|
Водруженный над Рейхстагом штурмовой флаг стал официальным символом Победы Советского Союза над фашистской Германией. Знамя Победы – неотъемлемая часть Парада на Красной площади в Москве. Разведчики 756-го полка 150-й стрелковой дивизии М.А.Егоров (справа) и М.В.Кантария со Знаменем Победы. Берлин. Май 1945 года. В апреле 1945 года в 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, оказавшейся первой в центре Берлина, из простого красного материала по приказу командующего 3-й ударной армии генерал-полковника В. Кузнецова было изготовлено 9 штурмовых флагов (по количеству дивизий, которые входили в состав армии). Флаги были изготовлены по образцу государственного флага СССР в армейском доме Красной Армии под руководством его начальника майора Голикова. Звезда, серп и молот художником В. Бунтовым наносились от руки и через трафарет. Древки к штурмовым флагам изготовил киномеханик А. Габов. В ночь на 22 апреля штурмовые флаги были вручены от имени Военного совета 3-ей ударной армии представителям стрелковых дивизий. В их числе штурмовой флаг номер № 5, ставший Знаменем Победы. |
Интересные факты о Второй Мировой Войне Во время войны, для того чтобы защитить маленьких детей от газовой атаки изобрели скафандры для детей. С помощью специального приспособления детям накачивали воздух. На фронте воевало впервые за историю примерно 600 тысяч женщин. Было создано три полка. 46 гвардейский ночной бомбардировочный, 586 истребительный полк, и 125 гвардейский бомбардировочный. Были подготовлены женщины-снайперы, и была женская рота моряков. Звание героя получили 87 женщин. Война с Германией нанесла огромные потери и разрешения. В Советском союзе погибло 27 миллионов людей. 18 миллионов солдат получили серьезные ранения, или заболевания, большинство из них остались инвалидами. 6 миллионов людей оказалось в плену, из них погибло 4 миллиона. Из-за такого значительного сокращения населения осталось мало трудоспособного населения страны. Каждая советская семья имела потерю. Война оставила после себя множество сирот, инвалидов и вдов. Евгений Лозовский и его коллега смогли спасти 8 тысяч евреев во время Холокоста. Они проявили хитрость и сделали штучную эпидемию тифа. И немецкие солдаты просто не смогли войти в город, боясь заразиться. Вторая мировая война самая огромная по масштабам. Длилась 6 лет, в ней приняло участие 61 государство. На тот момент их всего существовало 73. 80% населения земли принимали тем или иным образом участие в войне. |
Стихотворение найдено в шинели солдата Александра Зацепы, погибшего в Великую Отечественную Войну в 1944 году.
Послушай, Бог… Ещё ни разу в жизни С Тобой не говорил я, но сегодня Мне хочется приветствовать Тебя. Ты знаешь, с детских лет мне говорили, Что нет Тебя. И я, дурак, поверил. Твоих я никогда не созерцал творений. И вот сегодня ночью я смотрел Из кратера, что выбила граната, На небо звёздное, что было надо мной. Я понял вдруг, любуясь мирозданьем, Каким жестоким может быть обман. Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку, Но я Тебе скажу, и ты меня поймёшь: Не странно ль, что средь ужасающего ада Мне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя? А кроме этого мне нечего сказать, Вот только, что я рад, что я Тебя узнал. На полночь мы назначены в атаку, Но мне не страшно: Ты на нас глядишь… Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться. Мне было хорошо с Тобой. Ещё хочу сказать, Что, как ты знаешь, битва будет злая, И, может, ночью же к Тебе я постучусь. И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом, Позволишь ли ты мне войти, когда приду? Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь, Со мной случилось то, что нынче я прозрел. Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь. Как странно, но теперь я смерти не боюсь. |
Константин Симонов
