему.
Зачем надеяться на тайны ей
Там, где уныло и темно?
Зачем ловить слова случайные,
Зачем с утра глядеть в окно?
Там улица, там рынок видится,
Ларьки спиртного, туалет…
Нет тайн, нет рыцарей, нет витязей,
Не время им, вот их и нет.
Зачем тогда искать ей большее,
чем видится на первый взгляд?
Зачем кухонное все горше ей?
Зачем мечтания парят?
Зачем предчувствия палят?..

Наши любимые стихи - II
 

Твой дом

Твой дом, не ведая беды,
меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды,
сервиз выглядывал из стекол.

И пес выскакивал ко мне,
как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи
торчали кактусы в окне.

От неурядиц всей земли
я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои
и добрым был и деликатным.

На голову мою стыда
он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда
он этой женщины не видел.

Он говорил: — Я пуст, Я пуст. —
Я говорила: — Где-то, где-то… —
Он говорил: — И пусть. И пусть.
Входи и позабудь про это.

О, как боялась я сперва
платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова,
перетасовывал предметы.

Он заметал ее следы.
О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы,
не облокачивалось локтя.

Как будто тщательный прибой
смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор,
и пуговицу от перчатки.

Все сговорились: пес забыл,
с кем он играл, и гвоздик малый
не ведал, кто его забил,
и мне давал ответ туманный.

Так были зеркала пусты,
как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы,
кто их в стакан граненый ставил…

О дом чужой! О милый дом!
Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр.
Не утешай меня обманом.

Белла Ахмадулина

У неё были косы густые
И струились до пят, развитые,
Точно колос полей, золотые.

Голос фей, но странней и нежней,
И ресницы казались у ней
От зеленого блеска черней.

Но ему, когда конь мимо пашен
Мчался, нежной добычей украшен,
Был соперник ревнивый не страшен,

Потому что она никогда
До него, холодна и горда,
Никому не ответила: "Да".

Так безумно она полюбила,
Что когда его сердце остыло,
То в своем она смерть ощутила.

И внимает он бледным устам:
"На смычок тебе косы отдам:
Очаруешь ты музыкой дам".

И, лобзая, вернуть он не мог
Ей румянца горячего щек, -
Он из кос её сделал смычок.

Он лохмотья слепца надевает,
Он на скрипке кремонской играет
И с людей подаянье сбирает.

И, чаруя, те звуки пьянят,
Потому что в них слёзы звенят,
Оживая, уста говорят.

Царь своей не жалеет казны,
Он в серебряных тенях луны
Увезённой жалеет жены.

Конь усталый с добычей не скачет,
Звуки льются... Но что это значит,
Что смычок упрекает и плачет?

Так томительна песня была,
Что тогда же и смерть им пришла;
Свой покойница дар унесла;

И опять у ней косы густые,
И струятся до пят, развитые,
Точно колос полей, золотые...


Шарль Кро ( 1842 — 1888 )

Геннадий Алексеев

Демон

Позвонили.
Я открыл дверь
и увидел глазастого,
лохматого,
мокрого от дождя
Демона.

- Михаил Юрьевич Лермонтов
здесь живёт?-
спросил он.
- Нет,- сказал я,-
вы ошиблись квартирой.
- Простите!- сказал он
и ушёл,
волоча по ступеням
свои гигантские,
черные,
мокрые от дождя
крылья.

На лестнице
запахло звёздами.

Наши любимые стихи - II
 

Прощание

А напоследок я скажу:
прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.

Как ты любил? Ты пригубил
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? Ты погубил,
но погубил так неумело.

Жестокость промаха… О, нет
тебе прощенья. Живо тело,
и бродит, видит белый свет,
но тело мое опустело.

Работу малую висок
еще вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок,
уходят запахи и звуки.

Белла Ахмадулина

Наши любимые стихи - II
 

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? Чья победа?
Кто побежден?

Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? Кто — добыча?
Все дьявольски наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

Марина Цветаева

Наши любимые стихи - II
 

Я, словно бабочка к огню
Стремилась так неодолимо
В любовь, в волшебную страну,
Где назовут меня любимой.
Где бесподобен день любой,
Где не страшилась я б ненастья.
Прекрасная страна — любовь,
Ведь только в ней бывает счастье.

Пришли иные времена,
Тебя то нет, то лжешь, не морщась.
Я поняла, любовь — страна,
Где каждый человек — притворщик.
Моя беда, а не вина,
Что я — наивности образчик.
Любовь — обманная страна,
И каждый житель в ней — обманщик.

Зачем я плачу пред тобой
И улыбаюсь так некстати.
Неверная страна — любовь,
Там каждый человек — предатель.
Но снова прорастет трава
Сквозь все преграды и напасти.
Любовь — весенняя страна,
Ведь только в ней бывает счастье.

