Литературный салон «Поэтические Блёстки»

Пусть слово только ложь,
оно еще и звук,
часть музыки,
которой все доступно.

Обреченные отщепенцы, стремящиеся к гибели, бунтующие против порядка, морали, религии, страдающие от непризнанности, мучающиеся ощущением заката эпохи и цивилизации. Они искали спасение от душевного кризиса в самоиронии, видели очарование уныния и красоту упадка. Возведя красоту в абсолют, они находили ее даже в уродстве. Наследники Бодлера и предшественники символистов, французские лирики последней трети 19 века – они вошли в историю мировой литературы как «Проклятые поэты».

Творчество Проклятых поэтов приходится на последнюю треть 19 века – период декаданса. Декаданс – это не литературная школа. Это кризис европейской культуры конца XIX – начала XX века. Период, для которого характерны были упаднические настроения. Само слово Декаданс в переводе с французского языка означает упадок, разочарование в общепринятых
ценностях, отрицание позитивных доктрин в искусстве. Трагическое ощущение «конца века», надтреснутая червоточина неприкаянности, изгойства, сумеречное томление духа объединяет крупных французских лириков конца XIX века. Понятие стало нарицательным, чуть ли не таким же естественным, как «классицизм» и «романтизм». К числу «проклятых» стали относить Франсуа Вийона, Тристана Корбьера, Артюра Рембо, Стефана Малларме, Вилье де Лиль-Адана, Марселину Деборд-Вальмор, Поля Верлена, Жерара де Нерваля, Графа де Лотреамо́на, Шарля Бодлера. Словом, «проклятый» стало означать чуть ли не «великий, непризнанный, несчастный, но достойный высших похвал, умерший в безвестности, но достойный мировой славы». Появилось мнение, что «проклятых» немало не только во Франции: к ним причислили Китса, Эдгара По.

9 апреля 1821 года в Париже родился Шарль Пьер Бодле́р — французский поэт, критик, эссеист и переводчик; основоположник декаданса и символизма, повлиявший на развитие всей последовавшей европейской поэзии. Классик французской и мировой литературы.
К 30-ти годам мировоззрение и видение мира Шарля Бодлера сформировалось сполна, что помогло ему тогда издать несколько полноценных сборников стихов. Самым знаменитым сборником является «Цветы зла». В то время этот сборник вызвал дикий шок у общественности, а критики требовали убрать из него несколько непристойных стихотворений. Подобные замечания помогли самому Шарлю обернуться в критику, где он также смог достигнуть успеха и признания.

Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час, желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать.
И вот, когда царя любимого лазури
На палубе кладут, он снежных два крыла,
Умевших так легко парить навстречу бури,
Застенчиво влачит, как два больших весла
Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!
Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!
Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,
Тот веселит толпу, хромая, как и он.
Поэт, вот образ твой! Ты также без усилья
Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.

Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной,
И ты, о сердце, ты, поникшее без сил,
Ей, самой милой, самой доброй, самой нежной,
Чей взор божественный тебя вдруг воскресил?
– Ей славу будем петь, живя и умирая,
И с гордостью во всем повиноваться ей.
Духовна плоть ее, в ней ароматы рая,
И взгляд ее струит свет неземных лучей.
В ночном безмолвии, в тиши уединенья,
И в шуме уличном, в дневном столпотворенье,
Пылает лик ее, как факел, в высоте,
Когда, небрежная, выходишь ты под звуки
Мелодий, бьющихся о низкий потолок,
И вся ты – музыка, и взор твой, полный скуки,
Глядит куда-то вдаль, рассеян и глубок,
Когда на бледном лбу горят лучом румяным
Вечерних люстр огни, как солнечный рассвет,
И ты, наполнив зал волнующим дурманом,
Влечешь глаза мои, как может влечь портрет,
Я говорю себе: «Она еще прекрасна,
И странно – так свежа, хоть персик сердца смят,
Хоть башней царственной над ней воздвиглось
властно
Все то, что прожито, чем путь любви богат».
Так что ж ты: спелый плод, налитый пьяным соком,
Иль урна, ждущая над гробом чьих-то слез,
Иль аромат цветка в оазисе далеком,
Подушка томная, корзина поздних роз?
Я знаю, есть глаза, где всей печалью мира
Мерцает влажный мрак, но нет загадок в них.
Шкатулки без кудрей, ларцы без сувенира,
В них та же пустота, что в Небесах пустых.
А может быть, и ты – всего лишь заблужденье
Ума, бегущего от Истины в Мечту?
Ты суетна? глупа? ты маска? ты виденье?
Пусть, я люблю в тебе и славлю Красоту.
И молвит: «Я велю – иного нет закона, —
Чтоб вы, любя меня, служили Красоте;
Я добрый ангел ваш, я Муза, я Мадонна!».

Твой вид беспечный и ленивый
Я созерцать люблю, когда
Твоих мерцаний переливы
Дрожат, как дальняя звезда.
Люблю кочующие волны
Благоухающих кудрей,
Что благовониями полны
И чёрной синевой морей.
Как челн, зарею окрыленный,
Вдруг распускает паруса,
Мой дух, мечтою умиленный,
Вдруг улетает в небеса.
И два бесчувственных глаза
Презрели радость и печаль,
Как два холодных алмаза,
Где слиты золото и сталь.
Свершая танец свой красивый,
Ты приняла, переняла
змеи танцующей извивы
На тонком острие жезла.
Истомы ношею тяжелой
Твоя головка склонена —
То вдруг игривостью веселой
Напомнит мне игру кота.
Твой торс склоненный, удлиненный,
Дрожит, как чуткая ладья,
Когда вдруг реи наклоненной
Коснется влажная струя.
И, как порой волна, вскипая,
Растет от таянья снегов,
Струится влага, проникая
Сквозь тесный ряд твоих зубов.
Мне снится: жадными губами
Вино богемское я пью,
Как небо, чистыми звездами
Осыпавшее грудь мою!

Я созерцать люблю, когда Твоих мерцаний переливы
Дрожат, как дальняя звезда ... Анечка, спасибо за
мрачное очарование для проклятых поэтов ...

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»

Не князь, красавец молодой,
Внук иверских царей,
Был сокровенною мечтой
Ее цветущих дней.

