21 марта День поэзии

[vgm]

Тюльпан над палым листиком затеплился свечой

Смахнула роща чахлая
последний снег с плеча,
проснулась мать-и-мачеха
от пения ручья.

За дымкой первой зелени
зеркальная вода,
крупицу солнца селезень
достал со дна пруда.

С обидами покончено,
твоя улыбка - знак,
цветущей вербы облачко
накрыло березняк.

Любви простая истина -
от слова горячо...
тюльпан над палым листиком
затеплился свечой.


А солнечные зайчики со мной в ненастье выжили

Дождей ночные шорохи,
и сны - клочками рваными,
цветущие черёмухи
плывут к окну туманами.

К окну ночами клонится
под стук дождя акация,
ругнёшь в сердцах бессонницу -
ушедшим в мае маяться.

Листву сжигали палую
и свист метели слышали,
сизарь полоску алую
крылом провёл над крышами.

И прячут одуванчики
печаль в ресницы рыжие...
а солнечные зайчики
со мной в ненастье выжили.


Из серебра цепочки у вербы на руках

Уже проснулись почки,
зима осталась в снах,
из серебра цепочки
у вербы на руках.

Любовь и память святы
на наш короткий век,
в кустах бумагой мятой
лежит последний снег.

Листочка рваный парус
качает сонный пруд,
пока былым я маюсь,
ты создаёшь уют.

Худых берёз рубахи
заношены до дыр,
дожди, невзгоды... птахи
весенний славят мир.


Большие родинки проталин целует солнце поутру

На клёны глянешь - одни мощи,
но сумрак уступает дню,
и ждут берёзовые рощи
свою грачиную родню.

Худой сугроб уткнулся в землю,
лоскутья туч на тополях,
воркует голубь, тени дремлют
на белых мятых простынях.

Словам пустым узнали цену,
и кто - чужак, и кто - родной,
и бьётся голубая вена
ручья под коркой ледяной.

Снега, невзгоды - не пропали
и устояли на ветру...
большие родинки проталин
целует солнце поутру.


Валерий Мазманян

[Аneta]

... Дрессура не была ее коньком,
Но к львам подход ей был давно знаком)

«Les paris sont faits, messieurs!»

легко, касаясь губ медовых, будто воздушных лепестков
в лучах полуденно-парчовых струилась нега дивных снов,
и шмель, морским неспешным бризом, чуть слышно шелестел страницей,
алмазным родником капризов горел полуденной денницей
и тихо фолиант старинный шептал винтажные секреты,
янтарным мёдом сказ былинный слагал Возлюбленной сонеты,
легко касаясь губ айвовых, немного тёрпких острых сладких,
стесняясь чувств, своих суровых,
стихов нелепых
тусклых
кратких
...

JJ Cale ~ Sensitive Kind

[Аватар]

Дышит утро в окошко твоё,
Вдохновенное сердце моё,
Пролетают забытые сны,
Воскресают виденья весны,
И на розовом облаке грёз
В вышине чью-то душу пронёс
Молодой, народившийся бог…
Покидай же тлетворный чертог,
Улетай в бесконечную высь,
За крылатым виденьем гонись.
Утро знает стремленье твоё,
Вдохновенное сердце моё!

[liusie]

Ты кажешься такой далекою, такой
Желанно-близкою, как будто влагой зыбкой
Туманится хрусталь, и я вдохнул ошибкой
Дурман, витающий над смесью колдовской.

Об этом знаешь ты, доверчивый покой
Опять продлен твоей безоблачной улыбкой,
Ты после стольких лет сияешь розой гибкой
Над стародавнею, над завтрашней рекой.

Сердечный стук ночной томит меня, не скрою,
И утихает вдруг, назвав тебя сестрою:
Каких бы новых я имен ни произнес,

Покорный ученик, я замолчу, волнуем
Иною нежностью в шелках твоих волос
Запечатленною неслышным поцелуем.
Стефан Малларме

[Аneta]

Последняя любовь

Ты влилась в мою жизнь, точно струйка токая,
В оскорбляемый водкой хрусталь.
И вздохнул я словами: «Так вот ты какая:
Вся такая, как надо!» В уста ль
Поцелую тебя иль в глаза поцелую,
Точно воздухом южным дышу.
И затем, что тебя повстречал я такую,
Как ты есть, я стихов не пишу.
Пишут, лишь ожидая, страдая, мечтая,
Ошибаясь, моля и грозя.
Но писать после слов, вроде: «Вот ты какая:
Вся такая, как надо!» – нельзя.

18 апреля 1940

Ноктюрн

Месяц гладит камыши
Сквозь сирени шалаши...
Всё – душа, и ни души.

Всё – мечта, всё – божество,
Вечной тайны волшебство,
Вечной жизни торжество.

Лес – как сказочный камыш,
А камыш – как лес-малыш.
Тишь – как жизнь, и жизнь – как тишь.

Колыхается туман –
Как мечты моей обман,
Как минувшего роман...

Как душиста, хороша
Белых яблонь пороша...
Ни души, и всё – душа!