Эльдар Рязанов

Наши любимые стихи - II
 

Спасибо

В наш трудный, но все-таки праведный век,
Отмеченный потом и кровью,
Не хлебом единым ты жив, человек, —
Ты жив, человек, и любовью.

Не злись, что пришла – оттеснила дела,
Не злись, что пришла – не спросила, —
Скажи ей спасибо за то, что пришла, —
Скажи ей за это спасибо!..

Когда удается одерживать верх
Тебе над бедою любою, —
Не волей единой ты жив, человек, —
Ты жив, человек, и любовью.

Не хнычь, что была, мол, строптива и зла,
Не хнычь, что была, мол, спесива, —
Скажи ей спасибо за то, что была, —
Скажи ей за это спасибо!..

Леонид Филатов

Наши любимые стихи - II
 

Бережем тех, кого любим

Все говорим:
«Бережем тех, кого любим,
Очень».
И вдруг полоснем,
Как ножом, по сердцу —
Так, между прочим.

Не в силах и объяснить,
Задумавшись над минувшим,
Зачем обрываем нить,
Которой связаны души.
Скажи, ах, скажи — зачем?..
Молчишь, опустив ресницы.

А я на твоем плече
Не скоро смогу забыться.
Не скоро растает снег,
И холодно будет долго…
Обязан быть человек
К тому, кого любит, добрым.

Юлия Друнина

Наши любимые стихи - II
 

Помоги, пожалуйста, влюбиться,
Друг мой милый, заново в тебя,
Так, чтоб в тучах грянули зарницы,
Чтоб фанфары вспыхнули, трубя.

Чтобы юность снова повторилась –
Где ее крылатые шаги?
Я люблю тебя, но сделай милость:
Заново влюбиться помоги!

Невозможно, говорят, не верю!
Да и ты, пожалуйста, не верь!
Может быть, влюбленности потеря –
Самая большая из потерь…

Юлия Друнина

Григорий Кружков

Ричард II

Человека, который изобрел носовой платок,
Умертвили злодеи. Умертвили его не за то,
Что он изобрел. Но еще почему-то страшнее,
Что убили не просто какого-то короля,
Но того, чьим стараниям благодаря
(Значит, можно сказать, что он жил и погиб не зря)
Мы чихаем и плачем нежнее.

Тут Шекспир не додумал какой-то важной строки.
Если всех изобретающих носовые платки,
А также всех роняющих и теряющих носовые платки,
Умертвлять с гримасой неандертальца,
То никто не станет уже облегчать носов
И придумывать названия парусов,
А все станут, наоборот, ходить без трусов
И сморкаться посредством пальца.

Может быть, все к тому и идет. Посмотри на экран.
Левый кран прикрути. Или вовсе заткни этот кран.
Лучше в ванну заляжем.
Удивляюсь, откудова столько взялось сволочей,
Что придумали столько полезных вокруг мелочей,
Что не знаешь, которая кнопка и номер тут чей,
И каким вытираться пейзажем.

Человека, который изобрел носовой платок,
Зарубили враги. Он уже не пойдет на каток,
Потому что растаяло время.
Есть в Аббатстве Вестминстерском скорбный один уголок.
Можно встать над могилой его и сказать монолог.
Завяжи узелок, мой дружок, завяжи узелок,
Не стесняясь, один перед всеми.

Наши любимые стихи - II
 

Полжизни мы теряем из-за спешки.
Спеша, не замечаем мы подчас
Ни лужицы на шляпке сыроежки,
Ни боли в глубине любимых глаз…
И лишь, как говорится, на закате,
Средь суеты, в плену успеха, вдруг,
Тебя безжалостно за горло схватит
Холодными ручищами испуг:
Жил на бегу, за призраком в погоне,
В сетях забот и неотложных дел…
А может главное — и проворонил…
А может главное — и проглядел…

Юлия Друнина

Поздравляю Всех с Днём Святого Валентина. Пусть рядом всегда будет тот, кому захочется посвятить стихи.

Ты - птицей в дали небесной,
Дождинкою на стекле,
Морскою глубокой бездной,
Тропинкою на земле,

В костре прогоревшем - искрой,
Росою на лепестке,
И поездом самым быстрым,
И линией на руке,

Ты - ветра порывом рьяным,
Листвою, кружащей в нём...
Ты стань моим постоянным.
Всей жизнью. И каждым днём.