Не вождь грузинских удальцов -
Гроза соседних гор -
Признаньем вынудил ее
Потупить ясный взор.

Не там, где слышат валуны
Плеск Алазанских струй,
Впервые прозвучал ее
Заветный поцелуй.

Нет, зацвела ее любовь
И расцвела печаль
В том жарком городе, где нам
Прошедшего не жаль...

Где грезится сазандарам
Святая старина,
Где часто музыка слышна
И веют знамена.

В Тифлисе я ее встречал...
Вникал в ее черты:
То - тень весны была, в тени
Осенней красоты.

Не весела и не грустна,-
Где б ни была она,
Повсюду на ее лице
Царила тишина.

Ни пышный блеск, ни резвый шум
Полуночных балов,
Ни барабанный бой, ни вой
Охотничьих рогов,

Ни смех пустой, ни приговор
Коварной клеветы,
Ничто не возмущало в ней
Таинственной мечты...

Как будто слава, отразясь
На ней своим лучом,
В ней берегла покой души
И грезы о былом,

Или о том, кто, силу зла
Изведав, завещал
Ей всепрощающую скорбь
И веру в идеал...

Я помню час, когда вдали
Вершин седые льды
Румянцем вспыхнули и тень
С холмов сошла в сады,

Когда Метех с своей скалой
Стоял, как бы в дыму,
И уходил сионский крест
В ночную полутьму.

Она сидела на крыльце
С поникшей головой,
И, помню, кроткий взор ее
Увлажен был слезой.

О незабвенной старине
Намек нескромный мой
Смутил ее больной души
Таинственный покой.

И мне казалось, в этот миг
Я у нее в глазах
Прочел ту повесть - что прошла
Тайком в ее мечтах:

Он русским послан был царем,
В Иран держал свой путь
И на пути заехал к нам
Душою отдохнуть.

Желанный гость - он принят был
Как друг моим отцом;
Не в первый раз входил он к нам
В гостеприимный дом;

Но не был весел он в тени
Развесистых чинар,
Где на коврах не раз нам пел
Заезжий сазандар;

Где наше пенилось вино,
Дымился наш кальян,
И улыбалась жизнь гостям
Сквозь радужный туман;

И был задумчив он, когда,
Как бы сквозь тихий сон,
Пронизывался лунный свет
На темный наш балкон;

Его горячая душа,
Его могучий ум
Влачили всюду за собой
Груз неотвязных дум.

Напрасно север ледяной
Рукоплескал ему,
Он там оставил за собой
Бездушную зиму;

Он там холодные сердца
Оставил за собой,
Лишь я одна могла ему
Откликнуться душой...

Он так давно меня любил,
И так был рад,так рад,
Когда вдруг понял, отчего
Туманится мой взгляд...

И скоро перед алтарем
Мы с ним навек сошлись...
Казалось, праздновал весь мир,
И ликовал Тифлис.

Всю ночь к нам с ветром долетал
Зурны тягучий звук,
И мерный бубна стук, и гул
От хлопающих рук.

И не хотели погасать
Далекие огни,
Когда, лампаду засветив,
Остались мы одни,

И не хотела ночь унять
Далекой пляски шум,
Когда с души его больной
Скатилось бремя дум,

Чтоб не предвидел он конца
Своих блаженных дней
При виде брачного кольца
И ласковых очей.

Но час настал: посол царя
Умчался в Тегеран.
Прощай, любви моей заря!
Пал на сердце туман...

Как в темноте рассвета ждут,
Чтоб страхи разогнать,
Так я ждала его, ждала,-
Не уставала ждать...

Еще мой верующий ум
Был грезами повит,
Как вдруг... вдруг грянула молва,
Что он убит... убит!

Что он из плена бедных жен
Хотел мужьям вернуть,
Что с изуверами в бою
Он пал, пронзенный в грудь,

Что труп его - кровавый труп -
Поруган был толпой
И что скрипучая арба
Везет его домой.

Все эти вести в сердце мне
Со всех сторон неслись...
Но не скрипучая арба
Ввезла его в Тифлис,-

Нет, осторожно между гор,
Ущелий и стремнин
Шесть траурных коней везли
Парадный балдахин;

Сопровождали гроб его
Лавровые венки,
И пушки жерлами назад,
И пики, и штыки;

Дымились факелы, и гул
Колес был эхом гор,
И память вечную о нем
Пел многолюдный хор...

И я пошла его встречать,
И весь Тифлис со мной
К заставе эриванской шел
Растроганной толпой.

На кровлях плакали, когда
Без чувств упала я...
О, для чего пережила
Его любовь моя!

И положила я его
На той скале, где спит
Семья гробниц и где святой
Давид их сторожит;

Где раньше, чем заглянет к нам
В окошки алый свет,
Заря под своды алтаря
Шлет пламенный привет;

На той скале, где в бурный час
Зимой;издалека
Причалив, плачут по весне
Ночные облака;

Куда весной, по четвергам,
Бредут на ранний звон,
Тропинкой каменной, в чадрах,
Толпы грузинских жен.

Бредут, нередко в страшный зной,
Одни - просить детей,
Другие - воротить мольбой
Простывших к ним мужей...

Там, в темном гроте - мавзолей,
И - скромный дар вдовы -
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама -
Два горя: горе от любви
И горе от ума".

Яков Полонский
(1818 – 1898)

Генеральная ассамблея ООН 7 апреля 2011 года на 65-й сессии приняла резолюцию
о провозглашении

12 апреля Международный день полета человека в космос.

Ассамблея признала, что "это историческое событие открыло путь для исследования
космического пространства на благо всего человечества".
День космонавтики получил мировой статус.

Из новых книг о Ю. А. Гагарине Виртуальная выставка

Гагарин известный и неизвестнй..
Автор - составитель В. П. Таран.
Данный альбом представляет собой подборку как неизвестных, так и публиковавшихся во
второй половине XX века фотографий, документов, автографов, открыток, конвертов и
юбилейных медалей, посвященных первому космонавту Земли - Юрию Алексеевичу Гагарину,
В ознаменование празднования 75-летия со дня его рождения в альбоме использованы
фотографии и другие артефакты из архивов В. Тарана, Б. Рябчикова, И. Борисенко,
В. Жихаревой, В. Калашникова, А. Конькова, А. Моклецова, И. Максимова, В. Пескова,
Е. Рябчикова, А. Сергеева, И. Смирнова, И. А. Снегирёва. На обложке - фото В. Суворова.