Декабрь 1908

Барбарисовая поэза

Гувернантка – барышня
Вносит в кабинет
В чашечках фарфоровых
Creme d`epine vinette.

Чашечки неполные
Девственны на вид.
В золотой печеннице
Английский бисквит.

В кабинете общество
В девять человек.
Окна в сад растворены,
В сад, где речи рек.

На березах отсветы
Неба. О, каприз! –
Волны, небо, барышня
Цвета «барбарис».

И ее сиятельство
Навела лорнет
На природу, ставшую
Creme d`epine vinette.

Романс

О, знаю я, когда ночная тишь
Овеет дом, глубоко усыпленный,
О, знаю я, как страстно ты грустишь
Своей душой, жестоко оскорбленной!..

И я, и я в разлуке изнемог!
И я – в тоске! я гнусь под тяжкой ношей.
Теперь я спрячу счастье «под замок», –
Вернись ко мне: я все-таки хороший...

А ты – как в бурю снасть на корабле –
Трепещешь мной, но не придешь ты снова:
В твоей любви нет ничего земного, –
Такой любви не место на земле

Ноябрь 1910

[Аneta]

Поэты, побочные дети России!
Вас с чёрного хода всегда выносили.
На кладбище старом с косыми крестами
крестились неграмотные крестьяне.
Теснились родные жалкою горсткой
в Тарханах, как в тридцать седьмом
в Святогорском.
А я – посторонний, заплаканный юнкер,
у края могилы застывший по струнке.
Я плачу, я слёз не стыжусь и не прячу,
хотя от стыда за страну свою плачу.
Какое нам дело, что скажут потомки?
Поэзию в землю зарыли подонки.
Мы славу свою уступаем задаром:
как видно, она не по нашим амбарам.
Как видно, у нас её край непочатый –
поэзии истинной, – хоть не печатай!
Лишь сосны с поэзией честно поступят:
корнями схватив, никому не уступят.

Герман Плисецкий
4 июня 1960

[skillerr]

Для коллажа частично использованы работы художника Леонида Тишкова.
Сам коллаж мой авторский, как и стихотворение.



skillerr

СТИХ НЕ В РИФМУ

<...>

Я, почитав "Театр парадокса",
Затем читаю Даниила Хармса.
И почитавши Даниила Хармса,
Я вновь беру "Театр парадокса".

На кухне я беру хрустящий хлебец,
А в небе светит яркий полумесяц.
Но вот зашёл за тучи полумесяц,
И я беру второй хрустящий хлебец.

В закрытой книге склеены страницы –
Зачем это так сделано, не знаю.
Я их беру тихонько разрезаю.
Поеду в гости к сказочной Синице.

Вкус к жизни я не чувствую давно –
И вкус, и цвет, и запах, всё одно.
Ведь по большому счёту всё равно –
Вокруг лишь <...>

А люди-лилипуты всё бегут,
Торопятся, спешат, как море тел,
Рабы своих хлопот, забот и дел,
Бегут, идут, потом опять бегут.

Озлобленно они стремятся жить,
Отчаянно они хотят дышать,
Запаренно об стену головой,
Зацикленно как мантру: "Счастье есть!" )))

И всё равно в итоге ни <...>,
И всё опять в итоге по <...>,
Не в рифму жизнь, не в рифму этот стих –
Нарочно я его так написал.

Лето 2021 г.

© Дмитрий Артемьев (skillerr), 2021




Для коллажа частично использованы работы художника Леонида Тишкова, а так же элементы обложек и оформления таких
книг как сборник рассказов и пьес различных авторов "Театр парадокса" и "Старуха" Даниила Хармса.
Сам коллаж мой авторский, как и стихотворение.

[skillerr]

Коллаж мой авторский, как и стихотворения.



Когда я писал эти стихотворения, у меня вначале не было намерения стивить их в какой-либо теме на форуме.
Но когда 2 июня 2022 года началась активная блокировка VPN-сервисов, я изменил своё решение.



skillerr


ВНОВЬ БУДЕТ ГРУСТНО

Преградит дорогу поезд,
Вновь в тупик ведёт разметка,
Вновь окопы лишь по пояс,
Вновь не радует разведка.

Жизнь – бездумная рулетка,
Вновь в квартире чьей-то пусто,
Вновь в ней комната как клетка,
Вновь кому-то будет грустно.

Осень 2020 г.

© Дмитрий Артемьев (skillerr), 2020


ЖИЗНЬ СЛОВНО В КЛЕТКЕ

Что за луга, по которым нельзя нам ходить?
Что за цветы, раз нельзя их рукою сорвать?
Что за сердца, раз вообще не умеют любить?
Что за глаза, если видя, не могут понять?
Лишь нетерпенье,
И в голосе лишь раздраженье...
Везде и повсюду висит запрещающий знак.
Жизнь словно в клетке
И люди в ней – марионетки,
А если не понял, то "значит ты просто дурак".

А нам ведь хотелось лишь просто и счастливо жить,
Но выжег стремление к жизни удушливый зной.
А нам ведь хотелось всего лишь спокойными быть,
Но кто-то решил, что не нужен нам этот покой.
Меньше общенья!
А больше молчанья, забвенья!
Зачем социальная сеть, раз она как рентген?
Жизнь словно в клетке
И люди в ней – марионетки,
С трибуны нам будет с улыбкой вещать манекен.