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слёзы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: -Господь вас спаси!- И снова себя называли солдатками, Как встарь повелось на великой Руси. Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась, Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в бога не верящих внуков своих. Ты знаешь, наверное, все-таки Родина — Не дом городской, где я празднично жил, А эти проселки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил. Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на проселках свела. Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом, По мертвому плачущий девичий крик, Седая старуха в салопчике плисовом, Весь в белом, как на смерть одетый, старик. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые, Покуда идите, мы вас подождем. «Мы вас подождем!»- говорили нам пажити. «Мы вас подождем!»- говорили леса. Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса. По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди. Нас пули с тобою пока еще милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я все-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился, За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла.  |
 Разрушенные кварталы Смоленска после освобождения  Единственное не разрушенное здание Смоленска - Успенский Собор   Смоленск. Улица Большая Советская. 1943 год. |
 Связь времен... |
 |
Двое на войне
В дни жестоких испытаний они верили – их спасет любовь В июле 1943 года под Прохоровкой, в день вошедшего в историю танкового сражения, судьба свела двоих – военного хирурга Ольгу Борисенко и командира танковой роты Евгения Шкурдалова. Как оказалось – на всю жизнь. Я встретила их впервые на сборе ветеранов 5-й гвардейской танковой армии. На экране появились кадры сражения под Прохоровкой. Грохот взрывов, метущееся пламя, танки таранили танки… А на фоне экрана отчетливо виднелись две нежно склоненные друг к другу головы. Ольга Иосифовна и Евгений Викторович Шкурдаловы. Любовь всегда загадка. Тем более на войне. Она также необычна, как куст сирени, расцветший на минном поле. Еще не зная друг о друге, они ехали к фронту в клубах дорожной пыли. Открыв люк, в одном из танков стоял Евгений Шкурдалов, старший лейтенант, командир танковой роты. Пыль слепила глаза, наждаком забивалась в легкие. Когда колонна замедляла ход, танкисты выскакивали, мочили тряпки в придорожной канаве, только бы охладиться. Ольга Борисенко, молодой военный хирург, сидела в кузове грузовика на узлах с бинтами и ватой. С тревогой прислушивалась к отдаленному гулу. На фронт она ехала впервые. Никто из них до той поры, как и тысячи других двигавшихся к фронту, никогда не слышал, что есть на свете такой поселок - Прохоровка. Ночью разведчики, пробравшиеся к немецкому переднему краю, услышали шум моторов: заправлялись танки. Земля гудела от лязга гусениц. Под Прохоровкой готовился к прорыву немецкий танковый таран. Небывалое до той поры скопление бронированной техники. Танковая лавина, перед которой, казалось, не устоит оборона. В эти часы навстречу танковому тарану двигалась 5-я гвардейская танковая армия. «12-го июля, на рассвете мы увидели перед собой широкое поле, - рассказывал Евгений Викторович Шкурдалов. - Колосья пшеницы гнутся к земле. Поют птицы. И вдруг - снопы огня. В наушниках мы услышали сигнал атаки: «Сталь! Сталь!» Между железной дорогой и рекой Псел сошлись сотни танков. Такое было впервые в годы Великой Отечественной войны. Боевые порядки перемешались. «Это была страшная картина, - вспоминал Евгений Викторович. - От прямого попадания танки взрывались на полном ходу. Срывало башни, летели в стороны катки. Не было слышно отдельных выстрелов. Стоял сплошной грохот. Были мгновения, когда в дыму свои и немецкие танки мы различали только по силуэтам. Из горящих машин выскакивали танкисты и катались по земле, пытаясь сбить пламя...» Ольга Борисенко, выйдя на опушку леса, пыталась разглядеть, что происходит вдали. Но только слышала грохот. Палатки медсанбата разбили в лесу. Подъехал грузовик, из которого неслись стоны раненых и обожженных людей. «Танк выскочил на бугорок. Мне надо было увидеть, что впереди, - рассказывал Евгений Викторович. - И вдруг в доли секунды какой-то голос шепчет мне: «Посмотри направо!» Глянул в перископ и увидел целящийся в меня «фердинанд». Я едва успел крикнуть: «Назад!» И в ту же секунду раздался страшной силы удар. Будто молния внутрь влетела. Я потерял сознание. Когда пришел в себя, не пойму - почему в танке светло. Снаряд пробил