Юрий Гагарин.
Автор Лев Данилкин.
Опросы показывают, что Юрий Гагарин — главный герой отечественной истории XX века.
Тем удивительнее, что за многие годы в России так и не было создано адекватного —
откровенного, объективного, привязанного к современности - жизнеописания первого
космонавта. «Юрий Гагарин» Льва Данилкина - попытка «окончательной», если
это возможно, закрывающей все лакуны биографии «красного Икара»; наиболее
полная на сегодняшний день хроника жизни - и осмысление, что представляют собой
миф о Гагарине и идея «Гагарин».

Гагарин. Человек и легенда.
Авторы Джеми Доран, Пирс Бизони.

Рассказывая о жизни и трагической гибели Первого космонавта, Джеми Доран,
продюсер Би-би-си, и Пирс Бизони, известный научный журналист, автор
нескольких книг, посвященных истории науки, рассказывают о том, как рождался
советский космический проект. На страницах книги оживают образы блестящих
конструкторов, членов первого отряда космонавтов и многих других выдающихся
людей, стоявших у истоков советской космонавтики. Авторы пишут и о том, как
воспринимала тогда, в начале 1960-х годов, успехи Советского Союза мировая
общественность и прежде всего - США, наши самые главные конкуренты в
исследовании космического пространства. В работе над книгой Доран и Бизони
использовали множество монографий, архивных материалов и личных свидетельств
очевидцев тех событий. Книга легла в основу известного фильма "Starman",
снятого на Би-би-си.

Мечта о космосе. В предчувствии Гагарина.
Составитель сборника центр ВГБИЛ.
Сборник посвящен знаменательной дате — 50-летию первого полета человека в
Космос. Космос как непостижимость Творения и как Мечта, как символ высвобождения
и космос как Деяние, как восторг человеческого разума, силы духа, независимости,
отваги. Материал размещен в хронологическом порядке от Гомера до Ж. Клейна,
более 75 авторов. В сборник включены фрагменты из книги В.И. Россошанского
«Феномен Гагарина».
.
108 минут, изменившие мир..
Автор Антон Первушин.
Книга известного российского писателя Антона Первушина рассказывает про
подготовку первого полета человека в космос. Почему именно СССР, не смотря
на технологическое отставание от США, смог первым запустить спутник и
человека в космос? В книге впервые будет опубликовано правдивое
описание полета, сделанное самим Гагариным, и выверенная, исторически
точная запись полета с пояснениями происходящего.

От Нестерова до Гагарина..
Автор О. С. Смыслов.
Выдающийся русский летчик - П. Нестеров, знаменитый русский ас - А. Козаков,
один из создателей русской истребительной авиации, покоритель «штопора» -
К. Арцеулов, русский философ и летчик-штурмовик – А. Зиновьев, первый
летчик-космонавт Ю. Гагарин... Известные и неизвестные защитники Русского
неба... Как складывались их непростые судьбы? Какой вклад внесли они в
развитие отечественной авиации и летного дела? Об этом и многом другом
рассказывает новая книга военного историка О. Смыслова.

Юрий Гагарин. Колумб Вселенной.
Автор Валерий Хайрюзов.
Полвека назад началась Космическая эра человечества. Сегодня Юрий Гагарин,
имя которого стало символом эпохи, возвращается к нам в новых деталях его
биографии. С этой книгой мы снова переживаем триумф, который принес нашей
стране первый полет человека в космос, и трагедию его гибели. Книга летчика
и писателя Валерия Хайрюзова построена на воспоминаниях современников.
Прежде всего тех, с кем вместе служил Гагарин в отряде космонавтов, его родных,
близких, многочисленных друзей. Катастрофа, оборвавшая жизнь Гагарина, описана
по свидетельствам специалистов, участвовавших в расследовании. Книга,
иллюстрированная многими уникальными фотографиями, будет интересна широкому
кругу читателей, а также тем, кто увлечен историей авиации и космонавтики.

Космонавты удивительные люди!

Алексей Леонов - автор картин и космонавт, совершивший первый выход человека в открытый космос. И он точно знал, что "пишет", т.к. даже на борт он взял с собой связку карандашей и рисовал нашу "голубую планету" " с натуры". Но это отдельная и увлекательная история.

Но сейчас я хотела бы рассказать другую историю : " Коньяк в космосе"... Точнее историй две. И все они от не менее легендарного Георгия Гречко.

1." ...Но самое обидное, когда во фляжке осталось около половины коньяка, воздух и коньяк смешались в пену. И сколько фляжку ни дави, пену не выдавишь. Мы и так и сяк изощрялись, даже пробовали извлечь коньяк из фляжки с помощью сильфона для сбора мочи (конечно, неиспользованного), но ничего не извлекли. Летит следующий экипаж, Ковалёнок и Иванченков. Вернулись. «А мы, — говорят, — ваш коньяк допили». — «Как? Это невозможно». — «Мы вот как поступали. Один брал горлышко в рот и поднимался к потолку. Второй бил его по голове. И когда тот вместе с фляжкой летел вниз, коньяк по инерции устремлялся ему в рот». Вот так, поколачивая друг друга, они и допили коньяк. Они вполне резонно подкололи нас: «Кроме высшего образования, надо иметь хотя бы среднее соображение!»
Много лет спустя на банкете, посвящённом шестидесятилетию моей альма-матер — Ленинградского Военмеха, я рассказал, как мы не смогли допить фляжку, а Ковалёнок с Иванченковым нас посрамили. Но способ я до поры до времени не раскрывал. Я спросил именитых гостей славного Военмеха: «А как бы поступили вы, столкнувшись с такой проблемой?» За столом было немало крупных инженеров, ученых, корифеев механики, баллистики. Неожиданный тест на сообразительность вызвал бурное обсуждение. Решения предлагались одно хитроумнее другого, но тут же отвергались оппонентами, оперировавшими математическими выкладками на салфетках. Никто не нашел правильного способа! Никто не превзошёл моих космических товарищей Ковалёнка и Иванченкова."