Начало 2022 г.

© Дмитрий Артемьев (skillerr), 2022




Коллаж мой авторский, как и стихотворения.

[Аneta]

Вперёд, вперёд! Обратный путь отрезан,
закрыт, как люк, который не поднять…
И это всё, что нам дано понять.

Герман Плисецкий родился 17 мая 1931 года в Москве. В 1949 году Плисецкий окончил школу с серебряной медалью и поступал на филологический факультет МГУ, однако был срезан на экзамене. Пришлось ограничиться экстернатом. Позже он всё-таки окончил заочное отделение филфака МГУ (1953—1959). Печатался в газете «Московский университет», работал и гидом вокзальных экскурсий по Москве, и корректором в издательстве, и корреспондентом журнала «Семья и школа».

С 1960 года он учился на киноведа в аспирантуре Ленинградского института театра, музыки и кино. Работал в литобъединении Глеба Семёнова, начал заниматься поэтическим переводом. Участие поэта в похоронах Бориса Пастернака и его знаковые произведения 60-х – стихотворение «Памяти Пастернака» и поэма «Труба», ходившие в списках и опубликованные на Западе, – навлекли на автора гнев властей. По указке «органов» Плисецкий был отчислен с Высших режиссёрских курсов, куда поступил после окончания аспирантуры.

Собственные же стихи Плисецкого, если не считать нескольких ранних публикаций в периодике, не печатались в СССР четверть века. В октябре 1974-го он был допрошен в КГБ («Знаете ли вы, что ваша «Труба» используется нашими недругами за рубежом?»), в декабре – избит неизвестными «дружинниками». Печатать на родине поэта начали лишь в перестройку, с 1988-года в журналах «Новый мир», «Нева», «Дружба народов», «Юность» и легендарный «Огонёк», в библиотеке которого вышел «Пригород» – единственный, 30-страничный сборник стихов Плисецкого (1990).

Герман Плисецкий просто соответствовал тому, что Пушкин именовал послушанием «веленью Божию». В меру своих сил поэтических, выражал истины времени, радости и трагические сложности народной жизни и личного существования. Он был истинным поэтом не потому, что писал, сочинял, бредил замечательными, подчас гениальными стихами, а потому, что он был поэтом по судьбе и состоянию души. Сегодня его живое наследие на благодарном слуху Человека и Времени.

Приснился мне город…

Приснился мне город, открытый весне,
и ты подошла к телефону во сне.

Звонил я, как прежде, из будки с угла,
но ты ничего разобрать не могла.

Твой голос, ослабленный дальностью лет,
«Нажмите на кнопку!» – давал мне совет.

А я всё кричал, задыхаясь: «Прости!»,
над сломанной трубкой сосулькою стыл.

И с крыш, и с ресниц на подушку текло,
и звонкой монетой стучали в стекло.

Меня торопили, и не было сил
припомнить: за что ж я прощенья просил?..

Конец 1950-х

Прошедшие мимо

Прошедшие мимо,
вы были любимы!
Расплывчат ваш облик, как облако дыма.
Имён я не помню.
Но помню волненье.
Вы – как ненаписанные стихотворенья.

Вы мною придуманы в миг озаренья.
Вы радость мне дали
и дали отвагу.
И – не записаны на бумагу!

Другие – написаны и позабыты,
они уже стали предметами быта,
а вас вспоминаю с глубоким волненьем...

Я вас не испортил
плохим исполненьем.

1962

Ты не ревнуй меня к словам...

Ты не ревнуй меня к словам,
к магическим «тогда» и «там»,
которых не застала.
Ложится в строфы хорошо
лишь то, что навсегда прошло,
прошло – и словом стало.

Какой внутриутробный срок
у тех или у этих строк –
родители не знают.
Слова, которые болят,
поставить точку не велят
и в строчку не влезают.

Прости меня, что я молчу.
Я просто слышать ночь хочу
сквозь толщину бетона.
Я не отсутствую, я весь
впервые без остатка здесь,
впервые в жизни – дома.

Прости меня. Я просто так.
Я просто слушаю собак
бездомных, полуночных.
Я просто слушаю прибой,
шумящий вокруг нас с тобой
в кварталах крупноблочных.

1967

[Аneta]

"Белое солнце и низкие, низкие тучи..."

Белое солнце и низкие, низкие тучи,
Вдоль огородов - за белой стеною - погост.
И на песке вереницы соломенных чучел
Под перекладинами в человеческий рост.

И, перевесившись через заборные колья,
Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд.
Старая баба - посыпанный крупною солью
Чёрный ломоть у калитки жуёт и жуёт...

Чем прогневили тебя эти серые хаты,
Господи! - и для чего стольким простреливать грудь?
Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,
И запылил, запылил отступающий путь...

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,
Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой
О чернобровых красавицах.- Ох, и поют же
Нынче солдаты! О Господи, боже ты мой!

Марина Цветаева