©Ольга Виор

Наши любимые стихи - II
 

Пусть чувство в сердце вдохновит
На покорение вершины,
Желаю от любви парить
Я в День святого Валентина.💘

Евгений Клюев

Музыка на Титанике

Веку тому Господнему
нынешний слишком нов:
помню, летали по небу —
нищие, без штанов,
Божии всё избранники
с крыльями из свинца!
Музыка на Титанике
играла до конца.

Нам полоумной удали
в пламенном том тогда
больше чем надо выдали,
дамы и господа,
бражники, гипертоники,
траченые сердца!
Музыка на Титанике
играла до конца.

Это мы после выясним,
выпрыгнувши из тьмы:
всё-то там было вымыслом —
время, пространство, мы,
буквы газетной хроники —
по ширине лица.
Музыка на Титанике
играла до конца.

Веку мы были бабочки,
бабочка только гость:
вынесли нас за скобочки,
бросили где пришлось —
и разлетелись странники
пу свету, как пыльца.
Музыка на Титанике
играла до конца.

Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда все женское,
Что мне сейчас дано,
Истратится и станет все равно -
Уснуть, проснуться, или не проснуться.
Из виданного на своем веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся.

Когда мне будет восемьдесят пять,
По дому буду твои тапочки искать,
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром, просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему,
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять,
И, взявшись за руки по скверику гулять.
И нам не страшно будет умирать,
Когда нам будет восемьдесят пять...

© Вера Сергеевна Бутко, Вадим Зинчук

Наши любимые стихи - II
 

Что любят единожды — бредни,
Внимательней в судьбы всмотрись.
От первой любви до последней
У каждого целая жизнь.

И, может быть, молодость — плата
За эту последнюю треть:
За алые краски заката,
Которым недолго гореть…

Юлия Друнина

Наши любимые стихи - II
 

Ты — рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.

Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.

Ты — рядом, а ведь могли бы
Друг друга совсем не встретить..
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете!

Юлия Друнина

Наши любимые стихи - II
 

Теперь не умирают от любви —
насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
лишь без причины человеку плохо.

Теперь не умирают от любви —
лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но «неотложку», мама, не зови,
врачи пожмут беспомощно плечами:
«Теперь не умирают от любви…»

Юлия Друнина

И. Бродский

Сретенье

Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему,
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: “Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он – Твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в Нем”. – Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. “Слова-то какие…”
И старец сказал, повернувшись к Марии:
“В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око”.
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

1972г.

Из-за моря ласточка
Весной полетит,
И ветер, мне веющий,
Твой сад навестит;
С тем ветром кораблик наш
Вернётся домой.
А я ? Не видать уж мне
Сторонки родной !

Немало там льётся слёз -
И слёзы твои
О том, что от слёз твоих
Далеко мои.
И чем мы разрознены,
Родная, с тобой ?
Одним только морем ли,
Иль смертью самой ?

Белеет ли облачко
Вдали на волнах,
Мне грезится домик наш
На белых скалах.
Но облачко легкое
Вспорхнёт к небесам:
Знать, заживо, милая,
Не свидеться нам !

Томас Гуд ( 1799 — 1845 )

Наши любимые стихи - II
 

Когда умирает любовь,
Врачи не толпятся в палате,
Давно понимает любой —
Насильно не бросишь
В объятья…

Насильно сердца не зажжешь.
Ни в чем никого не вините.
Здесь каждое слово —
Как нож,
Что рубит меж душами нити.

Здесь каждая ссора —
Как бой.
Здесь все перемирья
Мгновенны…
Когда умирает любовь,
Еще холодней
Во Вселенной…

Юлия Друнина

Победное

Любое проклятье в познании - милость.
Не плюйте мне в спину - иду, как иду!
Нас жить не учили. Мы сами учились.
Об этом болят наши шрамы.. На лбу.

Об этом на наших запястиях вены,
Не раз перебитые, всё же текут!
Нас жить не учили. Мы дети системы:
Упал, но поднялся! Не физика.. Труд.

Характер! Простите.. Завидуйте тише.
Какой бы он ни был, а всё таки есть.
Любая отрава.. Чья-то там пища.
Такая досталась идущему смесь.

И кто-то оценит дорогу в полжизни,
А кто-то не даст за неё и гроша..
Да, честный. Прямой. Получается, шизик.
А всё-таки жизнь в борьбе хороша!

И скажут мне снова: омоюсь и выйду.
Но прежде земли я познаю богов!
Мы те, что способны на новую битву,
Былой не забыв ещё запах и кровь.

Горячее сердце. Железное платье.
Всё, что не сказали - мы держим в себе.
А вы собирайте слюну для проклятий..
Без них не бывало великих побед!

© Анна Тукина

Геннадий Алексеев

"Русалка"

Загорелый парень в плавках
нёс на руках русалку –
нежную блондинку с зелёным хвостом.