2. "Наши ребята — космические контрабандисты — проявляли чудеса изобретательности, стараясь пронести на станцию спиртное. Однажды сделали фляжку по форме бортового журнала. Обложка была от настоящего бортжурнала, отличная крепкая корочка с гербом СССР, а внутри закрепили плоскую канистрочку с коньяком. Положили эту обманку вместе с другими документами в целлофановый мешок, который потом проходил обработку ультрафиолетовыми лучами. Космонавт благополучно миновал офицеров безопасности, и ребята уже праздновали победу. Но тут один военный, отвечавший за безопасность, подошел к космонавту, который должен был лететь, и что-то ему тихо сказал. Ребята замерли. Что именно сказал тот офицер, мы узнали только после завершения полета. Оказывается, он посоветовал в следующий раз наполнять «бортжурнал» по самую пробку, потому что иначе содержимое булькает…"

Я безумно люблю свой город. Возможно кому-то может показаться, что он застыл в классической архитектуре Центра и Нева уже не так бесшабашно несёт свои воды, закованная в гранит набережных. Но это не так! Город молод! Он не перестаёт удивлять.
Вот и День Космонавтики, а если совсем правильно, то Всемирный день авиации и космонавтики, Город отметил лазерным шоу на крыле разведённого Дворцового моста:

skillerr

ЛУННОЕ ВЕСЕЛЬЕ

Я стою себе в раздумье,
И на сердце лишь печаль,
Дни проходят как минуты,
И темна ночная даль.

Огоньками светят звёзды
И прожектором луна.
Звёзды падают как слёзы,
Ночь развратна и пьяна.

Чуждо это мне веселье,
И не мил мне лунный свет,
Хоть другие это зелье
Пьют уже по много лет.

Я смотрю на их гулянья
И в спокойствии грущу,
Но при этом их вниманья
Абсолютно не ищу.

А они луной пьянеют,
И глаза у них горят,
Но взлететь они не смеют,
Хоть об этом говорят.

И на небе ярко-звёздном
Подмигнёт им лунный глаз,
Только это не серьёзно,
Хоть приводит их в экстаз.

Словно дьявольское зелье
Выпивают лунный свет,
Но заря несёт похмелье
И спасенья в этом нет.

Март 2021 г.

© Дмитрий Артемьев (skillerr), 2021


Коллаж мой авторский, как и стихотворение.

Сегодня был какой-то сумбурный день. Весь день бегом, четко выстроенные планы, из-за пробок или ремонтных работ, рушатся на глазах. И вроде всё успела, но вымотана до предела... И уже не спасает музыка. Вот в такие дни палочкой-выручалочкой становятся аудиокниги. Хотя больше люблю читать бумажные издания. Нежно шелестеть страницами и вдыхать этот чарующий аромат, под названием книга. В машине набросано много флешек. Достаю наугад и включаю. Сегодняшней моей "попутчицей" оказалась удивительнейшая наша современница Вера Полозкова. Стихи Вера начала писать с 5-ти лет. В 15-ть опубликовала свою первую книгу. Её творчество называют стихами для "брошенок". Но, на мой взгляд, это не так. Просто в её стихотворения надо вчитаться, поймать мелодию и влюбиться раз и навсегда...
Итак, одно из её стихотворений :

От меня до тебя
Расстояние, равное лучшей повести
Бунина; равное речи в поиске
Формулы; равное ночи в поезде
От Пiвденного до Киевского вокзала.
Расстояние, равное "главного не сказала" .

Я много езжу и наедаюсь молчаньем досыта.
Мне нравится быть вне адреса и вне доступа.
Я представляю тебя, гундосого,
В царстве бутылок, шторок, железных прутьев, -
Спящим в купе, напротив.

Это, собственно, всё, что есть у меня живого и настоящего.
Ни почтового ящика, столь навязчивого, ни вящего
Багажа; я передвигалась бы, будто ящерка
Век, без точки прибытия, в идеале.
Чтобы стук и блики на одеяле.

Это суть одиночества, сколь желанного, столь бездонного.
Это повод разоблачиться донага,
Подвести итоги посредством дольника,
Ехать, слушать колеса, рельсы, частоты пульса.
Чтобы ты прочел потом с наладонника
И не улыбнулся.

Чтобы ты прочёл, заморгав отчаянно, как от острого,
От внезапного, глаз царапнувшего апострофа,
Как в je t’aime.
Расстояние как от острова и до острова,
Непригодных ни для рыбалок, ни для охот.
Все маршруты лежат в обход.

© Вера Полозкова

Вера Полозкова в раздачах КиноЗала

Серебряный век

Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

135 лет назад 15 апреля в Кронштадте в семье корабельного врача родился Николай Гумилёв – русский поэт Серебряного века, переводчик и литературный критик, идеолог акмеизма. Свое первое четверостишие он написал в возрасте шести лет, а уже в шестнадцать лет было опубликовано его первое стихотворение «Я в лес бежал из городов…» в «Тифлисском листке».
Серьезное влияние на Гумилева оказали философия Ф. Ницше и стихи символистов, которые изменили представление юного поэта на мир и его движущие силы. Под впечатлением от новых знаний он пишет первый сборник «Путь конквистадоров», где уже показывает свой собственный узнаваемый стиль.
Следующим переломным моментом в творчестве Гумилева становится создание «Цеха поэтов» и собственной эстетической программы, акмеизма. Поэма «Блудный сын» закрепляет за поэтом репутацию «мастера» и одного из самых значительных современных авторов.

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
1907 год

Вечер
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.

И ты пришла... Ты гонишь прочь
Зловещих птиц — мои печали.
О, повелительница ночь,
Никто не в силах превозмочь
Победный шаг твоих сандалий!

От звезд слетает тишина,
Блестит луна — твое запястье,
И мне опять во сне дана
Обетованная страна —
Давно оплаканное счастье.
1908 год

Любовники
Любовь их душ родилась возле моря,
В священных рощах девственных наяд,
Чьи песни вечно радостно звучат,
С напевом струн, с игрою ветра споря.

Великий жрец... Страннее и суровей
Едва ль была людская красота,
Спокойный взгляд, сомкнутые уста
И на кудрях повязка цвета крови.

Когда вставал туман над водной степью,
Великий жрец творил святой обряд,
И танцы гибких, трепетных наяд
По берегу вились жемчужной цепью.