броню, снес голову радисту. Часть пушки раздавила заряжающего. Механик-водитель Досниязов, тоже раненый, все-таки вывел танк в укрытие». Евгения Шкурдалова привезли вечером в медсанбат. В бреду он еще хрипел, отдавал команды. Но жизнь в молодом теле едва теплилась. Ольга Борисенко вышла из палатки. К ней тянулись сотни рук лежащих на траве раненых. Но брали сначала тех, кто и просить уже не мог. У Шкурдалова - рваная рана в области почки. Ольга встала за операционный стол. Операция подошла к концу. Но раненый потерял слишком много крови... «Жаль мне стало, - вспоминала Ольга Иосифовна. - Парень погибает на глазах». Ольга сделала знак сестре и легла на соседний стол. Из руки в руку потекла струйка теплой крови. Она не запомнила его лица. А он, впадая в беспамятство, и вовсе не видел ее. Отправляя Шкурдалова в госпиталь, медсестра аккуратно вписала в его карточку все данные: кто оперировал, кто был донором. Когда в госпитале он поднялся на ноги, то заглянул в карточку и прочел фамилию. Было ли это утро предчувствием судьбы, когда Евгений Шкурдалов с вещевым мешком за плечами искал попутную машину, чтобы добраться до медсанбата? Да что мы знаем о тайных мотивах наших поступков, которые безотчетны перед логикой и волей! Казалось бы, всего лишь случай ведет их навстречу друг другу. Но ведь не каждый способен быть таким милосердным: мгновенно принять решение – стать донором для неизвестного офицера, чтобы спасти его. Не каждый после госпиталя на случайных машинах отправится разыскивать тот медсанбат. И вот эта палатка. «Оля, вас тут кто-то спрашивает!» Перед ним появилась миловидная девушка, худенькая, небольшого роста. Они стояли под деревьями. Пахло нагретой на солнце листвой. Рядом на траве стонали раненые. В небе шел воздушный бой. «Знаете, это было, наверное, одно мгновение, - вспоминала Ольга Иосифовна. - Только в памяти оно кажется долгим. Евгений благодарил меня. Но мы стояли и просто смотрели в глаза друг другу. И поняли, что хотели бы встретиться снова». При этих словах Евгений Викторович очень эмоционально добавил. «Это было чудо какое-то…» Встретились, чтобы тут же расстаться. Он уехал в танковый батальон. Она ушла к раненым. И хотя между ними ничего об этом не было сказано, они уже знали, что будут стремиться встретиться снова. Перед тем, как попасть на фронт, Ольга Борисенко проходила практику в госпиталях. Немало наслушалась в палатах: кто-то шутя рассказывал о победах над женскими сердцами. Ольга с поклонниками вела себя сухо и строго. «Я не признавала легких романов, - говорила она. – Искренне полагала, что любовь и счастье возможны только после войны. И тут появился Женя. Он был трогательный и скромный. Наш медсанбат следовал за танковой армией, в которой служил Евгений. Мы часто передвигались, разворачивая операционные столы то в палатках, то в полуразрушенных домах. Когда бывало затишье, Женя мчался на попутках, чтобы разыскать меня. Всегда появлялся неожиданно». Около медсанбата разгружали полуторку. Санитары носили раненых. А Евгений держал Ольгу за руки и говорил о том, какая она необыкновенная. «Да вы же меня совсем не знаете». «Вижу и знаю». Он увидел в глазах этой девушки надежду на доброту, счастье. И потом он помнил – Ольга спасла ему жизнь. «Любовь – над бездной поднятый маяк». Их встречи были всего лишь мгновениями среди боев, смертельного риска, лишений и всего того, что называется фронтовыми буднями. «На что мы могли надеяться? - говорила Ольга Иосифовна. - Каждый день – бомбежки, обстрелы. Рядом с тобой – смерть. Не знаешь, останешься ли ты в живых. А счастья все равно хотелось». Встречаться они могли очень редко. Второпях, на людях. Они стали верить, что любовь поможет им выжить. Чувство такое появилось, что сродни - религиозному. На фронте надо во что-то верить - слишком жестоки будни на войне. «Ты стоишь со скальпелем в каком-то здании, - говорила Ольга Иосифовна. - Перед тобой раненый. Сестра держит коптилку. И тут начинается обстрел. Ты не можешь не только спрятаться. Не можешь даже показать, как тебе страшно: рядом с тобой беспомощные люди, которые на тебя смотрят и ждут помощи. Сначала мы красный крест навешивали, а потом поняли – по кресту и будут целиться». «Танк сравню с бочкой, только бронированной, - говорил Евгений Викторович. – Представьте себе, что по бочке бьют железом, танк бросает по ухабам, а ты колотишься внутри. Тесно, душно, темно. Сидишь на снарядах. Чтобы взять побольше, мы складывали их под ноги. Мы глохнем от шума. Угораем от газов, которые скапливаются внутри, когда стреляют пулемет, пушка. Выскакиваешь потом из танка, как очумелый»... Слишком много на войне дикого, безобразного. Там не место для тонких, изящных чувств. Полковник В.