– На что клюнула? – спросил я.
– На пирожное, – ответил он. –
Самые красивые, рыжие с фиолетовыми хвостами,
клюют только на шоколад.

– Не терплю шоколада!– сказала русалка. –
А рыжий цвет уже вышел из моды.

– Мне бы хоть блондинку! – подумал я –
и побежал в кондитерскую,
но тут же спохватился и крикнул вслед парню:
– Эй, приятель! А на что клюют брюнетки?

– Брюнеток можно купить в рыбном магазине, –
ответил парень.

– За углом направо! – крикнула русалка
и показала мне язык.

Она скользила по небесной глади....

Она скользила по небесной глади
И пряталась в туманах от разлук.
Ее любил, с земли на небо глядя,
Мужчина... не достойный ее рук.

Она ждала потерянного лета,
А он дарил ей сладость глупых фраз
И ждал ее, и не просил ответа.
Мужчина... не достойный ее глаз.

Он пел ей про заброшенные замки,
Он был с ней нежен и по детски глуп.
Он сам себе(и ей) придумал рамки.
Мужчина...не достойный ее губ.

Она бежала босиком по ветру
По венам одиночества мороз.
Ей вслед смотрел любовью безответной
Мужчина ...не достойный ее слез.

Он гладил ветер,целовал рассветы
И отправлял ей запахи цветов.
И как всегда - не требовал ответа.
Мужчина...не достойный ее снов.

Она летела по просторам ночи
И пела песни северных дорог.
Ее искал и верил в чудо. Oчень!
Мужчина...не достойный ее строк.

© Анна Тукина

Когда уходит доверие...

Доверие уходит по-английски.
Его теряют раз и навсегда.
Уходит - и ему не возвратиться
Ни через месяц, ни через года.

Доверие уходит не прощаясь,
В душе лишь оставляя пустоту.
Порой кусок из сердца вырывая,
Похоронив надежду и мечту.

Оно с собой твою уносит веру
В того, кого любил и уважал,
Взамен тебе оставив боль без меры,
Потери горечь и в спине - кинжал.

И те, кто у тебя его ворует,
Живут-не тужат, совесть их не ест.
Но для тебя - уже не существуют.
Осталась только память - словно крест.

...Пусть эта боль тебя не убивает,
Хоть и земля уходит из-под ног.
Ты знай - намного больше тот теряет,
Кто растоптать твоё доверье смог!

©Арина Забавина

Небо покрыто инеем,
В окна стучится мороз,
Облако белым лебедем,
Кружит над телами берез,
Холод окутал город,
К рельсам примерз трамвай,
Губы твои ледяные,
В кружке застывший чай.
Дворняга скулит в переходе,
Нахохлился воробей,
Люди с озябшими душами
Бродят между людей,
Я в их глазах уснувших ,
Как в книге читаю печаль,
Все когда-то закончится...
Только дворнягу жаль.

Вадим Зинчук

Кислое вино
Да ты - злодей, старик-трактирщик,
Тебя казнить пора давно:
Чем слаще дочери улыбка,
Тем всё кислей твое вино.

Когда она подносит кружку, -
Я вижу - ангел предо мной;
Но в этой кружке налит уксус,
Вина ж и капли нет одной !

Сок винограда Магометом
Пить потому запрещено,
Что он проездом - вероятно -
В твоем трактире пил вино.

Прощай, весёлая красота !
Ведь взглядом ласковых очей
Не подсластить такой отравы:
От них она - еще кислей !

Рудольф Баумбах ( 1840—1905 )

Погреб девы
Кругом шумит дремучий бор;
В лесной глуши укрыт -
Забытый погреб с давних пор
Задумчиво стоит.
Пятисотлетнее вино, -
Какого нет нигде давно, -
В нём пыл времен хранит.

Не видно кровли из-за мхов,
Трава в стенах растёт;
Но верный камень пять веков
Три бочки бережёт.
У входа - дева-красота;
Лишь поцелуй один в уста,
И - двери распахнёт !

Окаменеть и Цербер злой
Успел во мраке дней;
Входи за девой-красотой,
Иди вперёд смелей,
И - драгоценного вина
Тебе сама нальет она...
Легенды нет верней !

Напрасно я весь день искал
Путь в этот погребок;
Уж солнце скрылось между скал,
А я найти не мог...
Вдруг холмик вырос на пути;
Всех манит вывеска зайти...
И я - через порог !..

Одно мгновенье - на столе
Любезный сердцу вид:
Рейнвейн в гранёном хрустале;
А на меня глядит
С улыбкой дева-красота...
Ужели пять веков уста
Для всех она хранит ?...

Рудольф Баумбах ( 1840—1905 )