Средь них одной, пленительней, чем сказка,
Великий жрец оказывал почет.
Он позабыл, что красота влечет,
Что опьяняет красная повязка.

И звезды предрассветные мерцали,
Когда забыл великий жрец обет,
Ее уста не говорили «нет»,
Ее глаза ему не отказали.

И, преданы клеймящему злословью,
Они ушли из тьмы священных рощ
Туда, где их сердец исчезла мощь,
Где их сердца живут одной любовью.

Акростих

Ангел лёг у края небосклона.
Наклонившись, удивлялся безднам.
Новый мир был синим и беззвездным.
Ад молчал, не слышалось ни стона.
Алой крови робкое биение,
Хрупких рук испуг и содроганье.
Миру снов досталось в обладанье
Ангела святое отраженье.
Тесно в мире! Пусть живет, мечтая
О любви, о грусти и о тени,
Всумраке предвечном открывая
Азбуку своих же откровений.
1917 год


«Он дорог нам, – писал Пётр Струве, – и как крупное поэтическое явление,
и как человек, который в эпоху, когда столько людей погнулось и согнулось,
выпрямился во весь рост и бросил вызов торжествовавшему хамскому злу».

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

Николай Гумилев

Чудесный мир кракозябр

20 апреля День охоты на королевских Кракозябров.
Кракозябры внеземные существа - каждый со своим именем и своей магической историей.
Удачная охота на сказочных существ осторожных, недоверчивых и умеющих скрываться в
реальности, терясь в обычных вещах - не подвластна обычным людям. Здесь необходимы
врождённая доброта, нежность, страстная любовь к природе и всему живому.

Искать кракозябр лучше в заброшенных уголках
скверов и парков города, на покатых берегах городских каналов среди первых весенних
трогательных цветиков, можно найти их в колышущихся цветами клумбах. Если сумеешь
поймать кракозябра - с вами случится пусть маленькое, но самое настоящее чудо – это
верная примета, ведь кракозябры водят дружбу с чудесами.

Надо встать утром, когда солнце золотое взошло на востоке
и янтарными отблесками нежит природу. Одеться в жёлтое, зелёное, оранжевое, лиловое
и белое, па́хнуть только цветочной водой и по внутреннему велению найти заброшенный
сад природы, и набраться терпения. Кракозябр решит, что вы цветок и приблизиться к вам.
И вот тут берите его крепко и ждите, чтобы он затих в ваших руках.

Шепчите ласковые слова и, когда Кракозябр успокоится,
угостите его заранее припасённым печеньем или сладкой булочкой с молоком. Он тихонько
замурлычет на своём космическом языке и подсунет свою лохматую разноцветную голову
под вашу ладонь, оплетая ножками запястье, почувствовав в вас друга родственную душу
могущую потеряться в этом мире как он сам.

Я хотела бы рассказать две сказки... Они вошли в книгу Светланы Сургановой "Тетрадь слов"... "Эти сказки – попытка заговорить свой юношеский буйный сексуальный темперамент." - так пишет о них сам автор. И хоть написаны они в далеком 1991 году, но и по сей день не теряют своей актуальности... Итак, почитаем сказки и немного поговорим о любви...

Сказка про человека, который все делал с удовольствием

Жил-был человек. Он все делал с удовольствием. Пил крепкий, сладкий чай и думал: «Как хорошо!» Шагал пешком до метро и наслаждался яркостью красок будничного дня, впитывал в себя каждый квант солнечного света и упивался морозным воздухом января. Он шагал легко и стремительно, думая: «Как хорошо!»
Королевство, в котором он жил, населяли художники, поэты, музыканты. Слушатели были благодарными. И всякий мог другому сказать: «Одень мои слова в музыку своей души, услышь истинность их звучания, прочти межстрочье и не плачь! Мрак отступил, иссяк апрельский снег. Стрелки на часах показывают начало новой эры».
В королевстве том правила одна госпожа – Ее Величество Любовь. Щедрая, она каждого награждала своим присутствием, одаривала богатством того, кто приходил поклониться к ее трону: ползком ли, бегом ли, с полной грудью вдоха или с глазами полными слез. Она была желанным гостем в каждом доме. Ее приглашали к столу, угощали. В ее честь слагали стихи, пели песни. Она ослепляла красотой, но от рождения сама была слепа.
Человек шел бодро. На лице его, как отпрыск солнышка, сияла улыбка. Он любил. Он шел к королеве, чтобы рассказать ей о своих чувствах.
– Я рада твоему приходу. Поведай мне о своей любви. Я щедро награжу тебя, – сказала Ее Величество Любовь.
– Я долго бродил по бесплодным лесам. На моем пути встречались лужайки, на которых я мог отдохнуть. Но они не давали мне ничего, кроме лени. И я шел дальше. Дорога привела меня в Ваше королевство. Я полюбил. Я счастлив! Но я знаю, моей любви всю жизнь бродить в одиночку. Как нищенка, она будет плутать по коридорам моей души и натыкаться на холодные стены. Ее никогда не впустят в тот дом, куда так стремится она. Моя любовь, как вечный странник, как падающий метеорит, непонятная. Непонятая. Неразгаданная. Настораживающая. Но я богат! И богаче всех живущих, потому что я примирился с… безысходностью. Я с удовольствием живу, зная, что мое солнце живет где-то в этом же королевстве. Пусть на другом его конце. Пусть туда нечасто летают самолеты и ходят маршрутные такси. Оно живет, оно счастливо, нет, не со мной и не меня любит, пусть не меня. Оно есть. Оно где-то…
Мне не нужно Ваших богатств, сударыня! Чувство озарило меня таким ярким светом, что все богатства меркнут перед ним.
– Так ты отказываешься от моих даров, которые несут взаимность, благополучие, спокойствие и гармонию? Ты отказываешься от битвы за Любовь? Ты вздумал опровергнуть меня?! Неблагодарный! На плаху!
Человек посмотрел на сударыню своими серыми тучками, на которых отпечаталась аристократическая усталость. Мысленно поблагодарил лунопек за его леденящую серебряность, улыбнулся и сказал:
– Я пойду туда. С удовольствием…