М. Крят, однополчанин Шкурдалова, сказал мне: «Человеку с воображением на фронте труднее, чем жесткому. А цинику легче, чем романтику. Виной тому страх, который входит в подсознание»... Страх, который испытывает человек на войне, способен парализовать чувства, исказить самое искреннее влечение. Потому так много на войне несчастливых встреч. Однако эти двое каким-то непостижимым образом сберегали деликатность своих чувств и отношений. «Девушке на фронте очень тяжело среди мужчин, - говорила Ольга Иосифовна. - Женя подкупил меня тем, что ухаживал как-то старомодно, по-рыцарски. Помню, по дороге в медсанбат он в порушенном взрывами лесу собрал букет незабудок и принес мне. Это было очень необычно на фронте. Я беру незабудки, а у самой одна мысль: счастье, что он на мины не попал. А переписка с моими родителями? Объяснившись в своих чувствах, Женя попросил у меня адрес моих родителей. И все в письме о том, какая я хорошая. Попросил у родителей моей руки». День за днем они жили в тревоге друг за друга. Однажды, стоя на высотке, он увидел, что немецкий бомбардировщик заходит над лесом, где стоял медсанбат. Взрывы подняли землю... Ольгу, стоявшую у операционного стола, швырнуло в сторону, завалило обломками. Только клок халата остался снаружи. По этому клочку халата ее нашли и вытащили. Или как она узнала о том, что он горел в танке под Знаменкой. Танк подбили, и вспыхнуло горючее. Огонь бил с такой силой, будто из аэродинамической трубы. Евгений едва успел выбраться сквозь огонь из люка, отбежать в сторону. И танк взорвался. Евгений Шкурдалов был храбрым офицером. В книге Главного маршала бронетанковых войск П.А. Ротмистрова «Стальная гвардия» я нашла описание одного боя, в котором отважно проявил себя старший лейтенант Шкурдалов. Украинский город Золочев. Танковая бригада, совершив бросок по проселочным дорогам, ночью появилась на улицах города. Расчет был на быстроту и внезапность. Танк Шкурдалова подавил зенитную батарею, разбил стены немецкой казармы и открыл огонь по врагу. Вдруг дорогу перерезал выскочивший из переулка немецкий танк. До него – считанные метры. Мгновенно Шкурдалов решает – идти на таран. Ему удается ударить в борт. И снова Шкурдалов дает команду: «Вперед!» В марте 1944 года в танковый корпус пришло сообщение – Е.В. Шкурдалову присвоено звание Героя Советского Союза. Самая счастливая в их жизни дорога. Это уже после мая 45-го. На грузовой машине они ехали из Вены в Гомель, где жили родители Ольги, праздновать свадьбу. Везли на свадьбу две канистры спирта и консервы. Жених и невеста сели за стол в военном обмундировании. Оба они вернулись с фронта с подорванным здоровьем. Война догоняла их, напоминая о себе старыми ранениями и контузиями. Но религия сердца, как еще называют любовь, помогала и спасала эту семью. Евгений Викторович окончил два высших учебных заведения, работал в области ракетостроения. Ольга Иосифовна, повидавшая на войне столько смертей, стала ведущим акушером в одном из районов Москвы. Они вырастили двоих сыновей, пошли внуки. Потом пришло тяжелое известие: Евгений Викторович скончался. Я навещала Ольгу Иосифовну и видела каким страшным ударом для нее стала потеря мужа. Теперь потомки этой большой семьи трепетно хранят память о необычайной встрече их родителей-фронтовиков, а также бабушки и дедушки – Ольги и Евгения Шкурдаловых. Они, встретившие друг друга на войне в самых трагических обстоятельствах, на многие годы смогли привнести в свою семью ту особенную радость и доброту, которую дано узнать только любящим людям. Людмила Овчинникова Источник: stoletie.ru |
Женщинам на войне...Посвящается памяти Юлии Друниной и женщинам, прошедшим войну...
