Актера очень легко подвести к микрофону, и очень трудно заставить в него говорить.

Не знаю, зачем мне это интервью. Мне ведь не нужно продавать фильмы. Мне вообще не нужно ничего продавать.

Меня устраивает, как я выгляжу, хотя мне кажется, что люди обращают на меня слишком много внимания. По-моему, здесь замешан гипноз: «Так, сейчас вы должны кудахтать, как курицы». «Так, а теперь вы должны сказать, что Дэвид Духовны — милашка».

Когда о ком-то говорят «звезда», я почему-то всегда слышу «пидор». Знаете, что я еще слышу, когда при мне говорят «звезда»? Я слышу «мудак». Не до конца понимаю, почему. Может, потому, что одна из лучших сторон того, что ты звезда — это возможность получить лучшие места в самолете? Те самые, которые ты никогда не получишь просто так. Но ведь это обман, и никто в самолете не будет относиться к тебе по-настоящему хорошо. Конечно, тебя будут отлично обслуживать, но когда ты будешь выходить, они подумают: «О, мудак пошел! Если бы мы не принесли ему эти гребаные шоколадки, он, наверное, изошел бы от злости слюной».

Как-то раз на съемках мне предложили раздеться. Но на экране моя задница выглядела кое-как, и я заставил их вырезать эту сцену. С тех пор я уверен, что нагота хороша только тогда, когда ты не получаешь за нее деньги.

Я потерял свою невинность в четырнадцать. И с тех пор — как ни искал — не могу ее найти.

Сексом нужно заниматься до самой смерти. Но он уже никогда не будет так же прекрасен, каким кажется нам в детстве. Потому что в детстве секс — это тайна.

Слышали о последней просьбе Джона Холмса (знаменитый американский порноактер, утверждавший, что занимался сексом с 14000 разных партнеров; умер от СПИДа в 1988 году)? Он хотел, чтобы его жена — ну, та самая королева анального секса Мисти Дон, — чтобы она обязательно присутствовала на его кремации и за всем следила. Больше всего на свете Холмс боялся того, что кто-нибудь отрежет его х... и заспиртует в банке.

Мужчины не способны взвалить на себя столько, сколько способны женщины. Вы когда-нибудь видели, чтобы порноактеры так же непринужденно вели себя на голливудских тусовках, как порноактрисы?

Никакого секса между Малдером и Скалли не было! Только истинная дружба.

Я безумно устал от людей, которые спрашивают, верю ли я в то, что показано в «Секретных материалах». Черт, они же не спрашивают чуваков из «Скорой помощи», верят ли они в эвтаназию.

Я никогда не пою на людях. У меня ужасный голос, действительно, ужасный. Но Теа (Теа Леоне, жена Духовны) утверждает, что ей нравится, как я пою, и, наверное, это потому, что на самом деле я люблю это дело. Мы часто валяем дурака в машине: я пою, а Теа изображает ударные. Собственно, поэтому у нас тонированные окна. Все, наверное, думают: это потому, что они боятся чужих глаз и скрываются от поклонников. Но поверьте: мы просто любим валять дурака, вот и все.

Я никогда в жизни не готовил еду. А то, что я бы мог приготовить теоретически, я не стану есть никогда.

Я наполовину еврей и наполовину шотландец. Поэтому купить что-либо — для меня настоящая проблема.

Если вы соберете вместе Дарвина, Христа и Ницше, все они будут говорить одновременно.

Если ты образован, ты не должен гордиться этим. Сколько бы ты ни прочитал книг и сколько бы ты ни учился, всегда найдется кто-то, кто никогда не читал ничего и при этом знает в два раза больше, чем ты.

Я верю в существование демонов, но, как мне кажется, они ничего не понимают в человеческой жизни и поэтому постоянно подсирают тем, кто этого не заслуживает.

Есть одна страшная вещь: в детстве ты смотришь на своего отца, как на человека, у которого нет никаких страхов. Потом ты взрослеешь и понимаешь, что страхов у твоего отца хватает. И главное: ты тоже полон ими.

Страх — это часть твоей творческой энергии. Если ты не чувствуешь страха, тебе нужно работать кладовщиком.

Меня пугают возможности, которые дает моя бесталанность.

Я не знаю, есть ли смысл в том, что я делаю.

Я никогда не был жесток с животными.