Еще одна сказка

Когда я шла по скользкому настилу февраля, возвращаясь домой мимо сказочно-заиндевелых деревьев, мимо медового уюта окон, мой внутренний старец рассказал мне одну притчу. Он, как ты помнишь, всегда начинает свое повествование с одной и той же фразы: «Жил-был человек…»
Так вот, жил-был человек, и однажды у него испортилось настроение.
Человек стал размышлять, хвататься за голову, ставить на нее графин с холодной водой, курить, вышивать крестиком, но настроение так и не улучшалось.
Человек испугался. Почему так? Я убит? По внешним признакам не скажешь. Значит, еще на плаву. А что держит? ТО, что нас не убивает, а делает нас сильнее? Откуда эта усталость, безразличие? Или меня кто-то подменил?
И тут человеку сделалось совсем грустно. Он закрыл глаза, отключил телефон и стал говорить вслух: «Я видел как люди приходят, как люди уходят. Но я не видел ни одного, кто пришел бы ко мне. Я познал нищету. Я вкусил сладкий аромат надежды. Но теперь ни то ни другое мне не грозит.
Я бросался вдогонку улетающим самолетам и убегающим поездам. Я не догнал ни тех ни других, я опережал время на чью-то жизнь. Я прочитал много книг, но так и не понял главного. Меня боялись как чумы, не открывали дверей. Избегали, как избегают ведьм и пророков. Но я не стал ни тем ни другим. Я просто жил. С мелкими радостями незатейливого эпикурейца. Не с выгодой, не с тайным умыслом. Любил.
И теперь я хочу спросить: „Что может сильнее привлечь и обезоружить, чем улыбка любимой женщины? Что может быть обманчивей и непостоянней улыбки любимой женщины? Что может быть выше и круче ее горизонтали?
Преступница, пользующаяся своей безнаказанностью. Искусительница. Строгий страж. Тюрьма. Храм. Чистилище души. Все о ней! О любимой!
А как быть с любящим тебя?..
Мир делится не на мертвых и живых, не на мужчин и женщин, не на стариков и детей, не на гуманитариев и технарей, не на брюнетов и блондинов. Есть только тот, кого любишь ты, и тот, кто любит тебя…“»
Тут я остановила старца и сказала ему: «А еще есть окна, посмотреть на которые приезжаешь с другого конца города. И когда в них горит свет, тебе просто становится теплей…»

Всеми фибрами своего чемодана
я стремлюсь в путешествие

Воздам хвалу своему верному спутнику чемодану. Бывал он тяжёл, бывал налегке. Скакал по ступенькам и ручкой своею крепко держался за мою. А обретя колёсики, вежливо катился по мраморным полам аэропортов и бережно, прижавшись к моим ногам, ехал по эскалатору навстречу приключениям. Мой верный чемодан - мой талисман.

Видал попутчик-чемодан немало стран, всю Европу и многие острова. Всегда готов был весной и летом, осенью и зимой катиться со мной рядом и в дождь, и штиль, и даже зной - туда, где ждут его любимую хозяйку. Терпел вокзальный шик, и тесноту на верхней полке самолёта, потому как не сдавала я его в багаж, там было холодно ему и одиноко.

Самые заветные желания сбываются, самые большие расстояния сокращаются, и мой чемодан молнией звенит и просится в дорогу. Есть на свете удивительные встречи, что жизнь мою перевернут. Готовься милый чемодан в дорогу. Скоро уезжаем, улетаем и знаю, что места хватит на наряды, а главное возьму с собой счастливую любовь.

24 апреля День витражных сказок

Знаете, чем отличаются обычные сказки от витражных? Обычные сказки - прекрасны, но сюжет их завершен,
тогда же, как витражные сказки - это многоходовая партия, почти как драконий покер, с вечно переменчивыми
красками и нотами слов, мелодией света и тени, недосказанность, незавершенность, и потому они - ещё более
загадочны и совершенны. Ибо настоящее совершенство - в вечном движении. Витражные сказки символизируют
этакий перпетум-мобиле нашего восприятия, и далеко не каждый способен их понять, и ещё более редки те, кто
их создает, даря им частичку своего дыхания.
Остановившись, я посмотрела внимательно на фолианты, прислушалась, присмотрелась -
а вдруг, один из них та самая сказка ?!

Книга - винтажный экземпляр из хранилища DennyCH

О дивный, божий пустяк

Фолиант с зелёными старинными разводами на кожаной обложке,
с заколдованными кремовыми бутонами цветов манил магией.
От книги струился свет непостижимый, таинственный, дымчато-жемчужный.
Осторожно расстегнула костяную пряжку книжного корсета, открыла книгу
в месте, где была закладка и погрузилась в волшебную атмосферу незнакомой
книги винтажного экземпляра из музея Denny.

«Янтарным жарким полднем, уже пошёл на спад волнующий аромат
отцветающих лип, порыв ветра впустил в комнату тонкий, пряный аромат
флоксов. В переводе с греческого φλόξ означает «пламя». Милое хрупкое
соцветие нежных цветков при покачивании было, похоже на язычки пламени,
что всполохами пробегают по затухающим углям костра. Сорванную
веточку Женщина поставила на подоконник, и цветы тотчас повернулись
к солнечным лучам, стали жадно пить воду из бокала, наполненного водой
из алмазных родников. Женщина прилегла на оттоманку, положила руку
на грудь Поэта - друга её бессонных ночей, и задремала на его плече в
сладкой истоме медового полдня. Влетевший в комнату шмель с жужжанием
сделал круг, второй и, улучив момент, когда лёгкий морской бриз колыхнул
занавеску, улетел в сад к кусту флоксов, держа в лапках воздушный лепесток
звука - едва слышного поцелуя, которым Поэт коснулся губ Женщины».

Во второй половине XIX века во Франции самым популярным алкогольным напитком был абсент. Художники называли его «зеленой феей», способной навеять вдохновение, другие считали напиток чуть ли не панацеей от всех болезней, а третьи с тревогой отмечали, что абсент пагубно влияет на человека и способен вызывать галлюцинации. Частично каждый из них был прав. Но в начале ХХ века этот напиток запретили к употреблению практически на 100 лет.
В XIX веке считалось, что «абсент — гений для бездарностей, но смерть для истинного гения». Самые яркие представители искусства, среди которых Пабло Пикассо, Эдуард Мане, Эдгар Дега, Оскар Уайльд, являлись «поклонниками» крепкого напитка. В прессе частенько мелькали карикатуры на тему: «абсент как источник вдохновения». Под одной из таких зарисовок стояла надпись: «Поразительно! Я выпил уже четыре абсента, но еще не написал ни катрена… Гарсон! Абсент!»
Запрет на производство абсента Франции был снят только в 2011 году.