До сих пор не совсем понимаю, Как же я, и худа, и мала, Сквозь пожары к победному Маю В кирзачах стопудовых дошла. И откуда взялось столько силы Даже в самых слабейших из нас?.. Что гадать!-- Был и есть у России Вечной прочности вечный запас. *** Нет, это не заслуга, а удача Стать девушке солдатом на войне. Когда б сложилась жизнь моя иначе, Как в День Победы стыдно было б мне! С восторгом нас, девчонок, не встречали: Нас гнал домой охрипший военком. Так было в сорок первом. А медали И прочие регалии потом... Смотрю назад, в продымленные дали: Нет, не заслугой в тот зловещий год, А высшей честью школьницы считали Возможность умереть за свой народ. Юлия Друнина |
Арслан Сибгатуллин - 4 года "Священная война" Пока мы помним о них, они живы.  |
 Юлия Друнина … На носилках, около сарая, На краю отбитого села, Санитарка шепчет, умирая: — Я ещё, ребята, не жила… И бойцы вокруг неё толпятся И не могут ей в глаза смотреть: Восемнадцать — это восемнадцать, Но ко все́м неумолима смерть… Через много лет в глазах любимой, Что в его глаза устремлены, Отблеск зарев, колыханье дыма Вдруг увидит ветеран войны. Вздрогнет он и отойдёт к окошку, Закурить пытаясь на ходу. Подожди его, жена, немножко — В сорок первом он сейчас году. Там, где возле чёрного сарая, На краю отбитого села, Девочка лепечет, умирая: — Я ещё, ребята, не жила… |
Эхо Войны
.. В конце войны, во время оно, в лесах, под Балтикой седой
Смотрели в небо "Эрликоны". В свой страшный, в свой Последний бой. Лежали штабелем обоймы стальных трассирующих пчёл Враг, ошибаясь в прошлых войнах - их горький опыт не учёл.. Пусть будут сбиты над Либавой одна машина за другой Но нашей Мощью, Силой Правой, Судьбы карающей ногой Враг будет стёрт с Земли Советской, оставив на полях у нас Хвалёной техники немецкой нетронутый боезапас. Живуча смерть на поле брани - и через 30 с лишним лет Германский "орднунг" и старанье наделать могут много бед. Моё желание - банально. За слёзы Жён, за кровь Отцов Чтобы хоть раз ад арсенальный рванул в руках своих творцов. Геннадий Баксичев
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • * и через 30 с лишним лет - написано именно тогда, когда эта Цифра соответствовала Реальному Времени. И в лесах Прибалтики штабелями в человеческий рост лежали снаряды, а в нескольких метрах пирамидами вывернутые из них боеголовки. И время от времени эта радость (особенно будучи вытащеной на солнцепёк и подсохнув) жахала так, что мало не покажется.... Жахнуло и за несколько минут до написания строк, которые выше. Никого не задело, но в себя народ долго приходил.. Такие дела. ** может немного отличаться от текста в изданной книге. пишу по-памяти. |
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами Они стояли, кучка дикарей, И хриплыми смеялись голосами. У края бездны выстроили в ряд Бессильных женщин, худеньких ребят. Пришел хмельной майор и медными глазами Окинул обреченных... Мутный дождь Гудел в листве соседних рощ И на полях, одетых мглою, И тучи опустились над землею, Друг друга с бешенством гоня... Нет, этого я не забуду дня, Я не забуду никогда, вовеки! Я видел: плакали, как дети, реки, И в ярости рыдала мать-земля. Своими видел я глазами, Как солнце скорбное, омытое слезами, Сквозь тучу вышло на поля, В последний раз детей поцеловало, В последний раз... Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас Он обезумел. Гневно бушевала Его листва. Сгущалась мгла вокруг. Я слышал: мощный дуб свалился вдруг, Он падал, издавая вздох тяжелый. Детей внезапно охватил испуг, Прижались к матерям, цепляясь за подолы. И выстрела раздался резкий звук, Прервав проклятье, Что вырвалось у женщины одной. Ребенок, мальчуган больной, Головку спрятал в складках платья Еще не старой женщины. Она Смотрела, ужаса полна. Как не лишиться ей рассудка! Все понял, понял все малютка. - Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи. Дитя, что ей всего дороже, Нагнувшись, подняла двумя руками мать, Прижала к сердцу, против дула прямо... - Я, мама, жить хочу. Не надо, мама! Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? И хочет вырваться из рук ребенок, И страшен плач, и голос тонок, И в сердце он вонзается, как нож. - Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты вольно. Закрой глаза, но голову не прячь, Чтобы тебя живым не закопал палач. Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. И он закрыл глаза. И заалела кровь, По шее лентой красной извиваясь. Две жизни наземь падают, сливаясь, Две жизни и одна любовь! Гром грянул. Ветер свистнул в тучах. Заплакала земля в тоске глухой, О, сколько слез, горячих и горючих! Земля моя, скажи мне, что с тобой? Ты часто горе видела людское, Ты миллионы лет цвела для нас, Но испытала ль ты хотя бы раз Такой позор и варварство такое? Страна моя, враги тебе грозят, Но выше подними великой правды знамя, Омой его земли кровавыми слезами, И пусть его лучи пронзят, Пусть уничтожат беспощадно Тех варваров, тех дикарей, Что кровь детей глотают жадно, Кровь наших матерей...  Машенька, связистка, умирала На руках беспомощных моих. А в окопе пахло снегом талым, И налет артиллерийский стих. Из санроты не было повозки, Чью-то мать наш фельдшер величал. ...О, погон измятые полоски На худых девчоночьих плечах! И лицо - родное, восковое, Под чалмой намокшего бинта!.. Прошипел снаряд над головою, Черный столб взметнулся у куста... Девочка в шинели уходила От войны, от жизни, от меня. Снова рыть в безмолвии могилу, Комьями замерзшими звеня... Подожди меня немного, Маша! Мне ведь тоже уцелеть навряд... Поклялась тогда я дружбой нашей: Если только возвращусь назад, Если это совершится чудо, То до смерти, до последних дней, Стану я всегда, везде и всюду Болью строк напоминать о ней - Девочке, что тихо умирала На руках беспомощных моих. И запахнет фронтом - снегом талым, Кровью и пожарами мой стих. Только мы - однополчане павших, Их, безмолвных, воскресить вольны. Я не дам тебе исчезнуть, Маша, - Песней возвратишься ты с войны! |
Память.
То лето начиналось романтично: скромный сельский парень не сводил глаз с новенькой врачихи, накануне приехавшей на отработку на практику. Врачиха вечерами на посиделках душевно пела с подругами, потом в потёмках шла в больничку, где и жила. Паренёк шел следом, не смея приблизиться, потом долго стоял и смотрел на светлый квадрат окна, ругая себя за стеснение и нерешительность. 22 июня страшным набатом прогремело страшное слово "война"... ..Потоптавшись у порога, он было уже повернулся уходить, так и не собравшись с духом, но всё приметила старенькая санитарочка, шугнув очередь больных, втолкнула его в кабинет. - "Наташа, я ухожу на фронт. Будешь меня ждать?" - "Буду ждать всю жизнь." Подхватил её на руки, закружил.. Тяжёлые косы выскользнули из-под белой косынки, рассыпались непослушные шпильки. Он бросился их подбирать, собрал в горсть и не вернул - забрал на память.. Вот и всё что было... Слякотной осенью сорок пятого вечером постучали в окно. Солдат с вещмешком за плечами долго чистил от грязи сапоги, разулся и прошёл к печке, грел руки, оттягивая важный, но необходимый разговор. Потом решился, открыл вещмешок, достал тугой свёрток, развернул. Ярким мягким плюшем с коврика смотрели медведи - подарок от того, долгожданного, убитого в последний день войны. Гость долго рассказывал, как воевали вместе, как подарок этот его друг берёг для невесты, как смертельно раненый просил привезти коврик и на словах сказать, что любит её пуще света белого... Положил на стол пачку её писем и заторопился. Этот коврик, выцветший от времени, латанный-перелатанный хранится у меня. Помню, как тётушка гладила его иссохшей морщинистой рукой, смотрела куда-то вдаль, сквозь года, не замечая струящихся слёз. Наказала мне беречь. Берегу. И вот завтра я вновь достану этот коврик, застелю камчатной скатертью стол, поставлю кружку и ломоть чёрного хлеба. Светлая память погибшим на фронтах и их невестам, так и оставшимся одинокими. Не вышедшие замуж, не родившие детей, жившие памятью.. Время стёрло фамилию солдата. Осталось одно имя - Александр. Александр и Наталья. Вы встретились там, на небесах.. |
Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей. Они до сей поры с времен тех дальних Летят и подают нам голоса. Не потому ль так часто и печально Мы замолкаем глядя в небеса? Летит, летит по небу клин усталый, Летит в тумане на исходе дня. И в том строю есть промежуток малый - Быть может это место для меня. Настанет день и журавлиной стаей Я поплыву в такой же сизой мгле. Из-под небес по-птичьи окликая Всех вас, кого оставил на земле. Мне кажется порою, что солдаты С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей. |
Маме. февраль 1974
...Проходит по телеэкрану
Какой-то фильм - он о войне. Пусть это было очень рано, Но было всё это - при мне. Я с этим словом освежаюсь - Война - не допинг, не наркоз. Я - не в тылу. Я всё сражаюсь, И фронт мой былью не зарос. Мне сорок пятый дорог очень, Забыть его нельзя никак - Он и сегодня правомочен, И завтра тоже будет так. А мать меня была моложе... Меня согрев в своём тепле, Со всеми воевала тоже За жизнь и правду на земле Геннадий Баксичев |
М.А.С. середина сентября 1973г.