Абсент чаще всего имеет изумрудно-зелёный цвет, но также может быть прозрачным, жёлтым, синим, коричневым, красным или чёрным. Зелёный цвет напитка обусловлен хлорофиллом, который разлагается на свету, отчего абсент разливают в бутылки из темного стекла.

Artemisia

...последние капли
Зеленого яда
Сегодня? так надо...
В бокале - услада,
Боль - с яблочным соком,
С недремлющим оком...
Зеленая фея,
Прийди же скорее,
Пропой мне забвенье
И песнь утешенья,
Неси наслажденье,
Неси вдохновенье,
Полынного вкуса,
Полынного цвета,
Забытого чувства
Прекраснее нету...
Глоток - ты на грани,
И скорби и раны
Исцелятся вскоре
Звездой, что над морем.
Полынная горечь,
Утешь меня в горе,
Зеленые слезы,
Вы - рай моей боли...

Absinth

Полынь имеет привкус изумруда,
Сей горький цвет сожжет мою печаль;
Я созерцать благоговейно буду
Стакан абсента, как святой Грааль.

Пью с сахаром, как древние поэты,
Чтоб мир забыть для новой красоты,
И на полу кафе в лучах рассвета
Зеленого, восходят пусть цветы.


You Belong to Me

Книга - винтажный экземпляр из хранилища DennyCH

Магия звёздных россыпей

…я знал угрюмые места,
они лучом светил не озарены —
не рай, не лимб, не огненна геенна.
Душа от тела там делилась и
в черноте без времени носилась…

Вечер отходил ко сну. Земные существа по норкам разбрелись,
и лишь один в ночи готовился вести войну, путь тягостный для
обретения почести и истинной любви. О, музы, что не дремлют
и воссоздают поэтику, являя благородный мир без зависти и
суеты – то стезя, то мука, сопровождающая Поэта живым в
бессмертную обитель.



Достаточно ли сил и мудрый ли свершитель, чтобы на подвиги
звать в мире, где столь мало света и добра, где на пути к славе
не отрешаются от оков ни мести, ни лжи, ни греха. О, если бы
тшедушные могли, когда явилась муза, свершить победный
труд во благо человека и воспеть всю красоту земного мира и
себя в нём уберечь.

Дарить вдохновение или утешение Поэту на дерзком его пути
дано любящим поэзию и счастье для души, хоть и тернист сей
путь. Быть музою? Ни это ли таланта иная сторона. Берите
вдохновение в заревах закатов, в небе звёздном, в музыке, в
цветах, во всем, что вызывает на лице улыбку, неподражаемую
милую улыбку.

Cкрытый текст -

 

... думаю нам с Тобой вдохновения хватит на всю оставшуюся вечность ... ладонь в ладонь, душа в душу, строчка к строчке ... блёстка к блёсткам), - DennyCH

В театре заболел актёр, который играл одну из центральных ролей, и в поиске замены натыкаются на сторожа, который подходит по фактуре и начинают его уговаривать заменить актёра.
- Петрович, вам ничего не нужно делать, читать текст и тем более его запоминать. Всё что от вас требуется, внимательно слушать суфлёра из суфлёрской будки, который будет вам подсказывать текст.
В общем сторож соглашается, его быстренько переодевают, немного гримируют, и вот открывается занавес. В центре декорированной комнаты в кресле сидит Петрович, одетый под барина, паря ноги в тазу, и покуривая трубку. Входит пожилая женщина, и суфлёр из будки показывает Петровичу, что ему нужно заговорить с ней, и начал зачитывать ему текст.
Суфлёр: - Старый я стал няня.
Петрович: - Старый я стал, понимаешь, няня. Раньше был не старый, а вот теперь, понимаешь, стал стар.
Суфлёр: - Руки уже не те.
Петрович: - Вот, понимаешь няня, руки уже не те, а раньше были те, а сейчас не те.
Суфлёр: - Ноги уже не те.
Петрович: - Вот и ноги уже не те, а раньше были те. В общем не те, понимаешь ноги у меня... Не те.
Суфлёр говорит ему, и показывает руками читая текст как привык актёрам: - Медленно встаёт.
Видя, что сторож не понял, он ещё раз показывает и произносит ему: - Медленно встаёт!
Петрович поворачивается к няньке произносит: - А ещё я хотел тебе признаться няня, что понимаешь, медленно встаёт...

Настольной лампочки лимон
зелено-белый.
Он созревает.
И скрылся ворон...
На шабаш
шагала ночь в глубоком гриме.
Искрился только карандаш,
не целиком,
а только грифель.

Виктор Соснора (Санкт-Петербург) — поэт, прозаик и драматург. Родился 28 апреля в 1936 году в Алупке. Отец его был акробатом-эквилибристом Ленинградского цирка. Житель блокадного Ленинграда, потом «сын полка», связной в партизанском отряде на Кубани и «сын Войска Польского» у Рокоссовского, где его отец командовал двумя дивизиями (корпусом). Вместе с однополчанами мальчишка прошёл путь от Ленинграда до Франкфурта-на-Рейне. Виктор учился в Варшаве, Махачкале, Архангельске, во Львове.

Славист. Читал курсы лекций в Новом Парижском университете (Венсен), преподавал во Вроцлаве. Фольклорист. Публиковаться начал рано, ещё в 1960 году. Его первый поэтический сборник «Январский ливень» вышел в 1962 году, с предисловием Николая Асеева. А сам академик Дмитрий Сергеевич Лихачев написал вступительную статью к другому сборнику стихов – «Всадники», который увидел свет в 1969 году.

Виктор Соснора – автор нескольких десятков книг стихов, прозы, драматургии, из которых, насколько мы знаем, опубликована лишь незначительная часть. Он тридцать лет руководил литературными студиями молодёжи в Ленинграде, дважды выезжал в США для чтения циклов лекций. График и оформитель многих своих книг. Член Союза писателей, действительный член Академии русского стиха в Москве. Лауреат премии Аполлона Григорьева (1999) за сборник стихов «Куда пошёл? И где окно?»