Нет, не уступим мы, мой друг, ни на иоту
Чужим войскам, чужим полкам, чужому флоту. И пусть, как флаг борьбы за мир, не выцветает Вся полосатая, как тигр, душа морская!!! Геннадий Баксичев |
 |
 День Победы Идут года, но кровоточат раны, Врагами нанесенные в бою, Спасибо, дорогие ветераны, За молодость беспечную мою! За то, что не стреляют автоматы, Что мины не взрывают тишину, Вы были молоды, ни в чем не виноваты, За что судьба вам уготовила войну? Чтоб дать нам право жить на этом свете, Вы шли сражаться, грудью на врага, Вас ждали дома мамы, жены, дети… Храня тепло родного очага… За то, чтоб звезды в небе нам сияли, За то, чтоб на дворе цвела весна, Сражались вы, и «за ценой не постояли», Но непомерно высока цена… И каждый год весной, в начале мая, Объединяет праздник всю страну, Смотря на вас, я всякий раз не понимаю, За что судьба вам уготовила войну?!!! И слезы всякий раз встают туманом, Готовы ливнем грусти течь из глаз, Спасибо, дорогие ветераны, Вам всем! Отдельно каждому из вас… Как кровь, сияют красные тюльпаны, Возложенные к «Вечному огню», Спасибо, дорогие ветераны, За молодость беспечную мою… Я никогда, поверьте, не устану, За ваши подвиги вас всех благодарить, Спасибо, дорогие ветераны, За этот шанс под мирным небом жить! (Ю. Олефир) |
Со временем всё зарастает былью,
Что связано с минувшею войной, Уж не приходят вдовы к надмогилью, Траншеи битвы заросли травой. Людская память вечно помнит милых Отцов, мужей, любимых, сыновей, Забыть она солдат войны не в силах, Что жизнь отдали Родине своей. Ведь только сердце помнит боль утраты И чувствует, какая ей цена, С полей сражений не пришли солдаты, Их не убила в памяти война. Они живые, словно в сорок пятом, Забыть не могут ни жена, ни мать, Хоть памятники есть везде солдатам, Но некому уже их вспоминать. Сыны полков – теперь седые деды, Победный сорок пятый так далёк! Прекрасный праздник – славный День Победы, В сердцах нет боли, только холодок. Блестят на солнце ордена, Звенят торжественно медали, Гордится ими вся страна, Они свободу отстояли. Всё меньше остаётся их, Седых защитников народа, Что приближали счастья миг, К победе шли четыре года. Их украшает седина, Сияют новые медали, В долгу пред ними вся страна, Тепла они не ощущали. Я в форме на парад иду, В душе царит благоговенье, Гремят фанфары раз в году, И продолжается забвение. Мы за свободу шли на бой, Войны безусые солдаты, Чтоб защитить страну собой. Уводят мысли в сорок пятый... Это было в мае на рассвете, нарастал у стен рейхстага бой. Девочку немецкую заметил наш солдат на пыльной мостовой. У столба, дрожа, она стояла, в голубых глазах застыл испуг, а куски свистящего металла смерть и муку сеяли вокруг… Тут он вспомнил, как, прощаясь летом, он свою дочурку целовал, может быть, отец девчонки этой дочь его родную расстрелял… Но сейчас, в Берлине, под обстрелом, полз боец и, телом заслоня, девочку в коротком платье белом осторожно вынес из огня. Скольким детям возвратили детство, подарили радость и весну рядовые Армии Советской, люди, победившие войну! И в Берлине в праздничную дату был воздвигнут, чтоб стоять в веках, памятник советскому солдату с девочкой спасенной на руках. Он стоит, как символ нашей славы, как маяк, светящийся во мгле. Это он – солдат моей державы – охраняет мир на всей земле!  |
| Часовой пояс GMT +3, время: 22:20. |
vBulletin v3.0.1, Copyright ©2000-2024, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co