Умер последний великий русский поэт ХХ века Виктор Соснора в Санкт-Петербурге на 84-м году жизни Он долго болел, врачам Мариинской больницы, сделавшим ему срочную операцию, не удалось его спасти. Виктор Соснора верил в «языковые гены», отличающие поэтов от людей, и хранил верность обету: «Я был быком, мой верный враг, // был матадором, // потому // свой белый лист, как белый флаг, // уже не подниму».

Кристалл любви, кристалл надежды,
медаль ста солнц, метель ста вьюг!
Не удален и не удержан,
сам удалился и стою.

Стою над пропастью. Два грифа
летают. Море - в небесах.
О волны, кружевная гибель!
-вас не воспеть, не написать.

Кристалл любви, кристалл забвенья,
молитва колокольных лбов!
Над пропастью луна забрезжит,
клубится солнце, как любовь.

Стою с бокалом. И не брошусь.
Стою вне Вас, бокал - за Вас!
Я пью вино - златую бронзу,
-и счастлив мой глагол и глас!

Пой песню! В этом песнопенье
лишь голос горечи без нот.
Над нами тучи переспели,
дождь оживительный блеснет!

Стою. Блеснет да в пропасть канет
и сердца страх, и тишь в крови...
Кристалл времен, кристалл дыханья,
твердыня жизни и любви!

Без денег, как бездельник Ниццы,
без одеяний, как любовь,
на дне двора веселый нищий
читал поэзию Ли Бо.

Факир премудрого Китая,
по перламутровым снегам
он ехал, пьяный, на кентавре
в свой соловьиный сложный сад.

А сад был вылеплен из снега,
имел традиции свои:
над садом мраморная нега,
в саду снежинки-соловьи.

Те птицы лепетали : спите,
мудрец с малиновой душой,
четыре маленькие спички
-ваш сад расплавится, дружок.

А утором, как обычно, утром
трудящиеся шли на труд.
Они под мусорною урной
нашли закоченелый труп.

Пооскорблялись. Поскорбели.
Никто не знал, никто не знал:
Он, не доживший до апреля,
апрелей ваших не желал.

Вокруг него немели люди,
меняли, - бились в стенку лбом.
Он жил в саду своих иллюзий
и соловьев твоих, Ли Бо.

Все прошло. Так тихо на душе:
ни цветка, ни даже ветерка,
нет ни глаз моих, и нет ушей,
сердце - твердым знаком вертикаль.

Потому причастья не прошу,
хлеба-соли. Оттанцован бал.
Этот эпос наш не я пишу.
Не шипит мой пенистый бокал.

Хлебом вскормлен, солнцем осолен
майский мир. И самолетных стай
улетанье с гулом... о, старо!
и ни просьб, ни правды, и - прощай.

Сами судьбы - страшные суды,
мы - две чайки в мареве морей.
Буду буквица и знак звезды
небосклона памяти твоей.

Мы, может быть, единственных причин,
кому идет не в радость жизнь, а в ругань.
"Ты матушка-дубрава, не шуми,
ты не мешай мне мордой думу думать!"
Тогда работы осы, не сироп,
и как вздохнула русская свирепость,

Так случается подчас, что читаешь стихи. Да, возможно и не Цветаева, но что-то в душе находит отклик... И хочется поделиться настроением.
Моя любимая современница Лариса Шахбазян :

То гостей встречаю, то в гостях,
Примадонну из себя не корчу,
Радую кого-то в соцсетях,
А кому-то настроенье порчу.

Я не доллар - всем не угодишь,
Да и не стараюсь, если честно -
Дорожу сегодня теми лишь,
С кем самой бывает интересно!

И беру уже не красотой -
Показаться ведьмой не чураюсь:
Если быть не суждено святой -
Ангелом казаться не пытаюсь!

И от меня "чемоданное настроение":

А можно мне в тот чемодан?
Я умещусь, не сомневайтесь...
Иль донесу... Алло, мадам...
Вы только сильно не ругайтесь!

Я тоже, ведь, в полёт хочу,
Но перекрыты все границы.
Хотите, тур Ваш оплачу?
Мне б только улететь, как птице...

Уж всё равно, куда и с кем.
На море лишь бы очутиться.
Не навсегда, не насовсем,
От круговерти мне забыться...

Фото авторское

Целуемся в молчанье, плачем тоже, —
зачем же мысли нам? Зачем потоки слов?
Всё ясно и без них. Знакомый звук шагов
речей сладчайших слаще и дороже.

Франсис Жамм

Аneta сказал(a):

Целуемся в молчанье, плачем тоже, — зачем же мысли нам? Зачем потоки слов? Всё ясно и без них. Знакомый звук шагов речей сладчайших слаще и дороже. Франсис Жамм

Кто не отдал бы всё за дрожь локтей,
Соприкоснувшихся невольно робко, нежно.
И водопад нахлынувших страстей
Вкусить фрагментами души безбрежной.

Сыплет черёмуха снегом,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.

Никнут шелковые травы,
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы,—
Я одурманен весной.

Радугой тайные вести
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.

Сыпь ты, черёмуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.

С.А. Есенин

*****

Пару лет назад, попалось на глаза замечательное стихотворение Ольги Виор :

Апрель, пурга в четыре стороны -
Горизонтально, вверх и вниз.
Травы и снега нынче поровну -
Погоды взбалмошной каприз.

Так и в судьбе моей растрёпанной
Среди нагроможденья туч
То неудачи сыплют хлопьями,
То, вдруг, пробьётся солнца луч.

© Ольга Виор

И вот сегодня, 3 мая, целый день над городом снег с дождём. Штормовое предупреждение и ветер. Погода решила охладить мои мечты о лете. А оно не за горами!... Уже чуть меньше месяца осталось...

Конечно, сегодня не так, как в том памятном апреле :

через 3 часа :

/фото авторские/
Но всё равно! ТАК НЕЛЬЗЯ! Весна! Ты где заблудилась?
И целый день не отпускает из моего сборника Откровение Снежной бабы
песня 'Мой неласковый апрель' группы Светлана Сурганова и оркестр.